– Очень жалею, что у меня нет арбалета с двумя десятками болтов. И палаша, – пожаловался я на судьбу.
– Надо было взять один из трезубцев козлоногих, – укорил меня Проповедник.
– Ты пробовал их поднять? Они тяжелее двуручников, и по лесу с такими шестами ходить очень непросто.
– Ну-ну. Драться кинжалом, конечно, проще, – возразил он мне, но я не стал влезать в спор.
Тыква, наш новый бессловесный спутник, плыла то впереди, то позади, порой исчезая из видимости на долгое время. При других обстоятельствах я бы посвятил ей все свое внимание, как явлению крайне необычному, но не сейчас, когда один герцог хочет вернуть украденное и наказать воров.
– Какая она? Душа, которую ты забрала? – спросил я у Гертруды.
– Девочка, не больше двенадцати лет. Ее держали в фигуре, так что мне пришлось разрушить чужую работу, чтобы вызволить пленницу.
– Ее, конечно же, убили?
– Несчастного ребенка ударили по голове или чеканом, или молотком.
– Что она знает такого, что может быть опасна для целой династии Бьюргона? – с недоумением пробормотал я, совершенно не ожидая, что мне ответят.
– Судя по одежде, она из тех времен, когда пришел конец прошлой династии. Остального не знаю и не желаю знать. Это смертельные тайны, и даже мне опасно к ним прикасаться. Предпочитаю доставить душу в Арденау, а там уже пускай с ней разбираются те, кто любит возиться с политикой.
– Ты очень нелюбознательная ведьма, – заметил Проповедник.
– Когда дело касается моей жизни – совершенно нелюбознательная. У меня было несколько знакомых ведьм, их страшно распирало любопытство, действительно ли Ситризаил столь красив, как об этом пишут в демонических книгах.
– И как? Книги были правы?
– Ведьмы не смогли рассказать. Представь себе, демон заставил их съесть собственную требуху, а затем утащил в ад оставшееся.
Проповедник долго оценивал услышанное, затем прочистил горло и произнес:
– Очень… образный пример.
Гертруда усмехнулась, и тут мы услышали отдаленный собачий лай.
– Иисусова плащаница! – подскочил Проповедник. – А вот и охотнички по ваши души! Бежим!
– Псы бегают быстрее, – не согласилась Гертруда, оставшись на месте. – Разве не слышишь, что они взяли след? Теперь их должны спустить с поводка. Стоим на месте. Я смогу с ними справиться.
Лай приближался, становился звонче, злее, азартнее. По мне, здесь и хороший охотничий арбалет не поможет – пока прибьешь одного, начнешь перезаряжать, остальные с радостью вопьются тебе в глотку.
Четыре черных лохматых пса выскочили из рябинника, летя, словно выпущенные стрелы. Они едва касались лапами земли, в три секунды преодолев большую часть расстояния между нами.
Гера ничего не делала. Ровным счетом ничего. Но псы, словно почуяв что-то, замедлили бег, заскулили и поползли к ней на брюхе.
У Проповедника челюсть отвалилась в буквальном и переносном смысле.
– Это же йомернская порода. Они с щенячьего возраста признают лишь одного хозяина и слушаются только его!
– Я все-таки ведьма, – с достоинством ответила Гертруда.
Она шевельнула пальцем, и звери, страшно зарычав, бросились назад. Туда, откуда только что прибежали.
– Пусть охотники сами разбираются с теми, кого выпустили, – мстительно произнесла колдунья.
Мы поспешили прочь. Разумеется, я прислушивался, но крики были столь слабы, что я счел их своим разыгравшимся воображением.
– Скоро вечер, – напомнил нам Проповедник в очередной, кажется, двадцатый раз. – А мы до сих пор торчим в Кайзервальде.
– В отличие от нас, ты можешь этого не делать, – напомнил я ему. – Бери Тыкву за компанию, и дождитесь нас на границе леса.
– Боюсь, с такой скоростью, как у вас, я сам скоро стану Тыквой или Пугалом на том месте, где стоит вас дожидаться. Так мы заблудились?
– Нет. Направление верное.
– Тогда почему мы еще в лесу?
– Потому что Пугало высадило нас там, где это было можно.
– Говорил я вам, Людвиг – идите по дороге. Тут безопаснее, тут безо… Опасность! – завопил он, глядя куда-то мне за спину и тем самым спасая жизнь.
Я машинально прыгнул в сторону, и арбалетный болт, пролетев мимо, ударился в древесный ствол.
Гертруда уже швырнула в высыпавших из-за деревьев охотников лиловое проклятие, и мы бросились прочь. Тыква летела у меня над головой и издавала хрюкающие звуки, что я расценил, как глумливое хихиканье. Ее (или Пугало, которое ею управляло) погоня чертовски забавляла.
– Как жаль, что песики не прикончили всех ублюдков!
Я хотел сказать Проповеднику, что надо довольствоваться тем, что имеешь, но берег дыхание. За спиной загудел ловчий рожок. Гертруда легко подпрыгнула, крича сущую бессмыслицу, ударила рукой по воздуху, тот со звоном отозвался, и снежный отпечаток ладони, висящий в двух с половиной ярдах над землей, медленно угас.
Когда впереди загудел второй рожок, мы изменили направление, побежав вправо, тем самым надеясь сбить погоню со следа.
Тыква продолжала хрюкать, и я с раздражением подумал, что было бы здорово оставить ее здесь. Еще один болт пролетел ярдах в четырех, теперь уже целились в Гертруду. Заклинание, оставленное девушкой за спиной, грохнуло и взвыло, когда мы пробрались через цепляющийся за одежду кустарник и вывалились на большую поляну.
А затем появились шестеро всадников в одеждах цветов герцога. Они тут же пустили лошадей в галоп, показывая тем самым, что не собираются брать пленных.
– Не думай обо мне! Защищай себя! – крикнула Гертруда, взлетев в воздух, словно птица, и сделав кувырок через голову, так что подол ее перепачканного платья раздулся пузырем.
Мне стало не до того, что там происходило в дальнейшем, потому что один из этих господ едва не перерубил меня пополам. Я отскочил, он пролетел мимо, лишь для того, чтобы уступить место своему товарищу. Я не нашел ничего иного, как воспользоваться фигурой искажения пространства, обратив ее на себя. Человек к такому нечувствителен, он даже не увидит, что произошло, а животных это сильно смущает.
Лошадь, чтобы избежать столкновения с непонятным для нее препятствием, резко остановилась, и всадник, не удержавшись в седле, перелетел через голову, со всего маха грохнувшись на землю. В полете он потерял эспадон, чем я тут же воспользовался, но применить оружие так и не успел. Все было кончено.
Останки людей и лошадей пожирали появившиеся из ниоткуда отвратительные мучнистые черви. Они пульсировали, поглощали плоть, двигая оранжевыми мощными челюстями. Проповедник всем своим видом показывал, что его сейчас стошнит, Тыква хранила задумчивое молчание, а Гертруда сидела на изрытой копытами земле, баюкая сломанную левую руку. Ее белые губы скороговоркой шептали одни и те же слова. Сущая бессмыслица, кроме четырех строчек:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});