не хотелось говорить без конкретных фактов.
— Хорошо, мы проверим все обвинения.
— Нет, Стах, — улыбнулся первый, — я говорю о другом. Нужно, чтобы ты это сделал сам. Чтобы поехал на место, посидел там несколько дней и пришел бы ко мне сказать правду.
— Правду? — На какое-то мгновение Юзаля задумался, потом встал и подошел к окну. Его не стесняло красноречивое молчание секретаря, потому что они были друзьями уже двадцать лет. — Хорошо сказано, но какая она, эта злочевская правда?
— Правда одна, независимо от уровня, — сказал с легкой улыбкой секретарь, но взгляд у него был внимательный, как будто бы он держал наготове еще более неоспоримые аргументы, — так, во всяком случае, меня учили в школе.
— Я не знаю, хорошо ли ты делаешь, посылая туда именно меня. Мне страшно не хочется заниматься этим делом. Я, наверное, старею. — Он беспомощно развел руками. — Я уже старый человек, и ты должен меня послать на пенсию. На персональную.
Неожиданно глаза Юзали вспыхнули живой, почти юношеской улыбкой, которую секретарь сразу же заметил и радостно хлопнул его по плечу:
— Мы еще с тобой много лет повоюем, старичок. А если я еще раз услышу такой разговор, то вызову тебя на бюро и мы тебе всыплем по первое число.
— Так или иначе, а я иногда чувствую себя порядочно измотанным, — добавил уже серьезно Юзаля.
— Вот поэтому такой выезд в район тебе только поможет. Возьми мою «Волгу», она мне будет не нужна, потому что я завтра весь день должен сидеть над бумагами.
— И всегда-то тебе удается меня переубедить. — Юзаля протянул руку. — Спасибо за кофе. Доложу, как только у меня все будет написано черным по белому.
А когда он уже стоял в дверях, секретарь добавил, на этот раз без всякой иронии:
— Пускай уж будет по-твоему, я хочу знать эту злочевскую правду.
— Хорошо, — усмехнулся Юзаля, — ты ее узнаешь.
Сейчас председатель комиссии партийного контроля не был уверен в том, что все пойдет легко и просто. Именно сейчас, пока он еще палец о палец не ударил в этом деле. Утром Юзаля зашел в районный комитет, но Горчин еще до девяти часов уехал в поле. «Проверить, как идет подготовка инвентаря к уборочной кампании» — так ему сказала машинистка в секретариате. Он отказался от чая, которым его хотели угостить, и, предупредив, что зайдет после обеда, решил прогуляться по городу. И Юзаля только сейчас, прогуливаясь по улицам этого городка, как случайный турист, осматривающий старые дома, костелы, витрины магазинов, овощные рынки, немного замедленное уличное движение, отдал себе отчет в том, что первый секретарь снова оказался прав. Его, уже немного засидевшегося в своем удобном кресле, он бросил в район, вводя с самого начала в новое дело, в новую работу, и в то же время первый был уверен, что дело Горчина отдано в самые верные руки.
Официантка принесла наконец кофе. Юзаля выпил глоток, кофе был горячий, ничего хорошего больше сказать о нем было нельзя. Он закурил сигарету, которую вытащил из смятой в кармане пачки. Эти сигареты он курил только с некоторых пор, крепкие, дерущие горло, но напоминающие ему старый, приятный, пробирающий до нутра запах крупно нарезанной махорки.
Приближался полдень. Понемногу в кафе становилось все больше посетителей. В основном сюда входили женщины среднего возраста, возвращающиеся из магазинов, нагруженные сумками и нейлоновыми сетками, плохо накрашенные и слишком громко разговаривающие. Несколько явно скучающих парней с битловскими гривами пили газированную воду. В углу под окном присела испуганная пожилая женщина в платке, которая, видимо, случайно попала сюда из села.
— У вас есть здесь телефон? — спросил Юзаля проходившую мимо официантку.
— Да, у буфета. Вы можете позвонить.
Юзаля еще минуту колебался. Ему сиделось хорошо, спокойно, но в то же время его охватывало характерное нетерпение, какое он всегда испытывал перед новым заданием, заданием, которое ему было известно только в общих чертах и могло принести целый ряд неожиданностей, утвердить или поколебать его веру в этих людей, которые здесь, в районе, проводят большую работу, во всяком случае, так об этом говорят цифры и отчеты.
Именно такое нетерпение и заставило Юзалю прервать короткий отдых у столика кафе и пройти те несколько шагов в сторону буфета, откуда можно было позвонить Цендровскому. Он не хотел идти к председателю районного совета из-за простого, как ему казалось, приличия. Ведь Горчин был здесь первым, и, прежде чем начать ездить по Злочевскому району, Юзаля должен был сначала встретиться с ним. Староста Цендровский, как в мыслях по-прежнему называл его Юзаля, был все-таки его давним, добрым знакомым, а такая вот «случайная» встреча в кафе, такая, как будто ни о чем, беседа могла бы ему уже дать если не первый след, то во всяком случае какое-то общее понимание отношений, той атмосферы, которая создалась в руководстве района после прихода Горчина.
«Не буду же я здесь сидеть над чашкой кофе, как какой-нибудь пенсионер, — убеждал самого себя Юзаля. — Нужно начать присматриваться, чем дело пахнет», — добавил он, уже немного злясь на себя за такое копание в мелочах.
Председатель Цендровский обрадовался, что Юзаля наконец приехал к ним в Злочев, но немного смутился, когда тот в конце разговора предложил:
— Я сижу в вашей «Мальве». Спокойно здесь и опрятно, — похвалил он, — приходите, вот за кофе и повспоминаем старые времена.
— С большим удовольствием, — ответил сердечно председатель, — но не лучше ли встретиться у меня? Я сейчас пошлю за вами машину.
— Все-таки я предпочел бы здесь, — упорствовал Юзаля, терпеливо выслушивая настойчивые приглашения до тех пор, пока наконец Цендровский не уступил.
— В случае чего все свалю на вас, товарищ Юзаля, — добавил он как бы в шутку.
«А что может быть? — рассмеялся уже про себя Юзаля, повесив трубку. — Что за люди! Если уж ему пришлось представлять народную власть, то он считает неудобным зайти в кафе. Сразу же беспокоится, что бы сказали по этому поводу избиратели, налогоплательщики или, наконец, товарищи из бюро райкома. Да, наверное, из бюро, — начал догадываться он. — Может быть, тот же Горчин, который, кажется, является апостолом воздержания».
Под окном кафе остановилась серая «Варшава». Из нее вышел пожилой, сильно поседевший мужчина в темно-синем костюме. Входя на три каменные ступеньки, ведущие к входной двери, он машинально поправил галстук.
— Привет, староста, — Юзаля протянул ему руку и почти встал с места, — уж слишком мы все любим сидеть за письменным столом. Так не сердитесь, что я хотел вас немножко расшевелить.
— Здравствуйте. Вы к нам надолго? — спросил Цендровский, сразу усаживаясь в не очень удобное креслице,