297. КОМПА́СНЫЙ ЗАЛ
В дубовом паркете картушка компа́са, —Столетье, как выложил мастер ее.Над нею звезда полуночного часа,Касается румбов лучей острие.
В скрещении гулких пустых коридоровСтою и гляжу напряженно вперед,И ветер холодных балтийских просторовВ старинные стекла порывисто бьет.
…Стоят по углам, холодея как льдины(Мундиров давно потускнело шитье),Великовозрастные гардемарины,За пьянство поставленные под ружье.
Из дедовских вотчин, из всех захолустий,Куда не доходят морские ветра,Барчат загребли и теперь не отпустятЖелезная воля и руки Петра.
Сюда в Петербург, в мореходную школу,И дальше на Лондон или Амстердам,Где пестрые флаги трепещут над молом,Где в гаванях тесно груженым судам.
И тот, кто воздвиг укрепленья Кронштадта,Чьи руки в мозолях, что тверже камней,Он делал водителей русского флотаИз барски ленивых и косных парней.
Читали указы в примолкнувших ротах:«Чтоб тем, кто учебе бездельем претит,Вгоняли науку лозой чрез ворота,Которыми лодырь на парте сидит».
И многих терзала телесно обида,И многие были, наверное, злы,Зубря наизусть теоремы Эвклида,С трудом постигая морские узлы.
А в будущем — кортик, привешенный косо,И мичмана флота лихая судьба:«Лупи по зубам, не жалея, матроса» —На то его доля слуги и раба.
С командой жесток, с адмиралами кроток,Нацелься на чин — и проделай прыжокПоближе к дворцу и под крылышко теток,На невский, желанный всегда бережок.
Но были и те, кто не знал унижений,Кто видел в матросе товарища дел,Кто вел корабли сквозь пожары сражений,Кто славы морской для отчизны хотел,
С кем флот проходил по пяти океанам,Кто в битвах с врагом не боялся потерь:И шведы разбиты, и нет англичанамОхоты соваться к Кронштадту теперь.
Об этом я думал полуночным часом,О славе, о бурных дорогах ее…Звезда высока над картушкой компа́са,Касается румбов лучей острие.
1939
298. «Или помните, или забыли…»
Или помните, или забылиЗапах ветра, воды и сосны,Столб лучами пронизанной пылиНа подталых дорогах весны?..Или вспомнить уже невозможно,Как виденья далекого сна,За платформой железнодорожнойТолько сосны, песок, тишина.Небосвода хрустальная чаша,Золотые от солнца края.Это молодость чистая ваша,Это нежность скупая моя.
299. «Возможно ли, чтоб годы эти…»
Возможно ли, чтоб годы этиЩадили нас! Но вновь встаетАпреля горьковатый ветер,Тревожный шум воскресших вод.Возможно ли в разлуке дальной,В тревогах, в помыслах, в кровиХранить огонь первоначальнойНаивно-горестной любви!А я, как ива в пору злуюОсенних бешеных ветров,Клонюсь под вихрем поцелуев,Горячечных и нежных слов.За нами бури и походыИ можно ли, мой милый друг,Вознаграждать себя за годыБылых и будущих разлук?О, потеплевший под рукамиГранит скамейки ледяной!Нет, не смеюсь я над слезами,В тот вечер пролитыми мной.Теперь мне легче и свободней.Отбушевал внезапный гром.…Я не могу писать сегодняТебе о чем-нибудь другом.
300. «В июне, в северном июне…»
В июне, в северном июне,Когда излишни фонари,Когда на островерхой дюнеНе угасает блеск зари,Когда, теплу ночей доверясь,Под кровом полутемнотыУже раскрыл смолистый верескСвои лиловые цветы,А лунный блеск опять манилУйти в моря на черной шхуне,Да, я любил тебя, любилВ июне, в северном июне.
301. ТОВАРИЩУ
На Черноморье шторм десятибалльный,В Новороссийске буйствуют ветра.Товарищ мой, отдай салют прощальный,Давно с тобой нам свидеться пора.
Давно пора, преграды далей руша,Спаять сердца и руки заодно,Шторма изрядно высушили душу,Но дружбе в них иссохнуть не дано.
Ложись на норд с предгорий знойных Крыма,И мы тогда, в безмолвии ночном,Окутавшись котельным синим дымом,Поговорим о счастье боевом.
И выйдем в ночь, где сумрачные водыДробят о камень черную струю,Где в зареве немеркнущем заводыМорскую мощь республики куют.
Спеши, товарищ, — море стало нашим,И пусть походы холодны и злы,Форштевнями стремительными вспашемЗа Таллином балтийские валы.
На Черноморье шторм десятибалльный.Пора вернуться в бухту кораблю.Я жду тебя упрямым, беспечальным,Таким, какого знаю и люблю.
<1940>
302. ПЕСНЯ («Пускай во тьме бушует вьюга…»)
Пускай во тьме бушует вьюгаИ снег летит на паруса, —Не плачь, не плачь, моя подруга,Не слушай ветра голоса.Зажгла звезда мне нынче трубкуСвоею искрой голубой.Кладет волнами на борт шлюпку,Но не погибнем мы с тобой.Не видно дали бирюзовой,Дорога в море нелегка,Но привыкать к борьбе суровойДолжна подруга моряка.Уже мигнул огонь зеленый,Маяк на горной высоте,И берег, снегом заметенный,Забрезжил смутно в темноте.И пусть взмывают чайки, плача,К метельно-снежной вышине, —Не изменяет мне удача,Пока ты помнишь обо мне.
<1940>
303. ПЕРЕД ПОХОДОМ
Мы вместе курили, дул ветер осенний,Уже холодела вода,И серые тучи над нами висели,И плыли над морем года.
Трещал пулемет над пустынным заливом,Кричали в выси журавли.Они улетали на юг торопливоОт грозной балтийской земли.
Хотелось раскрыть исполинские крыльяИ ринуться в дальний простор,Лететь, осыпаемым солнечной пылью,Над синими гребнями гор.
Лететь, разрывая завесы тумана,Ломать горизонта кольцо,Чтоб пламенный ветер широт океанаС размаху ударил в лицо.
Окончена трубка и высыпан пепел,Команда по вахтам идет.И грохот по клюзу стремящейся цепиУже предвещает поход.
Сигналы трепещут на мачтах треногих,Горит боевая заря.Пред нами ведущие к славе дороги,Союза большие моря.
1940
304. «Метет поземка, расстилаясь низко…»
Метет поземка, расстилаясь низко,Снег лижет камни тонким языком,Но красная звезда над обелискомНе тронута ни инеем, ни льдом.И бронза, отчеканенная ясно,Тяжелый щит, опертый на гранит,О павших здесь, о мужестве прекрасномТоржественно и кратко говорит.
1941
305. СОНЕТ («Когда владеет морем мертвый штиль…»)
Когда владеет морем мертвый штиль,Мы видим часто бухты и маяки,—То лжет мираж, приподнимая знаки,А берег наш за сорок с лишком миль.
Но видно всё: седеющий ковыль,Кроваво пламенеющие маки,Прибрежной пены охряную накипьИ бота перевернутого киль.
Мечты мои, неуловимой теньюВозникшие на грани сновиденья,Коротким блеском прорезают тьму.
И в этот миг глазам открыты сноваПути в морях тревожных и суровых.Но берег есть. И я пробьюсь к нему!
1941
306. ТЕБЕ