Читать интересную книгу И-е рус,олим - Елизавета Михайличенко

А это что за сука с мотором? Я, блин, уже всю жопу седлом набил, а он на тачке рассекает по самому центру! По улице Пророков он решил покататься в Судный День, сука! Араб, что ли? Щас ты у меня стресс словишь, гад! По всей усатой харе! Давить меня при свидетелях ты зассышь. Спокойно, Боря, по законам физики ты не слишком быстро перелетишь через машину. Страховка у меня -- на внуков хватит. На таран!

Ну вот, бздливо визжит тормозами... Ну выйди теперь, поговорим. Аха... Точно, араб. До чего обнаглели, суки. Катайся в Йом Кипур по своей деревне -- тебе никто слова не скажет. Но выпендриваться и плевать на наши традиции в самом центре моего Города!

-- Давай, хабиби, вылезай! Мы сейчас твою машину с колес на крышу поставим. Так что тебе лучше из нее выйти.

О, как реверсом рванул, сука. Пусть теперь рассказывает своим, как ему чуть машину не отрихтовали. Вместе с ряхой. Все лучше, чем будет похваляться, как клал на евреев с их Йом Кипуром.

А че я такой дерганый? Голодный. Не факт, что перелетев через тачку удачно бы приземлился. Стоило ли? Не, не стоило. Но правильно сделал. Потому что нехрен.

Гриша

-- Привет, Гришаня! Че, не ждал? А когда ж, как не в Судный День. Прости и накорми.

Кинолог. Наконец-то. Какой-то он взмыленный. Я перед ним вроде как виноват, хотя и не настолько, чтобы самому идти просить прощения. Конечно, это не он убил Марту. Но тогда мне было совершенно ясно, что -- он. И я вел себя соответственно. Не сдал в полицию. И никто не сдал. Поэтому никого и не трогали, даже не вызывали. Глупо просить прощения за адекватное поведение. Он это, конечно, так же ощущает, а то бы не пришел. Про руку он тоже знает -- иначе протянул бы свою, а не хлопнул по плечу.

-- Это ты меня прости. Как-то все на тебе сошлось тогда, сам понимаешь... В общем, хорошо что ты пришел, я рад... Хавку сам ищи, я сегодня со своим народом.

-- А че это ты голодаешь?

Авансом. Мне предстоит потный нечистый год. Почему прощение у Всевышнего надо просить после совершения проступка? Я прошу -- до. Так честнее. В конце-концов, ведь это не я загнал себя в угол. Это не по моей воле оказался я с куриной лапой, не способной ни на что.

-- В бой, Кинолог, надо идти натощак. Поэтому. А ты возьми в холодильнике -- там что-то есть, я недавно загружал. И модель вчера что-то жарила. Мне, знаешь, модели уже не позируют, но еще стряпают.

Жаль, что я решил поститься -- надо бы было с ним выпить.

-- А если не закусывая, будешь?

-- Хрен с тобой, лей.

-- Во, Гришаня, смотри, как я тебе пригодился! Я тебе утяжелил испытание. Тебе придется смотреть, как я жру, да еще мучиться от употребления без закуси, гы. Ты теперь настоящий страдалец за веру. Тебе это зачтется... Нет, виски я тебе не налью -- это как кожаная обувь, слишком роскошно. Это что? Арак, аха. Во, пей арак. Че, правда лить? По полной? Ну ты даешь!.. Со свиданьицем! И чтобы все суки получили по заслугам!

Пить без закуски -- последнее дело, особенно в жару. Да выходит -- день такой. Собственно, мне даже есть что обмыть. Кто бы мог подумать, что торговать сокровищами так просто.

-- Гришаня, что-то у тебя вроде изменилось... а вот что именно...

-- Хищный блеск в глазах появился.

-- Не, он у тебя всегда был хищный.

Стук в дверь. Знакомый стук. Неужели явился? Вот уж... Впрочем, что удивительного. Это уже двадцать лет у нас так -- стоит двоим собраться, тут же откуда-то остальные подтягиваются. Но его я, все-таки, не ждал. Не думал, что решится. Во всяком случае вот так, не предупредив, не прощупав почву. Ну что, молодец.

-- Открой ему, Кинолог,-- слишком громко говорю я.-- А я пока ножи спрячу.

Ну и зачем я это сказал? Кинолог зыркает осуждающе и идет открывать. Давид входит осторожно, как будто в воду. А я продолжаю, повернувшись спиной, но видя его в оконном отражении:

-- Не буду, пожалуй, убирать ножи. А вдруг он с топором пришел? Так чего зря суетиться.

Поворачиваюсь. Натыкаюсь на блаженную растерянную улыбку Давида и его полоумный взгляд.

-- Привет, ребята,-- говорит он так, словно выходил за сигаретами,-как здорово, что вы тут оба. Поздравьте меня.

-- Легко,-- говорит Кинолог.-- А ты в обмен нас прости. И помоги бутылочку уговорить.

-- Простить и помочь? -- странным голосом переспрашивает Давид, но трясет головой и продолжает.-- Да, конечно, прости меня Гриша. Ну ты знаешь за что.

-- Пожалуйста-пожалуйста,-- услужливо отвечаю я, вспомнив анекдот про сантехников.

-- В общем, все уже позади, да? -- канючит Давид и заглядывает в глаза.

-- Давид, ты пить будешь? -- спрашивает Кинолог -- он явно не ловит кайф от этого спектакля.-- Или как?

-- О, у меня есть тост! -- восклицает Давид.-- Но я пост ведь держу.

-- Тю, пост! Нормальные люди делают, как Гришаня. Пей, но не жри.

Давид вроде как задумывается. И неуверенно говорит:

-- Вообще-то пить нельзя так же, как и есть. Ничуть не меньше.

-- Тогда я поставлю вопрос иначе,-- хмыкает Кинолог -- он уже сожрал мой ужин и подобрел.-- Ты нас уважаешь? Не уважить людей в Йом Кипур -страшный грех. Самое главное для праведной жизни знаешь что? Выбрать из двух грехов меньший и совершить его. И испить дозу благодати, равную разности между грехами, гы.

Давид упрямо наклоняет голову, мнется:

-- Нет. В любой другой день было бы да. Но не сегодня.

-- Блин! -- возмущается Кинолог,-- а че ты тогда приперся? Неужели ты считал, что Гришаня тебя простит, не выпив с тобой на мировую? Короче, я тебе наливаю, а ты не тормози, как пресловутый осел и выбирай из какой охапки сладостных грехов отведать, гы.

-- Я дождусь третьей звезды, и мы выпьем, ладно?

-- Аха, а я потом поеду домой на велосе пьяный, в темноте и попаду под колеса. И грех, Давид, будет на тебе. Ты че ломаешься? Ты ведь у Гришани не телку увел. А целую музу! Что тебе важнее -- прощение или ритуал?

Давид затравленно смотрит на нас, потом одаривает идиотской улыбкой и поднимает стакан:

-- Ну ладно, мужики, за моего эмбриона! Ему уже три месяца. А я только вчера узнал, представляете?

Давид

У Гриши под дверью велосипед. Проверяю -- тормозные колодки стерты на обоих колесах примерно одинаково. Это хорошо, раз так, значит Гриша нажимает на ручник правой рукой не реже, чем левой. Значит, все не так страшно с десницей. Белка, как всегда, драматизировала. Медлить дальше невозможно. Я вздыхаю и стучу в разрисованную дверь. На ней нежатся те же гаремные красавицы. Раньше Гриша менял картинку не реже раза в месяц.

-- Открой ему, Кинолог,-- с веселой злостью кричит Гриша.-- А я пока ножи спрячу!

Мгновенно перехватило горло от того, что он узнал мой стук. Сколько в мире таких людей? Даже Лея могла бы не узнать. И эта шутка, как будто у него Кинолог... Конечно, заранее приготовился, знал что я не смогу не прийти. Знает меня лучше, чем я сам себя -- ведь до последнего момента не решался.

Но дверь и правда открывает Кинолог. Жующий умиротворенный Кинолог. Гриша делает вид, что отвлекся на вид из окна. Он, конечно, уже больше прикалывается, чем злится:

-- Не буду, пожалуй, убирать ножи. А вдруг он с топором пришел? Так чего зря суетиться.

Хорошие у меня друзья, все-таки.

-- Привет, ребята! Как здорово, что вы тут оба. Поздравьте меня.

-- Легко,-- говорит Кинолог.-- А ты в обмен нас прости. И помоги бутылочку уговорить.

Прости и помоги?.. Ну хватит, сколько можно дергаться из-за этого словосочетания. Здесь-то уж этот "простипом" явно случайно. Хотя, что значит случайно? Так можно сказать, что и Кинолог у Гриши случайно оказался. Но не это сейчас главное. Я пришел за прощением и должен его получить.

И я его получаю. На радостях рассказываю друзьям о беременности Леи. И рефлекторно пью из стакана, который поднял только, чтобы обозначить тост. Откуда, все-таки, тут взялся Кинолог? Он победоносно ухмыляется. Уверен, что убедил меня выпить в Йом Кипур. Ну да ладно, раз так получилось. И если все равно так получилось, то почему бы не продолжить. Есть я тоже ничего не буду, как Гриша. Потому что ограничение себя в чем-либо это проявление уважения к запрету, даже если его нарушаешь. И теперь очень важно случайно что-то не съесть, потому что шаг в сторону должен быть один, а если позволить себе два-три и больше, то это уже бегство, и оно неостановимо. В этом смысле Галаха должна отличаться от устава караульной службы.

Гриша все делает левой рукой. Только стакан держит правой, но как-то неловко. Да и велосипед оказался Кинолога. Плохо. Но выглядит он не несчастным. Он выглядит так, словно внутри у него разворачивается звенящая спираль новой затеи. Если это так -- хорошо. А это так, я его слишком хорошо знаю. Не буду его пока ни о чем спрашивать. Пусть сам расскажет.

У Гриши все вообще здорово изменилось. А что именно? Диван, кресло те же. Картин меньше. На этажерках всякие интересные штуки. Но это все так, пустяки, а ведь ощущение, что именно радикально что-то изменилось... Исчез запах красок и всякой околохудожественной химии. Поэтому у мастерской нежилой облик и какая-то искусственность. Понарошку. И это все из-за меня. В углу теперь компьютер. Интересно, он в Сети бывает?