Читать интересную книгу Записки Мегрэ. Первое дело Мегрэ. Петерс Латыш (сборник) - Жорж Сименон

– А капитан Сваан с тех пор так больше и не возвращался…

Комиссар насторожился. Мужчина в тренчкоте, проглотив содержимое пятого стакана и ничем его не запив, нетвердой походкой подошел к печке, задев Мегрэ, и протянул руки к огню.

– Давайте свою селедку… – произнес он.

У него был ярко выраженный акцент – русский, насколько мог судить полицейский.

Они стояли рядом, можно сказать, напротив друг друга. Мужчина несколько раз провел рукой по лицу, и его взгляд становился все более мутным.

– Где мой стакан? – нетерпеливо воскликнул он.

Пришлось вложить стакан ему в руку. Он выпил спиртное, не сводя глаз с Мегрэ, и по его лицу скользнула гримаса отвращения.

Эта гримаса была недвусмысленной и не вызывала никаких сомнений. К тому же в качестве подтверждения своего отношения к комиссару он швырнул стакан на пол, схватился за спинку стула и пробормотал что-то на незнакомом языке.

Несколько обеспокоенный хозяин прошел мимо Мегрэ и шепнул ему тихо, но так, чтобы русский мог все слышать:

– Не обращайте внимания! Он всегда такой.

Мужчина расхохотался пьяным смехом. Он упал на стул, обхватил голову руками и сидел неподвижно до тех пор, пока между его локтями на столе не появилась тарелка с маринованной сельдью.

Хозяин потряс его за плечо.

– Ешьте! Вам станет легче.

Тот снова рассмеялся, но так, что это больше напоминало желчное покашливание. Он обернулся, отыскал глазами Мегрэ, с вызовом оглядел его и сбросил на пол тарелку с сельдью.

– Еще абсента!

Хозяин всплеснул руками и проворчал, словно извиняясь:

– Ох уж эти русские!

И покрутил пальцем у виска.

Мегрэ сдвинул свой котелок на затылок. От его одежды шел сероватый пар. Он заказал только вторую рюмку водки.

– Дайте мне селедку! – попросил он.

Он как раз ел ее с куском хлеба, когда русский, пошатываясь, встал и огляделся вокруг, словно не понимал, что ему делать. Затем, глядя на Мегрэ, он рассмеялся в третий раз.

После этого он остановился у барной стойки, взял с полки стакан и вынул бутылку из оловянного бака с холодной водой.

Он сам плеснул себе в стакан, даже не глядя, что наливает, и выпил, прищелкнув языком.

Наконец, он достал из кармана стофранковую купюру.

– Столько хватит, каналья? – спросил он, обращаясь в пустоту.

И подбросил купюру в воздух. Хозяину пришлось вылавливать ее из раковины.

Русский принялся дергать дверную ручку, которая никак не поддавалась. Хозяин захотел помочь своему клиенту, но тот отпихивал его локтями, и между ними завязалась борьба.

Наконец, силуэт мужчины в тренчкоте растаял в дождливой дымке: он направился вдоль набережной по направлению к вокзалу.

– Ну и тип! – вздохнул хозяин, обращаясь к Мегрэ, который расплачивался у стойки.

– Часто он приходит?

– Время от времени. Однажды он провел здесь всю ночь, прямо на лавке, где вы только что сидели. Одно слово – русский! Мне сказали об этом русские матросы, которые были в Фекаме одновременно с ним. Похоже, он получил неплохое образование. Вы видели его руки?

– Вы не находите, что он похож на капитана Сваана?

– А, вы его знаете… Конечно! Не до такой степени, чтобы их перепутать, но все же!.. Одно время я думал, что это его брат.

Светлый силуэт исчез за поворотом. Мегрэ прибавил шаг.

Он нагнал русского, когда тот входил в зал ожидания третьего класса, где рухнул на скамейку, снова обхватив голову руками.

Час спустя они уже сидели в одном купе вместе со скототорговцем из Ивето, который принялся рассказывать Мегрэ занятные истории на местном нормандском диалекте, время от времени толкая его локтем, чтобы он посмотрел на их соседа.

Русский постепенно сползал с сиденья и в итоге скрючился на нем, уронив голову на грудь: рот на мертвенно-бледном лице приоткрылся, и по купе пополз зловонный запах алкоголя.

Глава 6

«У Сицилийского короля»

Русский проснулся в Ла-Бреоте и больше не спал. Экспресс Гавр – Париж был заполнен до отказа. Мегрэ и его спутник остались стоять в коридоре у входа в купе, глядя на проплывающий за окнами туманный пейзаж, постепенно исчезающий в темноте.

Мужчину в тренчкоте, казалось, совершенно не беспокоило присутствие полицейского. На вокзале Сен-Лазар он даже не воспользовался сутолокой, чтобы сбежать.

Наоборот, он медленно, никуда не торопясь, спустился по большой лестнице; заметив, что его пачка сигарет вымокла, купил другую в табачном киоске вокзала и собрался уже было войти в буфет. Передумав, он пошел вдоль тротуара, еле волоча ноги. На него тяжело было смотреть, настолько весь его вид выражал полную отрешенность, одну из тех стадий уныния, когда уже не хочется ни на что реагировать.

От Сен-Лазара до Отеля-де-Виль путь неблизкий. Нужно пересечь весь центр города, а в районе шести-семи часов вечера тротуары заполняются толпами прохожих и по улицам, словно кровь по артериям, бежит непрерывный поток машин.

Сутуля худые плечи, туго подпоясав плащ, забрызганный грязью и жиром, в ботинках со стоптанными каблуками, он брел в толпе по освещенным улицам, шатаясь и натыкаясь на прохожих, не останавливаясь и не оглядываясь.

Он выбрал самую короткую дорогу, свернув на улицу 4-го Сентября через Центральный рынок; судя по всему, он бывал здесь не раз.

Так он дошел до парижского «гетто», центром которого была улице Розье, прошел вдоль магазинчиков с вывесками на идише, мимо кошерных мясных лавок, лотков с мацой.

На повороте возле длинного темного прохода, похожего на туннель, какая-то женщина попыталась было взять его за руку, но тут же отпустила, видимо испугавшись его вида. Он, казалось, ее даже не заметил.

Наконец он вынырнул на улицу Сицилийского короля, асимметричную, с множеством тупиков, улочек и кишащих людьми дворов. Половину улицы заселяла еврейская община, половину – польская. Пройдя еще двести метров, мужчина вошел в узкий холл какого-то отеля.

Над входом висела фаянсовая вывеска «У Сицилийского короля».

Ниже можно было увидеть надписи на иврите, польском и еще каких-то других непонятных языках, возможно на русском тоже.

Рядом располагалась стройка, где виднелись развалины дома, которые пришлось подпереть балками.

По-прежнему лил дождь. Но ветер в эти переулки не проникал.

На четвертом этаже отеля кто-то резко захлопнул окно. Мегрэ, не колеблясь, вошел вслед за русским.

В холле не было дверей, только лестница. Между этажами находилось нечто вроде застекленной комнатушки, где за обеденным столом сидела еврейская семья.

Комиссар постучал, но вместо двери открылось только окошко в ней. Запахло прогорклым маслом. Еврей был в черной ермолке. Его тучная жена продолжала есть.

– Что вам нужно?

– Полиция! К вам только что вошел мужчина, как его имя?

Еврей проворчал что-то на своем языке, подошел к письменному столу, вынул из ящика засаленный журнал регистрации и молча просунул в окошко.

В этот момент Мегрэ почувствовал, что за ним кто-то наблюдает с неосвещенной лестничной площадки. Он быстро обернулся и увидел, как в десяти ступеньках от него блеснул чей-то глаз.

– Какой номер?

– Тридцать второй.

Он полистал журнал, прочел:

«Федор Юрович, 28 лет, уроженец Вильно, разнорабочий, и Анна Горскина, 25 лет, уроженка Одессы, безработная».

Еврей вернулся на свое место и снова принялся за еду с видом человека, совесть которого чиста. Мегрэ постучал по стеклу. Мужчина нехотя встал.

– Сколько времени он здесь живет?

– Около трех лет.

– А Анна Горскина?

– Она была здесь еще до него. Года четыре с половиной…

– На что они живут?

– Там написано: он рабочий.

– Да что вы говорите! – бросил Мегрэ таким тоном, что поведение его собеседника тут же изменилось.

– Остальное меня не касается, разве не так? – почти заискивающе произнес он. – Платит он регулярно. Уходит, возвращается, но я ведь не обязан за ним следить…

– К нему кто-нибудь приходит?

– Иногда. У меня более шестидесяти постояльцев, за всеми не уследишь… До тех пор, пока они ведут себя прилично. Впрочем, вы ведь из полиции, должны знать этот отель. Мои регистрационные книги всегда в порядке. Бригадир Вермуйе может вам подтвердить, он приходит сюда каждую неделю…

Вдруг Мегрэ резко обернулся и бросил:

– Спускайтесь, Анна Горскина!

На лестнице раздался легкий шум, затем послышались шаги. Наконец, в полоске света появилась женщина.

Она выглядела старше двадцати пяти лет, указанных в журнале. Вероятно, причиной была ее национальность. Подобно большинству евреек ее возраста, она располнела, однако при этом не утратила былой красоты. Ее темные глаза с невероятно белыми блестящими белками были восхитительны.