«Я так понимаю, у тебя не так уж много гостей на ночь?» — спросила она, вытирая пыль с пластика.
Я пожал плечами. Я никогда не проводил ночь с женщиной в этом доме. Я уже переступил невидимые границы нашего соглашения, пригласив ее переночевать. Я ни за что на свете не собирался выяснять с ней, что это значит.
Она была единственной, кто привык делить с кем-то жизнь, раковину, постель. Она была той, кто заканчивал отношения.
Здорово. Теперь я был уставшим и раздраженным.
Мы стояли плечом к плечу и чистили зубы. По какой-то причине эта дружеская рутина напомнила мне о моем детстве. Когда мы были детьми, мы с Нэшем каждый вечер валялись на кровати наших родителей, ожидая, пока они закончат чистить зубы, чтобы почитать нам следующую главу из любой книги, которую мы читали в середине.
Я стряхнул с себя воспоминания и взглянул на Наоми. У нее был отсутствующий взгляд. «Что не так?» Я спросил.
«Все говорят о нас», — сказала она, споласкивая зубную щетку.
«Кто все?».
«Весь город. Все говорят, что мы встречаемся».
«Я в этом сомневаюсь. Большинство из них просто говорят, что мы трахаемся».
Она швырнула в меня полотенцем для рук, которое я поймал одной рукой.
«Отлично. Мои родители и соцработница Уэйли думают, что у нас отношения, а весь остальной город думает, что мы просто занимаемся сексом».
«И что?».
Она выглядела раздраженной. «И что? Это делает меня похожей на… ну, на мою сестру. Я знаю тебя всего три недели. Неужели тебе все равно, что люди думают о тебе? Что они говорят о тебе?».
«Зачем мне это делать? Они могут шептаться о чем угодно за моей спиной. Пока никто из них не настолько глуп, чтобы сказать это мне в лицо, мне насрать на то, что они говорят».
Наоми покачала головой. «Хотела бы я быть больше похожей на тебя».
«Что? Эгоистичной засранкой?».
«Нет. Какой бы ни была противоположность тому, кто угождает людям».
«Вызывающей недовольство людей?» Я снабдил её.
«Ты понятия не имеешь, как это утомительно — постоянно беспокоиться обо всех остальных, чувствовать ответственность за них, хотеть, чтобы они были счастливы и нравились тебе».
Она была права. Я понятия не имел, на что это было похоже. «Тогда перестань беспокоиться».
«Конечно, ты бы так сказал», — сказала она недовольным тоном. Она взяла полотенце для рук, вытерла зубную щетку, а затем и столешницу. «В твоих устах это звучит так просто».
«Это просто», — возразил я. «Тебе что-то не нравится? Прекрати это делать».
«Жизненная философия Нокса Моргана, леди и джентльмены», — сказала она, закатив глаза.
«В постель», — приказал я. «Слишком поздно для философии».
Она взглянула на свой наряд. Ее ноги были босыми, но на ней все еще были те же джинсовая юбка и рубашка из ночной смены.
«У меня нет никакой пижамы».
«Я так понимаю, это означает, что ты не спишь голой?» Точно так же, как застилать постель, надевать пижаму, на мой взгляд, было пустой тратой времени.
Она уставилась на меня.
«Конечно, ты не спишь голой».
«Посреди ночи может вспыхнуть пожар», — настаивала она, скрестив руки на груди.
«У меня нет никакого белья, в котором ты могла бы спать».
«Хар-хар».
«Хорошо». Я оставил ее в ванной и направился к своему комоду, где нашел чистую футболку. «Вот», — сказал я, возвращаясь к ней.
Она посмотрела на него, потом снова на меня. Мне понравилось, как она выглядела. Сонная и немного не совсем идеальная, как будто смена и поздняя ночь разрушили ее броню.
«Спасибо», — сказала она, уставившись на него, а затем снова на меня, пока я не понял намек.
«Ты ведь понимаешь, что я уже видел тебя голой, верно?».
«Это другое дело. Уходи».
Покачав головой, я вышел из ванной, закрыв за собой дверь.
Две минуты спустя Наоми стояла в дверях в моей футболке. Она была высокой, но рубашка все еще прикрывала ее до середины бедра. Ее лицо было чисто вымыто, и она собрала часть волос наверх и назад в небольшой узел на макушке.
Девушка по соседству собиралась забраться ко мне в постель. Я знал, что это была ошибка. Но это было то, что я хотел сделать. Только в этот раз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мы поменялись местами: Наоми проскользнула в мою спальню, а я направился в ванную, чтобы снять контактные линзы с затуманенных глаз.
Задыхаясь, я выключил свет в ванной и перешел на свою сторону кровати. Она лежала на спине, подложив руки под голову, и смотрела в потолок. Я выключил прикроватную лампу и разделся в темноте, бросив свою одежду в сторону кучи грязного белья.
Я откинул одеяла и, наконец, со вздохом упал в постель. Я немного подождал, вглядываясь в темноту. Это не обязательно должно было что-то значить. Это не обязательно должна была быть еще одна ниточка, еще один узел.
«Ты в порядке?» Я спросил.
«Моя подушка странно пахнет», — сказала она недовольным тоном.
«Ты спишь на стороне Уэйлона». Я вытащил подушку у нее из-под головы, затем швырнул в нее свою.
«Эй!».
«Лучше?».
Я услышал, как она понюхала подушку. «Лучше», согласилась она.
«Спокойной ночи, Наоми».
«Спокойной ночи, Нокс».
* * *
Я проснулся от глухого удара, визга и проклятия.
«Наоми?» — прохрипел я, разлепляя веки. Она попала в поле зрения в изножье кровати, где выполняла какую-то гимнастику, чтобы снова надеть юбку.
«Прости», — прошептала она. «Мне нужно принять душ, прежде чем я пойду завтракать к Лизе».
«Здесь есть душ», — указал я, приподнимаясь на локте, чтобы посмотреть, как она надевает рубашку наизнанку.
«Но мне нужна свежая одежда и тушь для ресниц. Фен для волос. Возвращайся ко сну, Нокс. Нам обоим нет нужды превращаться в ходячих зомби».
Затуманенным взглядом я посмотрел на время на своем телефоне. 7:05 утра. Четыре часа на самом деле не считаются проведением ночи с женщиной, решил я.
Привлекательность холостяцкой жизни заключалась в том, что мои дни были продиктованы мной самим. Мне не нужно было идти вразрез с чьими-то планами или не делать то, что я хотел, только для того, чтобы они могли делать то, что хотят.
Но даже мне казалось несправедливым, что Наоми должна была провести весь день на перегаре, пока я спал. Кроме того, завтрак действительно казался вкусным.
Мои ноги с глухим стуком коснулись пола.
«Что ты делаешь?» — спросила она, пытаясь поправить свой топ. Теперь она была вывернута правой стороной наружу, но задом наперед.
«У тебя нет причин идти домой пешком, принимать душ и возвращаться к Лизе. Не тогда, когда здесь есть совершенно хороший душ».
«Я не могу пойти завтракать в своей униформе», — раздраженно сказала она. «Позорной прогулки к семейному завтраку не будет».
«Отлично. Дай мне список».
Она выглядела так, словно я только что заговорил с ней на суахили. — «Список чего?».
«Что тебе нужно, чтобы позавтракать без стыда? Ты примешь душ. Я принесу твои вещи».
Она уставилась на меня. «Ты ужасно усердно работаешь ради простого перепихона».
Я не мог сказать почему, но это заявление вывело меня из себя. Встав, я подобрал с пола пару джинсов. «Дай список». Я натянул джинсы.
Она уперла руки в бока и пристально посмотрела на меня. «Тебе кто-нибудь говорил, что ты ворчун по утрам?».
«Да. Каждый человек, который имел несчастье встретиться со мной до десяти утра, скажи мне, чего ты хочешь от своего дома, а потом тащи свою милую попку в душ».
Четыре минуты спустя я направлялся к двери с неприлично длинным списком блюд для субботнего утреннего завтрака, на котором моя бабушка будет председательствовать в своей камуфляжной пижаме.
Я пробежал трусцой через свой задний двор к ее дому и поднялся на заднее крыльцо коттеджа. Сколько я себя помню, ключ от тайника лежал на одном и том же месте. В поддельном камне в одном из цветочных ящиков на перилах. Я вытащил ключ, вставил его в замок и обнаружил, что дверь уже не заперта.
Отлично, теперь мне придется прочитать ей лекцию о безопасности.