– И только? Ты считаешь, что кормить необходимо лишь тело? А душа? О ней ты забыла, Лиза? Признаться, до сих пор я думала о тебе иначе!
– Тебе ли говорить о душе! Женщина-боксер! Подумать страшно! Вспомни, как Высоцкий пел: «Бить человека по лицу я с детства не могу». А ты сознательно лезешь в людоедский спорт... Вот увидишь, чем закончится твоя авантюра!
– И чем же?
– Женщины, занимающиеся мужским делом, перенимают мужскую грубость! – выпалила Лиза свой решающий аргумент. – Ты поймешь, как ошиблась в жизни, когда твоя дочь отшатнется от тебя!
– Пока грубишь здесь ты одна, ты, не боксер, – мягко возразила Наташа. – Может, будет лучше, если ты придешь к нам на секцию, поглядишь хотя бы на тренировки? Ты во власти предубеждения. А те женщины, о которых ты говоришь, вовсе не переняли мужскую психологию. Они изначально были ущербны, вот и все.
– Быстро же ты забыла о своем горе! И года не прошло, как Сергея не стало, а ты уже снова следишь за своей внешностью, наряжаешься, втираешься в мужской спорт! Зачем это? Не для того ли, чтобы поскорее подобрать себе милого дружка?
– Лиза, и ты говоришь это после того, как процитировала слова Высоцкого? Да в твоих обвинениях больше жестокости, чем в целом чемпионате по кикбоксингу!
– Мы говорим на разных языках. – Не прощаясь, Лиза стремглав вылетела вон из Алениной комнаты. Наташа услышала, как она, не в силах переключиться, резко бросила что-то Жене, который пытался ее удержать. С грохотом захлопнулась входная дверь.
– Ее можно понять, – со вздохом сказала Наташе Алена. – Лиза до безумия любит Славу, а ведь Сережа был его близким другом...
– Не вижу здесь связи с поездкой в Ижевск. И не понимаю, почему это дает Лизавете право судить меня и тем более оскорблять!
– Ну... Человеку ведь свойственно примерять ситуацию на себя, ты же знаешь... Лиза сказала мне недавно, что, потеряй она мужа, она не утешилась бы так быстро. Я-то понимаю, что руководит тобой – слава богу, не первый год тебя знаю... Но Лизе кажется, что ты слишком весела и спокойна для безутешной вдовы.
– О да, я должна на каждом углу демонстрировать свое горе, рвать на голове волосы и ходить в траурных лохмотьях, – саркастически усмехнулась Наташа. – Сережа, случись ему увидеть меня такой, несомненно был бы счастлив. Именно о подобной матери для своих детей он всю жизнь и мечтал! Горе напоказ фальшиво и оскорбительно, как она не понимает?
– Наташа, Наташа, Лиза просто панически боится испытать ту же боль утраты, которая выпала на твою долю. Ей кажется, что в такой страшной ситуации ты поступаешь необдуманно и легкомысленно...
– А я просто не позволяю ситуации крутить меня, точно щепку в водовороте! – Наташа гордо вскинула голову. – Нет, я стараюсь сама контролировать ее. Хватит слез, они лишь иссушают душу. Ты тоже считаешь, что желание держать удар – недомыслие? Я люблю Сережу так же, как любила в день нашей встречи. И не унижу наше чувство показными слезами. Нет, я сделаю все, чтобы он мог гордиться мной!
Некоторое время Алена потрясенно молчала. И лишь потом проговорила:
– Сумею ли я так же любить когда-нибудь?
– Отец Александр сказал мне однажды, что страдания ниспосланы нам в испытание... – ответила Наташа. – Ты уверена, что готова такой страшной ценой испытать безоглядность своей любви?
– А знаешь, Лиза ведь вовсе не хотела тебя оскорбить, когда заявила, что ты уже готова забыть Сережу, – осторожно сказала Алена. – Многие из нашей тусовки всерьез опасаются этого. Дескать, жизнь возьмет свое, и Коля вырастет рядом с чужим дяденькой, воображая, что это его настоящий отец... А судьба Коли не безразлична Сережиным друзьям!
– Я не настолько озабочена проблемами пола, как вы вдруг вообразили, – усмехнулась Наташа. – И уж тем более не собираюсь заниматься поисками нового мужа. Сережа для меня жив. Ну, что ты пугаешься? Я не сошла с ума. Сережа здесь, – она прикоснулась к груди. – Я несу его в сердце.
Прежде чем задать мучивший ее все это время вопрос, Алена колебалась, однако все же решила, что на правах испытанной подруги может позволить себе узнать:
– А если ты все-таки встретишь человека, который понравится тебе? Ну, не сейчас, конечно, а по прошествии лет? Затопчешь ли тогда свое новое чувство или все же позволишь Коле и Анечке называть папой другого?
– Ален, а ты не думаешь, что дети мудрее нас, взрослых? Неужели ты вправду воображаешь, что, приведи я в дом неродного им дядю, они покорно воспримут его, как отца? И почему вы решили, что я не буду рассказывать Коле о том, каким чудесным человеком был Сереженька? Пока, конечно, мой малыш еще не готов узнать, почему рядом с нами нет его папы. Пусть верит, что Сережа уехал и обязательно вернется! Но придет время, и Коля непременно узнает, что его отец – герой, защитивший миллионы людей ценой собственной жизни. Господи, да в конце концов, я же не стану лишать детей общения с Сережиными родными!
– Наташ... твои намерения, конечно, благородны. Но вот ведь что может выйти: ты не дашь своим малышам забыть Сергея, они будут гордиться им. И тут... Появится другой. Не воспримут ли они это как предательство?
– Именно поэтому я и не позволю себе легкомысленно относиться к своей личной жизни. В своем желании защитить память Сергея вы сражаетесь с призраками.
Да, Сергей продолжал идти с Наташей рука об руку. Как и в первые дни после горькой утраты, тысячи примет постоянно напоминали ей о любимом. Звуки, краски, запахи, предметы – все, чего касался Сергей, что ему нравилось или, наоборот, вызывало неприязнь, – вызывало в памяти его облик, интонации, жесты, слова. Однако теперь в этих воспоминаниях не было боли. С мудростью не ума, но сердца Наташа приняла эти мгновения узнавания, черпая в них не страдание, а утешение.
Ее любимый не ушел, он просто растворился в окружающем мире, стал песней, ароматом цветка, даже скрипом ящика комода, в котором продолжала лежать страшная тетрадка с описаниями симптомов болезни. Выкинуть ее было бы кощунством. Пусть лежит, напоминая Наташе о муже каждый раз, когда она проходит мимо комода.
И в любом деле Наташа всегда мысленно советовалась с Сергеем. Когда-то она удивлялась, как часто их мысли оказывались похожими, но теперь Наташе не составляло труда догадаться, одобрил бы Сергей тот или иной ее поступок или нет. Сейчас она не чувствовала за собой вины. Вот такой и хотел бы видеть ее Сережа: смелой, настойчивой, со спокойным достоинством ловящей взгляды проходящих мимо мужчин. Нет, они вовсе не были нужны Наташе, эти мужчины, – ей достаточно было осознания своей женской состоятельности. И поездка в Ижевск была ей нужна. В конце концов, ей нужна была победа! Ради нее стоило выпросить на работе отпуск.