на стол и делая глубокий вдох.
— Нил…
— Он либо убивает их, либо оставляет умирать, семья это или нет. Единственное, что его сдерживает, — это наша мать, и как долго, по-твоему, это продлится? Возможно, однажды я проснусь и обнаружу, что мы с женой в цепях или в аду благодаря ему. Я не могу позволить этому случиться.
— Ты делаешь это, потому что боишься, что однажды он отвернется от тебя, или потому, что ты действительно хочешь его любви? — спросил Деклан, поставив свое пиво, чтобы почистить пистолет. — Он тоже был паршивым братом. Ты все испортил, но ты был молод. Мы все были молоды.
— Ты не видишь того, что я вижу ночью, Деклан, — ответил я, забирая у него пистолет. — Ты не представляешь, какое отвращение я испытываю к самому себе всякий раз, когда просыпаюсь утром.
— Я начинаю понимать.
— Потому что ты хочешь Мелоди?
— Как…
— Потому что каждый мужчина с работающим членом захочет ее. Трудно удержаться, когда она убивает людей в обтягивающем платье и на каблуках, и ей это чертовски нравится. Мы все хотим этого от наших женщин, но Лиам получил это. Всегда Лиам, — однако у меня достаточно дурной крови, чтобы хватило на всю жизнь. Последнее, что мне нужно, это добавить Мелоди в мой список провинностей. — К тому же, эта женщина напугала меня почти так же сильно, как Оливия.
— Ты собираешься застрелить ее мужа.
В его словах был смысл.
— Да, хорошо, мне нужно найти Лиама, — при первых признаках света я достал прозрачные пули.
— Что это такое? — Деклан схватил одну из них.
— Я называю их заготовками, я сделал их для Лиама. Они будут ужасно болеть и могут вызвать кровотечение, но они не должны его убить. Я вдохновился пейнтбольными мячами.
— Когда все полетит к чертям, а этот план полетит к чертям, не забудь сказать Мелоди, что я ничего не знал об этом.
План не мог провалится. Я бы сделал все, что нужно, чтобы он не провалился. Это было безумие, но таков был Лиам, девяносто восемь процентов всего, что он делал, было безумием, но это работало. Он дал мне слово, что наконец-то оставит прошлое. Может быть, тогда я, наконец, снова смогу дышать, снова спать, снова обрести покой.
Деклан не понимал. Оливия не понимала. Никто не понимал, что я чувствовал. Как глубоко чувство вины въелось в мою душу. Отец неоднократно говорил мне, что семья — это все. Что мы жили и умирали ради семьи, но потом произошёл случай с Лиамом, и я клянусь, Седрик знал, что я сделал. Он смотрел мне прямо в глаза и ждал, когда я признаюсь в своем грехе, но я не мог говорить. Последние двенадцать лет я не мог говорить. Какой смысл быть сильным снаружи, когда ты слаб внутри?
Вот почему мне нужно было это сделать. Не только ради Лиама, но и ради себя… ради Оливии. Чтобы я, наконец, смог стать тем мужчиной, в котором она нуждалась. Вместо этого она была женщиной, которая обнимала меня каждую гребаную ночь, пока я пытался выбросить образ маленького мальчика в шкафчике из головы.
Она хотела детей, но проблема была не в ней, а во мне. Очевидно, мое собственное тело начало меня предавать. Врачи называли это «стрессом», тупые ублюдки. Это был способ моего тела сказать мне, что я не готов быть отцом, не тогда, когда я даже не мог держать себя в руках.
Вздохнув, я приложил голову к винтовке.
— Пусть мой выстрел принесет спокойствие в нашу семью, — прошептал я про себя, прежде чем спрятать крест на шее под рубашку.
Подойдя к окну, я стал ждать. Я бы ждал весь день, если бы пришлось. Но, конечно же, он вышел из-за деревьев.
— Прости меня, — прошептал я, нажимая на курок.
ГЛАВА 19
«Тот, кто превращает себя в зверя, избавляется от боли быть человеком».
— Сэмюэл Джонсон
КОРАЛИНА
День 1
— А-а-а! — я закричала во все горло, когда поток ледяной воды обрушился на меня и мою кровать. Вскочив с кровати, я столкнулась лицом к лицу с… Адрианой, я полагаю? Она выглядела так, словно я была надоедливым сопляком.
— Вы проспали, — она уставилась на меня, поставив ведро на пол.
— Сейчас шесть утра! — закричала я на нее, ужасно дрожа. Почему, черт возьми, она не могла просто встряхнуть меня, как нормальный человек?
— Тренировка начинается за час до восхода солнца. Солнце уже взошло, а это значит, что вы опоздали. — Она подошла к моему шкафу и вытащила два случайных предмета одежды, которые даже не подходили друг другу, а затем бросила их в меня.
— Раздевайтесь.
— Что? — она хотела, чтобы я переоделась у нее на глазах?
Она закатила глаза и указала на мою пижаму.
— Снимите свою пижаму и переоденьтесь, чтобы мы могли начать тренировку, о которой вы умоляли Мэм.
— Хорошо, позволь мне просто сходить в туалет.
— Почему? У вас есть женские особенности, которых нет у меня? — она уставилась на меня.
— Я не помню, чтобы ты была такой болтливой с Мел.
— Что? — спросила Адриана, заставив меня подпрыгнуть.
— Ничего, эта одежда не сочетается, — ответила я, подходя к своему шкафу.
Адриана, конечно, последовала за ним.
— Разве имеет значение, в какой одежде вы будете истекать кровью?
— Истекать кровью?
— Есть причина, по которой люди работают через кровь, пот и слезы, — она закатила глаза, заставив меня почувствовать себя идиоткой.
— Послушай, я новичок в том, чтобы…
— Быть сильной? Быть уверенной в себе? Быть гребаной Каллахан? Да, я это понимаю. Вот почему я раздражена: потому что ты не такая. Разве черные женщины не должны быть сильными?
— Ты меня не знаешь, расистская сука! — закричала я на нее. — Да, я должна была быть «типичной» чернокожей женщиной, той, которая не оставит дерьмового отношения к себе и готова драться в любой