Читать интересную книгу Записки Мегрэ. Первое дело Мегрэ. Петерс Латыш (сборник) - Жорж Сименон

Глава 5

Пьяный русский

Есть вещи, которыми обычно не хвастают, которые вызывают улыбку, если о них рассказать, но при этом требуют определенной доли мужества.

Мегрэ не спал этой ночью. С половины шестого до восьми утра он трясся в вагоне, продуваемом сквозняками.

Приехав в Ла-Бреоте, он вымок до нитки. Сейчас в его ботинках хлюпала грязная вода, выплескиваясь при каждом шаге, котелок потерял форму, а пальто и пиджак были мокрыми насквозь.

Ветер с дождем стегали с такой силой, словно раздавали пощечины. Улочка опустела. Точнее, это была даже не улица, а простая тропинка, спускающаяся по склону между садовыми оградами. Сейчас она превратилась в поток воды.

Некоторое время Мегрэ стоял неподвижно. Даже его трубка в кармане намокла. Вблизи виллы спрятаться было негде. Все, что он мог сделать, – это как можно плотнее прижаться к ограде и ждать.

Если мимо будут проходить люди, они наверняка заметят его и станут оборачиваться. Возможно, ему придется провести здесь много часов. Не было никаких доказательств того, что в доме находится мужчина. А даже если он там, было мало надежды, что ему понадобится выйти.

Тем не менее Мегрэ с угрюмым видом набил свою промокшую трубку табаком и вжался, насколько смог, в небольшое углубление в ограде…

Офицеру криминальной полиции здесь было не место. Это работа для начинающих, не более. Он сотни раз вот так сидел в засаде, когда ему было от двадцати двух до тридцати лет.

С превеликим трудом ему удалось зажечь спичку: коробок совсем размяк. А может, если бы спичка каким-то чудом не загорелась, он оставил бы свою затею?

Оттуда, где он стоял, не было видно ничего, кроме низкой ограды и ворот виллы, выкрашенных в зеленый цвет. Его ноги оказались в колючем кустарнике. В затылок дул холодный ветер.

Фекам был прямо под ним, но он не мог его разглядеть. Он слышал лишь шум моря, да время от времени раздавался вой сирены и звук проезжающего автомобиля.

Он стоял на своем посту уже полчаса, когда какая-то женщина, по виду кухарка, поднялась по тропинке, неся в руках корзину с продуктами. Она увидела Мегрэ лишь в последний момент, когда поравнялась с ним. Этот огромный силуэт, неподвижно стоящий у ограды на улице, насквозь продуваемой ветром, напугал ее до такой степени, что она бросилась бежать.

Видимо, она работала на одной из вилл в верхней части склона. Несколько минут спустя на повороте показался мужчина, издали посмотрел на Мегрэ, затем к нему присоединилась женщина, и они оба вернулись в дом.

Ситуация выглядела нелепо. Комиссар знал, что у него всего десять шансов из ста, что эта затея увенчается успехом.

И все-таки он продолжал стоять, и причиной тому было смутное ощущение, которое он даже не мог назвать предчувствием.

Это была скорее его собственная теория, которую он, впрочем, никогда не развивал и которая так и оставалась неоформленной в его голове – то, что он про себя называл «теорией уязвимого места».

Любой злоумышленник, любой преступник – это прежде всего человек. А потом уже игрок, противник и так далее, и именно этого игрока пытается выявить полиция, именно на него ведет охоту.

Совершено преступление или какое-то правонарушение. Завязывается борьба на основе более или менее объективных данных. Задачка с одним или несколькими неизвестными, которую пытается решить рассудок.

Мегрэ действовал подобно другим. Как и все остальные, он тоже использовал замечательные методы, которые Бертильон, Рейс, Локар[25] и другие изобретатели предоставили в распоряжение полиции и которые со временем стали настоящей наукой.

Но при этом он всегда искал, ждал, подстерегал, когда же откроется «уязвимое место» преступника. Иными словами, когда из-за спины игрока выглянет человек.

В «Маджестике» он видел перед собой игрока.

Здесь же он чувствовал нечто иное. Мирная, упорядоченная жизнь виллы никак не вписывалась в игру Петерса Латыша. Особенно эта женщина и дети, которых видел и слышал Мегрэ, – они принадлежали совсем другому миру, иной системе нравственных и материальных ценностей.

И поэтому он ждал, находясь в весьма мрачном расположении духа, поскольку слишком любил свою чугунную печку и свой кабинет с кружками пенистого пива на столе, чтобы не чувствовать себя несчастным в такую ненастную погоду.

Свой наблюдательный пост он занял, когда на часах было чуть больше десяти. В половине первого он услышал скрип гравия: кто-то шел по садовой дорожке. Калитка распахнулась, и в десяти метрах от комиссара возникла чья-то фигура.

Отступать Мегрэ было некуда. Поэтому он просто стоял неподвижно, расставив ноги, облепленные мокрыми брюками.

Мужчина, вышедший с виллы, поднял потертый воротник старого тренчкота. На голове у него была серая кепка.

В этой одежде он выглядел очень молодо. Засунув руки в карманы, ссутулив плечи, дрожа от резкой смены температуры, он начал спускаться по склону.

Оказавшись почти в метре от комиссара, он замедлил шаг, вынул из кармана пачку сигарет и закурил.

Создавалось впечатление, что он специально осветил свое лицо, чтобы полицейский смог его разглядеть!

Мегрэ пропустил его вперед на несколько шагов, затем направился вслед за ним, нахмурив брови. Его трубка давно погасла. Весь его вид выражал недовольство одновременно с нетерпеливым желанием во всем разобраться.

Потому что мужчина в тренчкоте был похож на Латыша и в то же время не похож! Тот же рост, примерно метр шестьдесят восемь. Ему вполне можно было дать тот же возраст, хотя в этой одежде он выглядел скорее на двадцать шесть, чем на тридцать два.

Ничто не мешало ему быть оригиналом «словесного портрета», который Мегрэ знал наизусть и текст которого лежал у него в кармане.

И все же это был другой человек! Взгляд, например, был более мягким, тоскливым. А зеленовато-серый цвет глаз – более светлым, словно промытым дождем.

У него не оказалось светлых усиков «щеточкой». Но дело было не только в этом.

Мегрэ бросились в глаза другие детали. Его манера держаться не имела ничего общего с выправкой офицера торгового флота. Она даже плохо сочеталась с самой виллой, с тем зажиточным буржуазным образом жизни, воплощением которой был этот дом.

Ботинки у мужчины старые, каблуки стоптанные. Поскольку он приподнял края брюк, чтобы не запачкать их грязью, комиссару были видны его носки из серой шерсти, полинявшие, грубо заштопанные.

Тренчкот был заляпан пятнами. В целом весь облик напоминал хорошо знакомый Мегрэ типаж европейского бродяги. Эти люди почти всегда прибывали с Востока и жили в самых плохих комнатах Парижа, иногда спали на вокзалах, изредка ездили в провинцию третьим классом или зайцем, на подножках и в товарных поездах.

Несколько минут спустя он получил этому подтверждение. В Фекаме, по сути, не было злачных мест. Однако за портом имелось два-три грязных бистро, которые более охотно посещали помощники кочегаров, чем рыбаки.

В десятке метров от этих заведений располагалось вполне приличное кафе, чистое и светлое.

Однако мужчина в тренчкоте не глядя миновал его, с видом завсегдатая вошел в самое неприглядное из всех бистро и облокотился о стойку бара привычным движением, которое не могло обмануть Мегрэ.

Это был непринужденный, простой и вульгарный жест. Если бы комиссар захотел его повторить, у него бы ничего не вышло.

Он тоже вошел внутрь. Мужчина заказал подобие абсента и продолжал молча стоять, с пустым взглядом, не обращая внимания на Мегрэ, вставшего рядом с ним.

В вырезе одежды полицейский увидел сомнительной свежести белье. И такое тоже невозможно подделать! Рубашка, ворот которой был похож на тряпку, явно носилась много дней, а то и недель. В ней спали неизвестно где, потели, мокли под дождем.

Костюм не был лишен элегантности, но нес на себе то же клеймо беспутного бродяжничества.

– Еще!

Стакан был пуст. Хозяин наполнил его, а Мегрэ подал водки.

– Значит, вы снова в наших краях?

Мужчина ничего не ответил, снова залпом выпил свой аперитив и, отодвинув от себя стакан, знаком велел налить еще.

– Не хотите что-нибудь поесть? У меня есть маринованная сельдь.

Мегрэ пробрался к маленькой печке, подставив огню спину, в блестящем от воды пальто похожую на мокрый зонт. Хозяин не сдавался. Подмигнув комиссару, он продолжил, обращаясь к клиенту в тренчкоте:

– Кстати, на прошлой неделе у меня был ваш соотечественник. Русский из Архангельска. Он работал на шведском трехмачтовике, который застрял в порту из-за шторма. Представляете, он даже не успел напиться! У них было столько работы: порванные паруса, две реи сломаны и так далее…

Мужчина, перешедший уже к четвертому абсенту, сосредоточенно пил. Хозяин наполнял стакан, как только тот пустел, и всякий раз заговорщически подмигивал Мегрэ.