его. По лицу пленника струились слёзы, и он что-то усиленно бормотал.
Подумать только, что я творю, подумал про себя Виктор, неужто Владыка Ада изменил не только мою ауру, но и душу? И кто я теперь: демон или человек?
Виктор распорол чёрную дублёнку Кинжала, оголив грудь пленного. На дрожащем теле виднелось множество шрамов, синяков и ссадин. На левой грудине скалилась татуировка пса, на правой был изображён длинный кинжал, который обвила змея.
— Развяжи ему рот, пусть скажет последние слова, — приказал Виктор Однорукому.
— Он ведь орать начнёт.
— Тогда снова свяжем.
Когда верёвка слетела со рта пленного, тот не сразу понял, что может говорить.
— Вы… вы… уроды… Отпустите! ОТПУСТИТЕ! Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ!
— Скажи мне, когда ты приносил тридцать юношей в жертву, ты хоть слезу пустил? — Виктор взглянул на Кинжала глазами, от которых пленника связало в узел. Холод и лёд.
— Я просто выполнял приказ, пойми… Я…
— Ты стоял за куполом, совсем безучастно. Будь завеса прозрачной, ты бы, наверняка прихватил попкорн и наслаждался бы зрелищем, верно? А когда вы вошли, как тебе вид распоротых, как мягкие игрушки, тел невинных ни в чём ребят? Как тебе?
Виктор помнил, как потоки демонов пожирали их. Число парней таяло и крики всё больше заполоняли округу. Но никто не пришёл им на подмогу. Никто. Он выжил только потому, что как трус сбежал и упрятался в вонючей, грязной бочке мусора. Но теперь… Теперь всё перевернулось.
— Отпусти меня, умоляю, отпусти, — остатки гордости покинули Кинжала вместе с очередной струёй мочи. — Я клянусь, клянусь, больше никогда, никогда…
— Ответь мне честно, скольких невинных человек вы отправили в Ад? Говори. — Виктор прислонил нож к горлу пленника и тот заскулил.
— Я уже не помню, — признался Кинжал, — не помню! Мы это делаем раз в три месяца или полгода, чтобы демоны… чтобы они сжалились… сжалились над нами!
— Что ты такое несёшь, кретин?! — Сталь прикоснулась к дрожащей шее пленного, и тонкая струйка крови сбежала вниз. — Зачем?! Зачем вам помощь демонов?!
— Затем… затем же, что и тебе, — прохрипел Кинжал. — Ты думаешь… думаешь, что мы зло и понапрасну убиваем невинных людей, но… Если мы не будем этого делать, они, эти твари… Прорвутся и перебьют всех нас! А если приносить им жертвы, демоны успокаиваются…
— Инквизиция должна бороться с этими выродками, — сказал Виктор. Он долго думал, зачем же ими тогда пожертвовали, к чему бросили умирать. Зачем? Почему то, что должно бороться со злом, с ним сотрудничает? Глубоко в душе он надеялся, что это было недоразумение, ошибка, осечка. Что Акела, он просто ублюдок, который ради силы, сотрудничает с демонами… А всё остальное — охота на него, война с язычниками, всё, всё, что сейчас происходит — это только его вина. Ведь он по своей глупости сам заключил контракт с демоном, случайно оступился, но это ещё ничего не значит! Даже когда он сидел в тюрьме, ожидая приговора, он думал, что только пара болтов в этой системе прогнила. Виктор надеялся, что, узнав врага в лицо, он победит его и воцарится справедливость. Наивный глупец!
— Ты совсем идиот, Зверев? — Кинжал на секунду обрёл твёрдость и решительность. — Мы не можем их победить… не можем! Всё, что происходит, всё, что Инквизиция показывает — это ложь. Они говорят, что побеждают демонов, что сражаются с отродьями, не жалея себя. Что язычники — это враги, одержимые злыми силами, но знаешь, что? — Кинжал улыбнулся и нервно захихикал. — Всё это ложь и брехня, наркоз для совести… Язычники не такие уж и плохие, если на то пошло. Мы убиваем их не только за то, что они иноверцы. Лесные чудища не желают приносить жертвы потусторонним существам, отличных от своих богов. Они не хотят служить кому-то, кроме своих жалких божков! А демоны, демоны, которых мы кормим, которым льстим и с кем сотрудничаем, требуют, требуют, чтобы язычники умерли, раз не хотят преклонять перед ними колени. Так что на тебе, Зверев, кровь, кровь большая. Ты убивал людей, которые ничем не провинились, которые защищали свой дом! Ха-ха-ха… Ха-ха…
— Если ты… всё это знал, то почему… почему не пошёл против? — Голос Виктора стал рассеянным и сбитым. Руки его дрожали и ненависть закипала в нём.
— Бесполезно… Всё это бесполезно, наивный ты дебил. Ты не победишь систему, которая строилась годами. Ты не сможешь, не сможешь. А даже если захочешь, то тебе придётся испачкать руки в крови… Я…
Виктор Зверев левой рукой сжал горло Кинжала и тот задёргался. Однорукий что-то кричал и попытался оторвать друга от пленника, но Зверев молниеносным ударом руки отбросил беловолосого на несколько метров. Однорукий ударился об дерево и уронил голову на грудь.
— Чудовище… Ты… ещё хуже меня… — по лицу Кинжала лились слёзы. — Демон…
Глаза Виктора горели ярко-красным пламенем, которое ярко плясало и норовило сжечь его изнутри. Он уже ни о чём не думал.
— Демоны убили мою семью, — прошипел он, одной рукой вдавливая пленника в камень, — отца, мать, сестру. Я пришёл сюда, чтобы отомстить этим ублюдкам, надеялся, что здесь найду справедливости… — Он засмеялся и свободной рукой, в которой держал нож, воткнул лезвие прямо в живот пленнику. Кинжал дёрнулся. Зверев ударил ножом снова. Снова. И снова. Другая рука продолжала сдавливать хрупкую шею. Кинжал посинел, из губ его бежали струйки крови, глаза испугано бегали туда-сюда, и он уже бился в предсмертных конвульсиях. — Всё это грязная ложь… Я отомщу. Убью всех. Сначала вырежу вас, чёртовых уродов, а потом примусь за демонов. — Он продолжал дырявить брюхо пленника и рукав руки сверху донизу обагрила яркая, красная кровь. Струйки пара выползали из живота, а кишки змеями вытекли наружу. Кинжал давно испустил дух и глаза его остекленели, но Виктор Зверев не останавливался. — Я всех вас прикончу, всех… — Шея пленника дёрнулась и задрожала, пока с рваным хрустом не отделилась от шеи. На том месте, где ещё мгновение назад была голова, фонтаном забрызгала кровь, окрашивая белый снег в алые узоры.
Зверев дёрнул сильнее и вместе с головой Кинжала змеёй вылетела часть позвоночника. Кровь ползла по костям и капала на чёрный китель Виктора. Он обхватил голову Кинжала руками, хищно улыбнулся, бросил нож и выдавил несчастному глаза. Челюсть головы Кинжала свисла и оттуда струилась кровь. Лицо Зверева окрасилось в кроваво-красный.
— Ты что творишь, — просипел Однорукий, тяжело поднимаясь с земли, — что ты такое…
Чёрное пламя окутало тело Виктора, как доспехи сковывают рыцаря. Воздух вокруг него дрожал.
Однорукий осторожно подхватил лежащий невдалеке клинок. Он было хотел что-то