Очень важно, чтобы ценности и цели были правильными. Настоящими. Не одноразовыми. Иначе и жизнь будет одноразовой — не пропуском в бессмертие, а неслышным хлопком пузырька шампанского — ярким, сладким, но до обидного коротким и пустым.
Рецепт определения истинной цели жизни прост. И одновременно — страшен. Достаточно представить себе собственные похороны. Что за люди придут на них? И что они там о тебе скажут?
Не зря жил тот, на чьих похоронах соберутся достойные люди и скажут о нём искренние добрые слова. Вдвойне счастлив тот, кого провожать в последний путь придут лучшие люди его народа. Те, кто вместе с ним, в бою, плечом к плечу, грудью заслонил в чёрную годину немощных стариков и крошечных грудничков от того горя и разорения, которое несёт проклятый враг.
Наивные и простодушные, честные и отчаянные — те, кто живёт в Боге, будь каждый из них атеист или буддист, язычник или православный. Ибо «нет большей любви, нежели та, когда кто положит живот свой за други своя». Они скажут об уходящем честные простые слова — о том, как он жил, и о том, как он умер, чтобы жили они. На крепких солдатских плечах, покачиваясь, покачиваясь, проплывёт ладья гроба, и воин Христов, или берсерк Одина, или боец Коммунистического интернационала, незримо для живущих, скользнёт вверх, в сияние солнечных лучей.
В чертоги Валгаллы меня введут,Где отец Богов строго спросит меня:В битве я пал — иль нет?Храбр ли был я в бою?Славят ли скальды мой меч?И как хорошо я сам пою?Отец мой! Я в битве пал,Смерти смеялся в лицо,Скальды о том воспоют,Я и сам поэт!Вот мой ответ.
Глава 14. Горловка. Углегорск
После выявленных при взятии Озеряновки и Михайловки просчётов в боевой подготовке, усилиями командования бригады, прежде всего её непосредственного командира, активность командиров подразделений была резко увеличена. Правда, это носило очень оригинальный характер. Вместо активной боевой учёбы, подготовки и отработки боевого слаживания, на каждого из нас были обрушены дополнительные требования по оформлению ещё более многочисленной и разнообразной документации, нежели ранее. У меня в роте помимо меня, делопроизводством последовательно стали заниматься два человека (медицинский статистик и помощник фармацевта-провизора), потом к ним добавился еще один доктор, — это при том, что сам я нормально владею компьютером, и участвовал в делопроизводстве тоже от всей души. Каждый день в штаб приходилось нести целую папку распечаток — и её толщина неуклонно увеличивалась. Помимо перечисленных трудовых ресурсов у меня в распоряжении было достаточно компьютеров, многофункциональных устройств и безлимитный Интернет. И то мы справлялись с огромным трудом. Что говорить о строевых подразделениях, зачастую имевших всего один комп или не имевших его вообще, и не имевших достаточно персонала для того, чтобы посадить целую толпу бойцов за клавиатуры? Как метко сказал один из них, замкомбат: «Я в штабе так и сказал — «вы допи́шитесь до такой степени, что заметите, как к вам правосеки зашли, только когда они скажут: «Ну шо, москалику, допыса́вся?»
Я уже не говорю о том «малозначительном» факторе, как отсутствие выделения финансов и канцелярских товаров на все эти «изыски» (а расход по бумаге и картриджам выходил весьма значительный). Главное было в том, что у командиров не оказалось совершенно времени для обучения личного состава и подготовки к предстоящим боевым действиям. Но самое главное (и смешное) заключалось в том, что эти огромные количества бумаги, как правило, никто не читал. Лично у меня нередки были случаи, когда буквально на следующий день после сдачи мною очередных «отчётов» из штаба просили принести их ещё раз, так как предыдущие просто потеряли.
Наряду с бумаготворчеством исключительно «активно» штаб подошёл к материальному снабжению подразделений. Мы за войну организовали 10 медицинских пунктов (в горловской бригаде был девятый) — и при этом каждый (!) организовывался исключительно за счёт гуманитарной помощи неравнодушного населения, прежде всего, Российской Федерации. Не стала исключением служба в третьей бригаде народной милиции. Новым командиром бригады (в отличие от прежнего, который многое делал для медицинской службы) не было сделано абсолютно ничего — мы не получили ни килограмма медикаментов, ни одного метра стройматериалов, ни единой запасной части для нашего транспорта. Если учесть, что бригада — более двух тысяч человек, и ожидалось наступление, то в таких условиях способность полностью пренебречь любым материальным снабжением медицинской службы — яркая характеристика командования.
В плане «координации усилий служб бригады» тоже были определённые «достижения»: были отменены ежедневные совещания офицеров управления бригады, введённые прежним комбригом, что самым негативным образом сказалось на координации усилий служб и подразделений. Постановка задач на медицинское обеспечение этапов операций медицинской службе производилась в самый последний момент или постфактум. Информация о точках расположения медицинских полевых пунктов, оптимальных путях и способах эвакуации и других факторах, принципиально важных для эвакуации раненых, своевременно и в полном объёме доводилась нами командованию, однако обычно не передавалась далее, от командования — приданным нашей бригаде подразделениям других бригад, а также подразделениям нашей бригады. Как правило, где находится наш медицинский пункт, знали только те командиры, которых мы предупредили лично. Кстати, то, что связь отсутствовала как класс, командование, мягко говоря, совершенно не беспокоило: на всю медслужбу бригады была выдана единственная Р-159, которая оказалась неработоспособной. Многочисленные обращения в службу связи с просьбами починить хотя бы её никаких результатов не дали. Как покажут крупные бои, которые вскоре развернутся, аналогичное положение будет со связью и в других службах бригады… За собственные личные средства, а также за средства моих личных друзей нами было приобретено 20 радиостанций «Kenwood» на медицинскую роту, и, хотя связисты предупредили, что глушат связь средствами РЭБ, и пообещали выделить нам частоту, на которой связь будет работать, однако не смогли сделать и этого — фактически радиостанции работали только в пределах прямой видимости. Таким образом, когда несколько позже начнутся активные боевые действия, из работающих средств связи главным будет мобильный телефон, а ввиду того, что когда «активизация» — по нему болтают все и противник его ещё и глушит, — то посыльные. Как во времена Наполеона.
Наряду с вышеописанным идиотизмом, — активизация делопроизводства и полный абзац по всем остальным направлениям подготовки, — остро нарастали кадровые проблемы. Точнее, они активно создавались на ровном месте усилиями нового командира бригады.
Сначала произошёл исключительно оригинальный случай, когда комбриг вызвал меня к себе и в чётко определённой форме запретил проводить допросы и другие следственные мероприятия в моём подразделении. Это было довольно странно, если учесть, во-первых, полное отсутствие каких бы то ни было контрразведывательных структур в нашей бригаде, во-вторых, — традиционно высокую активность вражеских разведывательных и диверсионных служб, а в-третьих, — то, что командир вообще согласно уставу является полновластным хозяином в своём подразделении, полностью ответственным за всё, что в подразделении происходит, тем более — в боевое время. Довольно скоро моё удивление развеялось. Дело в том, что медицинская служба бригады получила довольно много штатной техники, — в том числе столь необходимые для вывоза с поля боя раненых МТЛБ (малый тягач лёгкий бронированный). Все 15, положенные по штату. Правда, большинство из них были в совершенно ужасающем состоянии, а никаких запчастей к ним не было. Итого, к моменту начала боёв из них в строй удалось поставить примерно по 1 машине в медвзводах батальонов и «аж три» — в медроте бригады. Однако как только начались активные боевые действия (буквально через пару недель после этого памятного разговора), в моей роте начались «непонятные» вещи. То «сама собой» открутилась крышка у бака с охлаждающей жидкостью, и вся она вытекла, то оказались перерезанными шланги топливной системы, и происходило такое постоянно. В принципе, это логично: если механик-водитель осознает, что, с одной стороны, поехав на МТЛБ на поле боя, он легко может сгореть в нем, а с другой — знает, что если МТЛБ будет сломан, он никуда не поедет и ему ничего за это не будет, то несложно предположить, какие действия многие из них предпочтут. Оставим за скобками простой и весьма актуальный вопрос — как мне руководить подразделением, если в нём, в боевой обстановке, производятся акты саботажа, а я даже не могу их расследовать?