Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Митя растерялся. Все началось совершенно не так, как он рассчитывал.
— Катя, он все-таки примчался, — громко сказал Сергей.
— Что? — сквозь шум воды голос жены.
— Дорогая, у нас гости! — сказал Сергей.
Когда жена вошла, Митя поразился, какое у нее светлое, юное лицо. Увидев мужа, она тоже почему-то не испугалась, не устыдилась. Она почти обрадовалась, выдохнула с облегчением:
— Это ты. Хорошо. Как хорошо, что ты приехал.
Она заговорила быстро, виновато:
— Мне надо было раньше, но я не могла. Так трудно лгать, ты знаешь. Я старалась, но у меня не получилось. Ты видел, у меня не получается обманывать. Я не умею.
Этот ее виноватый тон очень не понравился Сергею. Чего уж так унижаться, житейское дело.
— Женщина, — строго сказал он, — иди в кухню. Человек с дороги. Должен отдохнуть.
Катя посмотрела на этого мерзавца снизу вверх, как на божество, вся лучась, сияя от счастья, и ушла.
— Митя, ты есть будешь? — спросила из кухни.
— Не буду, — буркнул Митя.
— Будет, — сказал Сергей, направляясь в спальню.
И тут Митя наконец опомнился.
— А что здесь вообще происходит?! По какому праву вы распоряжаетесь моей женой?
— Это уже не твоя жена. Это моя жена.
— И не смейте говорить мне «ты»! — тонким голосом вскрикнул Митя.
— Позвольте, я хотя бы частично оденусь, — и уже из спальни: — Кстати, мы ведь незнакомы. Меня…
— А я не собираюсь с вами знакомиться!
— …зовут Сергей.
— Убирайтесь вон из моего дома!
— Может, вы лучше…
— Вон отсюда!
— …выспитесь, а утром мы спокойно поболтаем о наших делах.
— «Наших»?! У меня нет с вами никаких дел. У меня с вами не может…
— Ну как хотите. Но ты же… пардон, вы же в таком состоянии, что…
— Катя! — закричал Митя вошедшей жене.
— Не кричи так, Бога ради. Сейчас я тебя кормить буду, — она вытирала руки о полотенце. Вернулся Сергей, одетый, как и намеревался, «частично», то есть в брюках, но без майки, без рубашки.
— Катя, очнись! Что ж ты делаешь?! Ведь ты и я… Ведь это же нельзя! Нельзя вот так вот взять, и все псу под хвост. Всю жизнь…
— Ой, Митя, не надо, — устало попросила жена. Она даже не собиралась спорить с мужем, точно все было решено и от него уже ничего не зависело.
— Хорошо. Хорошо. Да. Хорошо, — быстро проговорил Митя, вскинув подбородок.
Он говорил, глядя не на них, не на этих двоих, а исключительно в пространство перед собой; вернее будет сказать, глядя внутрь себя, всматриваясь, вслушиваясь с мазохистской приятностью в оттенки собственных пронзительных ощущений — ах, как он был трогателен, несчастен, как благороден он был.
— Я все понимаю, — говорил Митя. — Я согласен. Пусть будет так, как хочешь ты. Я не надеюсь на благодарность. Я не жду понимания. Я мешаю тебе. Да, хорошо. Я тебе не нужен больше. Я понимаю это, и я уйду из этого дома.
— Господи, — всплеснула руками Катя, — да кто тебя гонит-то? О чем ты вообще?
Она накрывала на стол и даже жевала что-то. Какое безразличие. Какая жестокость.
— Я должен уйти. И я уйду! — звонким пионерским голосом. — Я могу совсем уйти, чтобы не мешать вам.
Митя заметил, что Сергей, вооружившись фруктовым ножичком, приводит в порядок ногти, и задохнулся от бешенства. Плебей! Он понаблюдал за Сергеевыми манипуляциями.
— А вы, наверное, футбол любите? — спросил Митя, как сумел, ядовито.
— А? — Сергей не понял, яд не подействовал.
— А пиво? — не успокаивался Митя. — Вы пиво любите?
— Ну, — кивнул Сергей, так и не поняв.
А вот Катя поняла сразу. У нее даже лицо побелело. Она усмехалась недобро, презрительно.
— Зато ты у нас милорд, — сказала Катя. — Белая кость, голубая кровь. Ну и дерьмо же ты. И всегда был дерьмом.
Митя просто и ясно понял, что Катю вернуть нельзя: она не уходила — она уже ушла, и в ее глазах он вовсе не благородно-несчастен и возвышенно-трогателен, а жалок, мелок, нелеп. У Мити подбородок задрожал. Губы его не слушались. Но он все-таки выговорил обиженно:
— Ты выбрала очень удачный момент, чтобы ударить меня. Ты именно теперь, когда умерла моя мама…
— А она не умерла, — сказала Катя, мягко улыбаясь. — Я ее убила.
Митя засмеялся.
— Я всегда ее ненавидела. И я ее убила, — сказала Катя все с той же мягкой ласковой улыбкой.
— Ведь ты же не нарочно, — пожал плечами Сергей. — Так неудачно все получилось.
— Получилось так, как я хотела, — сказала Катя. — Я хотела ее смерти, и я ее убила.
— Что ты несешь? — сказал Сергей.
— Я больше не могу, — сказала Катя. — Я устала. Пусть знает.
— Он же теперь всем расскажет.
— Кому? Зачем? Что он расскажет?
Странно было, что они в его присутствии говорят о нем в третьем лице. Как о мертвом. Митя переводил злобный взгляд с его лица на ее и обратно, вслушиваясь в их разговор со вниманием и особого рода довольством, подобно судье или следователю, наблюдающему удавшуюся очную ставку.
Сергей перехватил этот его взгляд.
— Ты ничего не понял, — слишком поспешно и слишком, пожалуй, серьезно, сказал Сергей Мите.
Тот лишь улыбнулся снисходительно, зубы оскалил, явно чувствуя себя хозяином положения, и перевел взгляд на Катю.
Взлохмаченные волосы, не причесанные еще после душа. Крохотная родинка у правого уголка рта. Бело-розовые следы комариных укусов на босых ногах. Халат прираспахнулся на груди, и было видно, что линия кофейного загара на коже повторяет вырез платья.
Какой там хозяин положения! Глядя на нее, на эту женщину, шлюху, убийцу, эту тварь, Митя понимал просто, беспомощно, с неотвратимым ужасом, как бесконечно он ее любит, и теперь отчего-то любит даже более, чем прежде, вопреки всякому разуму, всякому здравому смыслу.
С машинальной застенчивостью, как под взглядом чужого, Катя запахнула халат.
— Я тебя посажу, — сказал Митя, едва справляясь с ласковым бешенством желания.
— И ведь посадит, — весело подтвердил Сергей.
Он опять уже присосался к минералочке и бутербродик уминал, этих двоих не дождавшись, челюстями работал.
— И тебя, кстати, тоже, — Митя уронил в сторону Сергея брезгливый взгляд.
— Ну уж меня-то хоть не впутывайте, — все так же весело взмолился Сергей, но увидел, что Митя направился к двери. — Эй, куда пошел?
— Пусть уходит, — равнодушно сказала Катя.
— Как это «пусть уходит»?! Он ведь сейчас… Э, лапулька моя! — Сергей встал на Митином пути. — Не спеши. Мы ведь еще…
Но разность весовых категорий была не в пользу Сергея. Митя легко оттолкнул его прочь, и Сергей распластался на полу нелепейшим, унизительнейшим образом. Да еще в салат попутно вляпался, так сказать, пролетая мимо и неосторожно задев. Огурчики, помидорчики. Да и сметана оставит на брюках характерные пятна.
Обманутый супруг прощально усмехнулся поверженному сопернику, но покинуть поле боя не сумел, так как был настигнут прытким соперником почти уже у самой двери.
В спину Сергей не бил. Как воспитанный хомо сапиенс, он сначала развернул Митю лицом к себе и только тогда вломил ему по морде.
Игривая мелодрама, плавно преобразившись в тягостную драму, стремительно перерастала в будничную трагедию.
Сервировочный столик откатился, дребезжа пластиковыми и никелированными деталями. С грохотом опрокинулась подставка для цветочных горшков.
Митя рухнул возле камина с разбитым ртом. И для головы нашлось к чему крепко приложиться, теперь вот шишка будет, вот ведь незадача, а Катюша, кстати сказать, и внимания не обратила, обсметаненные брюки, конечно, волнуют куда как сильнее. А прямо перед глазами — неплохое орудие для выяснения семейных отношений: тяжелые каминные щипцы, антиквариат, можно сказать, наследие царизма.
Катя заорала очень вовремя, заметив это самое наследие царизма, занесенное над головой Сергея.
Он успел увернуться, так что чудовищный удар пришелся лишь по касательной, задев, однако, голову, плечо, руку.
Митя вознамерился было совершить вторую попытку, но Сергей энергично возразил ему. Он орудовал каминными щипцами и тогда, когда Митя уже лежал на паркете и от ударов вполне можно было и воздержаться.
Результат был естествен, страшен, грязен: Митя валялся на полу с размозженным черепом.
Молодая вдова сидела на корточках у стены, зажимая ладонями рот. Иногда через ладони вместе с дыханием прорывалось нечто среднее между воем и хрипом.
Сергей отшвырнул щипцы, поднял с полу бутылку и, далеко запрокинув голову, вытянул остатки минеральной воды. Рубашка на его спине потемнела от пота.
Катя поднялась и, дошаркав до новоявленного убийцы, обняла его, прижалась лицом к темному пятну на спине.
Тело убитого супруга они зарыли у забора. Дом их был крайний в ряду. За тем забором темнел лес и бесшумно ронял листву. Они обошлись без фонаря — ночь была чистая, звездная.
- Ящер страсти из бухты грусти - Кристофер Мур - Современная проза
- Клуб радости и удачи - Эми Тан - Современная проза
- Стихотворения и поэмы - Дмитрий Кедрин - Современная проза