Он щурится от заходящего солнца, пытаясь разглядеть сквозь грозовые облака, как крохотные полоски бледно-розового и пурпурного цветов разрезают темно-серое небо.
Ноа наклоняет голову в мою сторону, но его взгляд устремлен на поле, где должна была состояться свадьба.
— Прочитал, — тихо отвечает он, слегка повернувшись. Ноа приподнимает бровь.
Качая головой, я вздыхаю:
— Весь?
Меня подташнивает. Как будто в любую минуту вырвет. Зря я пила вино.
Покрасневшие глаза мужа и моя уязвимость, наше молчание — все это подводит к моменту, к которому мы не готовы. Я вижу то, чего думала, больше никогда не увижу у Ноа Беккета. Слезы. Может, это и пара слезинок, но все же. Он сглатывает, его кадык двигается вверх-вниз, и он кивает, как будто не может произнести вслух эти слова. Когда он отмахивается от них, то заставляет себя улыбнуться.
Музыка в стиле кантри звучит справа от нас, друзья и семья празднуют несостоявшуюся свадьбу.
— Полагаю, Джастис нашел ее? — спрашивает Ноа, глядя на второй этаж дома.
Я киваю.
— Он заперся с ней в комнате после того, как они с Джонасом подрались.
Ноа посмеивается:
— А мы думали, что у нас проблемы.
— У нас действительно есть проблемы, — замечаю я.
— Ты же понимаешь, о чем я. Я не пытался… — Он замолкает, продолжая смотреть на меня все тем же мрачным взглядом. Я закрываю глаза и чувствую его дыхание на своем лице. — Ты знаешь, что я имел в виду, — хрипит Ноа.
— Понимаю.
Прислонившись к кухонной стойке, которую поставили на открытом воздухе, я обхватываю руками живот и ощущаю легкий ветерок. Мой пульс учащается от предвкушения того, что будет дальше.
Ноа переводит взгляд на мое розовое кружевное платье.
— Ты прекрасно выглядишь.
Я отворачиваюсь, пытаясь уйти. Он хватает меня за руку, отказываясь отпускать.
— Ноа…
— Ты действительно собираешься так поступить? — спрашивает он обвиняюще, стискивая зубы.
Я смотрю на него.
— Как так?
— Сбежать от меня, — заканчивает он, смотря на меня своим темным властным взглядом.
Я пытаюсь не хмуриться.
— Ну, тебе же не привыкать. У тебя это так хорошо получается.
Я понимаю, почему срываюсь на мужа. Боюсь, что как только этот разговор начнется, пути назад уже не будет. Мы будем сражаться до конца. На словах, конечно, но это правда. Ни один из нас не любит сдаваться. Вот почему он сбегает.
Ноа внимательно следит за мной.
— Я это заслужил. Пойдем со мной, — шепчет он, медленно наклоняясь ко мне. Его глаза сверкают в мерцании гирлянд, развевающихся на ветру.
— Не думаю, что мы должны делать это здесь. — Снова усиливается ветер, разнося по воздуху салфетки и скатерти. Я слышу вдали детский смех, смешивающийся с музыкой и глухим раскатами грома. — Мне нужно проверить, как там Келси.
Ноа натянуто улыбается, глядя на Оливера и его друзей, которые дурачатся на танцполе, затем смотрит на меня. Даже в полутьме видно, что он нервничает и расстроен.
— Она в порядке.
Я не могу смотреть на него, хотя чувствую на себе его взгляд, раскаивающийся и искренний. Я не смотрю, потому что если сделаю это, если уступлю и взгляну в эти глаза, по которым так скучаю, то мне захочется попасть в этот шторм и найти в нем укрытие. Я выскажу то, что хочу ему сказать, выскажу все, что чувствую. Но я отказываюсь делать это сейчас, потому что не хочу устраивать сцену. Я не хочу его расстраивать, поэтому вообще ничего не говорю и, конечно, не смотрю на него.
— Пойдем со мной, — повторяет он. Его голос звучит громче, призывая меня к погибели. Когда я не отвечаю, муж рычит мне на ухо: — Черт возьми, я не спрашиваю тебя, Келли.
— А как же дети? — киваю я в сторону, как и Ноа.
Мать внутри меня говорит, что я должна следить за ними, но жена, цепляющаяся за разрушающийся брак, твердит, что мне нужно остаться в объятиях мужа и выслушать то, что он скажет. Если мы собираемся пережить это, я должна остаться и поговорить с ним хотя бы раз. Мы должны столкнуться с этим лицом к лицу. Нам нужно выговориться и поверить в то, что мы сможем с этим справиться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он вздыхает, выпрямляется и нетерпеливо переминается с ноги на ногу.
— Они в порядке. Моя мама присмотрит за ними.
Я смотрю на него, по щекам текут непрошеные слезы.
— Почему именно сейчас, Ноа?
Он стискивает зубы, и я могу с уверенностью сказать: Ноа ненавидит тот факт, что я даже не решаюсь куда-то с ним пойти. Об этом мне говорит его разочарованный взгляд.
— Потому, что мне есть что сказать своей жене, и я не хочу говорить об этом перед всеми.
— Давай поговорим позже. Я слишком много выпила, сейчас не подходящее время. Сегодня важный день для Келси. — Сердцебиение учащается, потому что я пытаюсь оправдаться.
Неожиданно Ноа прижимает меня к стойке, положив руки по обе стороны от моих бедер. Когда он говорит, его голос становится громче и решительнее:
— Ты швырнула в меня свой чертов дневник, полный воспоминаний о том, как ты влюбилась в меня, и о душевной боли, причиной которой был я, потому что не находился рядом. Позволь мне хотя бы что-то прояснить.
— Прояснить? — фыркаю я, пытаясь отстраниться от него. — Так теперь ты хочешь поговорить? Я завела дневник, потому что он единственный, кто меня слушал.
Ноа замечает мой нарастающий гнев и добавляет:
— Пожалуйста.
Как будто это поможет мне определиться, станцевать с ним или нет. Это не тот Ноа, которого я знаю. Мой муж, Ноа Беккет, избегает конфликтов, сдерживает эмоции… он не вмешивается в споры. Я смотрю на его протянутую руку, затем на его лицо, и вот оно — хрупкая надежда в его глазах и нервно поджатые губы. Я не могу отказать ему.
— Не говори «нет», — бормочет он.
Я всегда любила его бормотание и шепот, от них по спине пробегают искры.
— Здорово, — говорю я, подавая ему руку.
Мы переплетаем пальцы, которые идеально подходят друг другу. Само совершенство. Это напоминает мне о том, как я взяла его за руку той ночью на концерте Pearl Jam. В ту ночь мы сделали один выбор, а сегодня — другой. Надеюсь, правильный.
Мы не уходим слишком далеко. Вместо этого обходим заднюю часть дома и спускаемся по тропинке туда, где я отдала (а если быть точнее, то бросила) ему дневник.
— Что ты сделал с дневником?
Ноа оглядывается на меня через плечо. Он, наверное, задается вопросом, почему я говорю о дневнике как о человеке. На самом деле за последние два года он стал для меня подобием человека.
— Все, что ты написала… Ты действительно так думаешь? — спрашивает Ноа, желая услышать честный ответ.
— Да.
Мой голос звучит так же, как если бы я была настолько не уверена в своих словах, что заикаюсь на каждом. Уставившись на свои руки, а не в лицо мужа, я отчаянно пытаюсь не заплакать от того, что он знает все. Теперь он знает каждую мысль, которую я не могла до него донести. Это похоже на один из тех приснившихся кошмаров, в котором Ноа узнает о моей фантазии о Джейсоне Момоа, кормящего меня «Нутеллой» с ложечки, пока ласкает мою… Ну, вы поняли.
Наклонив голову, Ноа пытается поймать мой взгляд. Я тяну время, но не могу долго сопротивляться и смотрю на него. Он морщится.
— Ты ошиблась кое в чем, — шепчет он.
Мое сердце замирает.
— В чем же?
Выражение его лица становится очень серьезным, он тяжело сглатывает, медля с ответом.
— Ты думала, что все это… Все, что пошло между нами не так, — твоя забота. Нет, — наконец говорит он. Ноа осматривается, как будто хочет увидеть кого-то. Но мы совершенно одни.
— Ноа… — начинаю я, но он одним взглядом заставляет меня замолчать, словно знает, что я просто попрошу его забыть. Я готова сказать все, что угодно, лишь бы избежать этого разговора. Хочу сказать ему, чтобы он забыл все прочитанное, но не могу. Я все еще не уверена, готова ли говорить об этом.
Повернувшись ко мне, он хватает меня за руки и притягивает к себе.
— Я чертовски скучаю по тебе, — на выдохе произносит он дрожащим голосом.