Читать интересную книгу Смерть в рассрочку - Борис Сопельняк

Лорд Селборн согласно кивнул.

— Но это не все, — продолжал Иден. — Мы не можем не считаться с тем, как на эту проблему посмотрит Гитлер. Да-да, именно Гитлер, а если точнее — Гиммлер. Не спешите, милорд, выслушайте меня до конца, — заметив возмущение Селборна, усадил его в кресло Иден. — Но сперва один вопрос. Согласны ли вы с тем, что принадлежность солдата к той или иной армии определяется формой, которую он носит?

— В принципе, да. Но дело не только в форме. Существует такое понятие, как присяга.

— Смею вас уверить, что немало юристов, причем не только в Германии, но и у нас, считают, что дело только в форме. Если стать на эту точку зрения, то все русские пленные, которые были в немецкой форме, полноправные германские солдаты. Объяви мы громогласно, что согласны выдать всех русских пленных, немцы тут же поднимут вой, что их солдат отправляют на верную смерть. И вот тут-то мы должны подумать о тех англичанах и американцах, которые не попадут в руки русских: боюсь, что подобное объявление немедленно скажется на отношении к ним охраны лагерей. А мы обязаны беспокоиться прежде всего о своих соотечественниках! — жестко закончил Иден.

— Кошмар, — потер лоб Селборн. — Логика в ваших рассуждениях есть, но логика жестокая, я бы сказал, бесчеловечная.

— Возможно, но таковы реалии войны… Поэтому мы должны действовать осторожно, не поднимая шума, зондируя и противника, и союзника. В связи с этим особую ценность приобретает рожденная в этом кабинете традиция, — дождался своего часа и нанес ответный укол Иден. — Если не возражаете, давайте и дальше читать друг другу передаваемые из рук в руки послания. Друг другу. Но никому больше.

— А теперь — очко в вашу пользу. Что касается традиции… О чем тут говорить? Мы же англичане.

АНГЛИЯ. Лето 1944 г.

Ухоженные поля, стриженые газоны, на улицах хорошо одетые люди, у подъездов театров, кафе и ресторанов беззаботные толпы — такой была Англия летом 1944 года. Основания для веселья у англичан были: прекратились бомбежки, снята светомаскировка, союзные войска стремительно продвигаются на восток, только что освобожден Париж. И никто, за исключением узкого круга лиц, не знал, что совсем рядом, в графствах Йоркшир и Сассекс спешно сооружаются лагеря для русских военнопленных. К концу лета в лагерях Баттервик, Кемптон Парк, Стадиум и других находилось 12 тысяч советских граждан, и еженедельно прибывало еще не менее 2 тысяч. Как они жили? Как себя чувствовали на земле союзников? Какие проблемы их волновали?

ГРАФСТВО ЙОРКШИР. Лагерь Баттервик.

Через распахнутые ворота втягивается колонна разношерстно одетых людей. Одни радостно возбуждены, другие понуры, но вот что удивительно — у самых ворот на глазах растет куча тряпья. Охрана недоуменно переглядывается, а говорящие по-русски пленные сбрасывают с себя немецкие мундиры, пилотки и даже сапоги. Гораздо большая группа в идеально сидящей немецкой форме надрывается от смеха.

— Идиоты!

— Кретины!

— Думают, что гражданские шмотки спасут.

— А картотека на что?

— Комиссары недорезанные!

Когда колонна втянулась на территорию лагеря, на опрокинутый ящик вскочил высокий седой человек.

— Товарищи-и! — перекрывая гул толпы, закричал он. — Действуем, как договорились! С этими, — махнул он в сторону одетых в немецкую форму, — не смешиваться. Держаться вместе. Родина должна знать, что мы не «власовцы» и не «немецкие овчарки». Эти мерзавцы надели немецкую форму и одним этим запятнали честь советского человека. Им прощения не будет! Мы же работали на заводах ради куска хлеба. А то, что мы были одеты в обноски, оставшиеся от немецких солдат, так это не позор, это наша беда. При первой возможности мы сбросили эту ненавистную одежду! В отличие от тех, — снова кивнул он в сторону одетых в немецкие мундиры, — Родина примет нас как своих верных сыновей и дочерей. Еще раз напоминаю: держаться вместе и не поддаваться ни на какие провокации. Во время бесед с представителями администрации лагеря требовать немедленного возвращения на Родину.

Когда пленные разошлись, наблюдавший за этой сценой майор Локридж отошел от окна кабинета и обратился к сидящим у стола офицерам.

— Эти фанатики не остановятся ни перед чем. Не удивлюсь, если ночью они нападут на тех, кто в немецкой форме. Поэтому действуем по утвержденному командующим округом плану. У вас все готово?

— Так точно! — поднялись офицеры.

— Да поможет нам Бог! — склонил голову майор.

У дощатых бараков и брезентовых палаток неприкаянно бродят небольшие группки пленных. Из динамиков несется русская музыка. Вдруг мелодия обрывается!! Слышится покашливание, шорох перекладываемых бумаг… А потом полилась вкрадчивая русская речь, правда, с довольно сильным английским акцентом.

— Друзья! Подруги! Наши дорогие союзники! Мы поздравляем вас с освобождением от ужасов немецкого плена и прибытием в Англию! К сожалению, мы не можем предоставить вам того комфорта, который вы заслуживаете, но администрация Баттервика сделает все от нее зависящее, чтобы вы могли набраться сил перед возвращением на Родину. Так как вы долго жили в антисанитарных условиях, мы решили, что всем вам — и тем, кто здесь давно, и вновь прибывшим — не помешает хорошая русская баня.

— Ура-а! — разнеслось среди собравшихся у динамиков.

— Часы, портсигары и другие ценные вещи просим сдать охране, — продолжал голос из динамика. — Мыло и мочалки получите у входа. Веников у нас нет, но пара достаточно.

— Ура-а! — снова грянули пленные и заспешили к кирпичному зданию, из трубы которого валил густой дым.

Майор Локридж облизнул пересохшие губы, раскурил сигару и плеснул из стоящей на столе бутылки.

— О’кэй! Пока — все по плану. Лейтенант, сколько у нас людей в немецкой форме?

— Две тысячи четыреста, — заглянул в блокнот лейтенант.

— А одетых «по-граждански», из тех, что прибыли сегодня?

— Пятьсот пятьдесят.

— Надо сделать так, чтобы сразу после бани «немцы» и гражданские друг друга не видели. Поэтому обеспечьте выход из бани через заднюю дверь, а обед подайте в палатки.

— Есть! — козырнул лейтенант и побежал выполнять приказ.

А в бане — плеск воды, шум, возбужденная возня. В клубах пара множество изможденных, худых тел, но встречаются и крепыши.

За тонкой стеной моются женщины. Они тоже радостно возбуждены и обмениваются солоноватыми шутками с готовыми снести стену мужчинами.

В предбаннике — гора одежды, оставленная пленными, — немецкие мундиры, добротные пиджаки, ситцевые платьица. Солдаты охраны сгребают все это в кипы и… заталкивают в жерло раскаленной печки, которая отапливает баню.

Предбанник. Вымывшиеся люди в полнейшем недоумении — их одежда бесследно исчезла.

Из динамика снова льется музыка, и на ее фоне хорошо знакомый всем голос картаво успокаивает.

— Дорогие друзья! И особенно — подруги! Не волнуйтесь и не беспокойтесь. Ваша одежда подлежит обработке в специальной жаровне — таково требование врачей. Я нахожусь рядом с этой печкой: пахнет так духовито, будто жарят поросенка. И откуда в вашей одежде столько мяса? А мы думали, что немцы — прижимистая нация.

Предбанник дружно хохотнул!

— Сейчас вам выдадут белье и верхнюю одежду английского образца. Кто хочет, может отказаться, но тогда на обед ему придется идти голышом… А теперь информация для мужчин. Женщин попрошу закрыть уши. Друзья, в палатках вас ждет не только обед, но и фронтовые сто грамм.

— Ура-а! — загремел предбанник.

— А мы что, рыжие?! — заголосили женщины. — Налейте и нам!

Шутя, толкаясь и подначивая друг друга, все начали торопливо одеваться. И никто, ни один из этих умудренных жизнью людей не почувствовал подвоха. Когда цепочки одинаково одетых мужчин и женщин потянулись к палаткам, майор Локридж на радостях плеснул и себе, и двум офицерам.

— Все! Теперь они — из одной овчарни. Теперь сам господь Бог не разберется, кто был за Гитлера, а кто за Сталина. Нам это все равно, наша задача — отправить их в Россию. А кто есть кто, в этом пусть разбирается мистер Берия… На сегодня все свободны. Я уезжаю домой. До завтра, — попрощался он с офицерами и вышел из кабинета.

АНГЛИЯ. Лагерь Баттервик. 30 августа 1944 г.

Из динамиков льется мелодия «Катюши». Как только музыка умолкает, домурлыкав несколько тактов, раздается не по-русски картавый голос:

— Объявляется общее построение. Сегодня весь личный состав лагеря будет разбит на команды, каждая из которых получит наряд на работу. Вы знаете, что большинство английских мужчин сражается против нашего общего врага, поэтому нам нужна ваша помощь. Найдется дело и для женщин.

На большой зеленой лужайке, превращенной в плац, поднялась невообразимая толкотня и беготня. Одни строились по росту, другие по алфавиту, третьи по сроку пребывания в лагере. Наконец, после энергичного вмешательства охраны, образовалось какое-то подобие строя. Распахнулась дверь, и в сопровождении офицеров появился майор Локридж. Удовлетворенно улыбаясь, он идет вдоль шеренги: люди вымыты, выбриты, причесаны, добротно одеты. И вдруг Локридж споткнулся и чуть не грохнулся наземь! Он остановился и в ужасе выпучил глаза! На левом фланге, четко равняясь направо, замерла шеренга людей, одетых в одни кальсоны. Чуть дальше стояли женщины… без юбок. И те, и другие держались невозмутимо, лишь штанины кальсон и полы нижних рубашек полоскались на ветру.