Читать интересную книгу Опасно для жизни - Фридрих Незнанский

Он быстро шагал по территории больницы. Возле серого корпуса следовало повернуть направо и через пятьдесят метров — лаборатория в расположенном у самой ограды больницы трехэтажном особнячке. Альгерис скорыми шагами сокращал расстояние до цели и вдруг, словно споткнувшись, замер. Прямо на него шел Александр Борисович Турецкий, собственной персоной.

Первым побуждением Альгериса было немедленно рвануть назад, к машине, стоявшей за оградой больницы. Только спортивная выдержка и необычное поведение Турецкого остановили его.

Турецкий шел по больничному двору с женщиной. Они двигались навстречу Альгерису, ничего вокруг не замечая. Сосредоточенное лицо Турецкого с острым, холодным взглядом, каким помнил его Альгерис, когда следователь его допрашивал по делу в казино, это лицо было в данный момент сияющим лицом влюбленного мальчишки. И обращено это лицо было исключительно к идущей рядом стройной женщине. Женщина первая почувствовала взгляд Альгериса и удивленно подняла темную бровь. Альгерис резко отвернулся, как бы прикуривая.

— Наталья Николаевна, — послышался звонкий девичий голос. От серого здания к парочке бежала молоденькая девушка. Женщина обернулась. Обернулся и Турецкий.

Альгерис свернул в боковую аллею громадной больничной территории и сел на самую дальнюю скамейку. Достал сигарету и закурил уже по-настоящему.

Та-ак. Так. Первой его мыслью было, что лабораторию уже накрыли. Да как и не предположить этого, когда следователь проходил в пятидесяти метрах от нее! Но здание лаборатории, просвечивающее сквозь густой, с красной осенней листвой кустарник, имело вполне мирный вид. Вот из дверей вышел высокий парень с завязанными в хвост длинными волосами. Парень закурил, жмурясь в лучах осеннего солнца. Следом вышел курчавый коротышка. Парни чему-то рассмеялись. Все это не укладывалось в картину разоблачения преступной деятельности. Да и на всей территории больницы продолжалась мирная жизнь — сновали сотрудники в накинутых на белые халаты куртках и плащах, спешили к больным посетители, бродили рабочие в спецодежде. Нет. Лабораторию не накрыли.

Да и на лице Турецкого не было радости от служебных успехов. Скорее, оно было смятенно озабочено. Озабочено тем, как понравиться красивой стройной женщине.

Альгерис расхохотался. «Ох, чудны дела твои, Господи», — повторил он, сам того не ведая, мысли гостиничной дежурной. Да этот Турецкий просто влюблен! Как мальчишка, как последний дурак!

Что ж, это совершенно меняет дело. Видимо, Нино неустанно молится о нем, облегчая своими молитвами его задачу. Не надо похищать следователя. Это трудно и опасно. Открылся куда более легкий путь — похитить эту самую Наталью Николаевну. Так назвала женщину звонкоголосая девчушка. Альгерис бросил окурок в урну и направился к лаборатории.

— Ну что. Мужик, конечно, ни при чем, — рассказывал Гоголев Турецкому о допросе водителя фирмы «Горячев и компания». — Когда сказали ему, что его фургон заминирован был, он чуть копыта не отбросил. Прямо в моем кабинете. У меня, говорит, трое детей от разных жен, и все сиротами остались бы. Забавный мужик, — усмехнулся Виктор. — Составили фоторобот на водителя «Газели» и мужика в кепке. Он его Лениным назвал.

— Это почему же? — удивился Турецкий.

— Да, говорит, похож на вождя мирового пролетариата. Невысокий, в кепке, глаза хитроватые, в морщинках. Простой и разговорчивый. Ну а как твои успехи в беседах с гепатитными наркоманами. Или с наркоманными гепатитниками? Что обнаружило следствие?

Они коротали время перед ночным рейдом в «малинник». Пить ввиду предстоящей операции не следовало, и мужчины пробавлялись кофейком с бутербродами. И пили понемножку.

— Знаешь ли ты, Виктор Петрович, как был аттенуирован вирус бешенства? — спросил Турецкий.

— Что это ты, как Рабинович, вопросом на вопрос отвечаешь? — осведомился Гоголев, не очень понимая, о чем его спросили. Он подлил коньяка в рюмки.

— Не знаешь, — вздохнул Турецкий. — А я теперь знаю. Я даже знаю, как выглядел Луи Пастер. Мои знания могут и не понадобиться именно сегодня. Но любая информация ложится в копилку. В базу данных, так сказать. Никому не ведомо, что и когда потребуется вытянуть из нее.

— Если бы я не знал, что ты трезв, я подумал бы, что ты пьян, — заметил Гоголев. — А все наши петербургские женщины…

— А что ваши петербургские женщины? — подобрался Александр Борисович, пригубливая коньяк.

— Губят они вашего брата москвича, — отозвался Гоголев.

— А вашего питерского брата они не губят? — поинтересовался Турецкий.

— Мы привыкши. Да и то, съездишь куда-нибудь, посмотришь на красавиц иногородних и иноземных и подумаешь: нет, таких, как в Питере, нет.

— Чем же они особенные? — спросил Саша. Почему-то ему этот разговор показался чрезвычайно важным.

— Как тебе сказать… Я ведь много людей перевидал по роду своей деятельности, сам понимаешь. Вот старушки питерские. Те, что белая кость, голубая кровь. Там все понятно. Они все живут в прежней жизни. И три седых волосины в аккуратный пучок укладывают. И яйцо всмятку сами себе на подносе подают. В фарфоровой подставке. Это, заметь, в коммуналке. Где рядом матерится пьяный сосед, выехавший из Ленобласти и прописавшийся по лимиту.

— Ты что же, проявляешь великодержавный шовинизм по отношению к деревне?

— К деревне, прежней деревне, я отношусь с величайшим уважением, Саша, — серьезно ответил Виктор. — Деревня жила строго соблюдаемыми нравственными устоями. Все друг у друга на виду. Все друг друга знают. Все перед всеми отвечают. Да что говорить, это общеизвестно. А вот рабочие поселки, где собираются случайные люди, временщики, это совсем другое дело. Там жизнь временная и как бы ненастоящая. Понарошку. То есть можно пакостить, гадить повсеместно. А потом другая жизнь будет, приличная.

— А при чем тут…

— А при том, что недоброй памяти Григорий Васильевич Романов в какие-нибудь десять лет весь наш город превратил в такой рабочий поселок. — Гоголев опрокинул коньяк. Александр, чтобы понять ход мыслей коллеги, последовал его примеру.

— А при чем тут… — снова попытался он повернуть разговор в интересующее его русло.

— Вот я и удивляюсь. Среди этого повсеместного питерского рабочего поселка встречаются женщины. Не старушки с седыми буклями. Средних лет, моложе, совсем молодые. Они петербурженки, понимаешь? Они умны, ироничны, при этом ранимы. Они совершенно непрактичны, но удивительным образом ухитряются выживать даже в сегодняшнем бардаке, не теряя достоинства. Они могут тратить последние деньги на какие-нибудь причуды: камни в чудной оправе, какие-нибудь бесполезные картины, не имеющие никакой рыночной стоимости, но важные именно для них. Откуда в них это? Мне кажется, это какая-то магия здешних болот. Будто они колдуньи какие-то или русалки. Вот кажется, вспыхнет свет — и они исчезнут. Кстати, все эти женщины, как правило, полуночницы. Оживают к вечеру.

— Что же, в Москве таких женщин нет? — спросил Александр, наполняя стопки.

— Ты знаешь, почти нет. А если есть, то это бывшие петербурженки, — рассмеялся Виктор. — Правда, москвички замечательные женщины — стильные, сильные, четкие. Но… как сказать? Они всегда знают, чего хотят от жизни. Это хорошо. Но в этом нет очарования.

Саша задумался, пробиваясь сквозь пары коньяка. Так уж и нет? Да его собственная жена, Ирина.

Все, что излагал Виктор, можно было в той или иной мере наложить на светлый образ законной супруги. Правда, каменья в чудной оправе она на последние деньги покупать не будет. Она последние деньги на Ниночку истратит, а в остальном… Да и еще наверняка… Взять хоть… Но слегка затуманенный коньяком мозг отказывался подыскивать примеры. И вообще, рассуждения Гоголева Александру нравились. Они в некотором роде снимали с него вину: просто это петербурженки такие колдуньи и русалки, а он ни при чем. Проходил мимо и угодил в сети. Поэтому Саша сказал почти ласково:

— Скажите, какой поэт! В прошлое наше знакомство я и не заподозрил в тебе этакого романтизма. — При этом Александр наполнил стопки. — Ну что ж, давай выпьем за петербургских женщин. Кстати, а что мужчин такого рода в Питере нет? Этаких полуночных романтиков?

— Есть. Но тебя ведь интересуют женщины? Александр рассмеялся. Мужчины чокнулись и выпили.

— Что ж, минут через пятнадцать выезжаем.

— Куда едем? Что за притон?

— Едем на Васильевский. Хозяин квартиры некий Захаров по кличке Масленок. После смерти родителей им с сестрой осталась пятикомнатная квартира. Вскоре сестра исчезла странным образом. Ушла в булочную и не вернулась. До сих пор в розыске. Захаров тут же притон и организовал. Наркоту достать сейчас не проблема: иди на Сенную или на Невский рынок поезжай. Вот он за дозу девчонок-наркоманок под клиентов подкладывает. И клиентам зелье продает. И ведь не возьмешь, гада, все вину на себя берут: я, мол, добровольно, по любви. Если возьмут Захарова, где дозу добыть без денег? Это они понимают. Так что сволочь порядочная этот Захаров. Пора, — глянув на часы, поднялся Гоголев.