Читать интересную книгу Смерть в рассрочку - Борис Сопельняк

Но среди улыбающихся пленных немало суровых, насупленных лиц. Эти люди держатся отдельно, на привалах сбиваются в тесные кучки и, самое странное, говорят по-русски.

— Все, братцы, войне конец! Теперь — домой!

— Чему радуешься, обалдуй? Конец не войне, а нам.

— Это точно. Хана нам. Либо «вышка», либо «четвертак».

— Какая «вышка», какой «четвертак»?

— А ты что думал?! Предателей — к стене! Сам ставил, знаю.

— Так это же предателей — «власовцев» или полицаев.

— Я же говорю — обалдуй. Ты на форму свою посмотри: чья она?

— Ну, немецкая… Так что с того? Я три года полосатую носил, потом пригнали во Францию, сказали, что если не надену мундир и не возьму винтовку, расстреляют на месте.

— За полосатую робу я бы сейчас руку отдал, а то и ногу… А может, не пошлют нас домой? Объясним все честь по чести — союзники же все-таки, авось поймут. Их ребята тоже были в плену.

— Их ребята немецкую форму не надевали. Только мы… Никто, кроме нас! Эх, Расея, и подохнуть-то твои сыны по-людски не смогли! Черт с ним, я согласен, хоть умру дома и то хорошо.

— А я — нет! Хрен им, энкавэдешникам! Ни за что не дамся! Отца сгноили, мать, брата… Руки на себя наложу, но им не дамся!

— Ты, парень, потише. Разные тут шагают. Настучат.

— Сексоты? Здесь? Удавлю собственными руками!

— Охолонь, паря, охолонь… Оглядеться надо… Бог не выдаст-свинья не съест.

ЛОНДОН. Кабинет министра иностранных дел Великобритании Энтони Идена. 21 июля 1944 г.

— Министр военной экономики лорд Селборн, — докладывает секретарь.

— Просите, — поднялся из-за стола Иден. — Рад видеть, — встретил он Селборна. — Здоровье? Жена? Дети?

— О’кэй, Энтони. Все о’кэй! Надеюсь, у вас тоже?

— Как руководитель Управления Особых операций вы это знаете и без моих подтверждений, — усмехнулся Иден.

— Энтони! Мои люди собирают сведения о противнике, а не о друзьях.

— Прошу, — предложил Иден кресло у камина. — Так что же вас привело в мой скромный офис?

— Тревога, — озабоченно вздохнул Селборн. — Серьезная тревога… Есть проблема, которая не дает мне покоя ни днем ни ночью. Я — о пленных. О русских пленных, — добавил он с нажимом. — Мои люди сообщают, что русские составляют десять процентов всех военнопленных. Представляете, каждый десятый — русский?! Наш союзник. На допросах эти парни рассказывают одну и ту же печальную историю, как оказались в немецком плену через несколько часов после вторжения вермахта, что оружия у них практически не было, а с винтовкой и шашкой против танков не устоять. Вот доклад одного из моих офицеров. Читайте, — протянул он папку.

— Первый раз держу в руках донесение, адресованное не мне, — пытается шутить Иден. — С вашего позволения буду читать вслух: таким образом и вы еще раз ознакомитесь с письмом своего офицера. «Сэр! — торжественно начал он, но пробежав глазами первые фразы, перешел на скороговорку. — Извините, лорд, но это не интересно, это — тоже. Ага, нашел. Итак, о пленных… После того как они много месяцев проработали в качестве немецких военнопленных на строительстве дорог и укреплений на территории оккупированной части России, их стали группами от 50 до 150 человек посылать во Францию, где они продолжали выполнять ту же работу. Их никто не спрашивал, хотят ли они вступить в немецкую армию, а просто одевали их в немецкую форму и снабжали винтовками. Русские считали себя военнопленными и никем иным. Говоря только по-русски, они были отрезаны от остального мира. С другой стороны, когда их спрашивали, хотят ли они вернуться в Россию, то большинство проявляло равнодушие к этому вопросу или давало отрицательный ответ. Казалось, что никто из них не имел никаких политических убеждений. Многие из них, очевидно, чувствовали, что, прослужив в немецкой армии, даже не по своей воле, они будут рассматриваться как предатели и их, по всей видимости, расстреляют».

Иден вернул письмо. Встал. Прошелся по кабинету.

— Это серьезно, — озабоченно сказал он, снова садясь в кресло. — Это более чем серьезно. Как вы знаете, Военный кабинет дал принципиальное согласие отправить домой всех русских пленных, если это будет соответствовать желанию советского правительства. Я уже сообщил об этом советскому послу Гусеву. При этом я выразил надежду, что его правительство захочет выяснить подробности обстоятельств, при которых советские граждане перешли на службу во вражеские военные и военизированные формирования. От имени правительства Его Величества я предложил заключить соглашение, по которому советские власти могли бы на территории Соединенного королевства вступать в прямой контакт с этими советскими подданными.

— Ни в коем случае! — хлопнул по столу Селборн. — Выдать русских пленных — значит подписать им смертный приговор. Поверьте, Энтони, я это знаю как руководитель Управления Особых операций. Еще в начале войны Сталин заявил, что Россия не знает военнопленных, она знает лишь мертвых и предателей. И это не пропагандистская оговорка. Сталин последователен. Он убийственно последователен, отказавшись вызволять из плена даже собственного сына! Речь шла об обмене на совершенно не нужного Москве Паулюса, но Сталин не согласился. Обмен военнопленными — нормальная практика всех войн, ничего преступного или аморального в этом нет, но Сталин, слепо следуя им же придуманному лозунгу, обрек сына на страдания, а может быть и на смерть. Можете не сомневаться, что судьба тысяч и тысяч неизвестных ему людей предопределена. Я с этим согласиться не могу и потому вручаю вам официальное письмо, которое прошу рассмотреть незамедлительно и самым внимательным образом.

Селборн встал, протянул Идену письмо, а потом вдруг усмехнулся и отдернул руку.

— Мы с вами англичане и, следовательно, к традициям относимся с особым почтением. Несколько минут назад в этом кабинете родилась прекрасная традиция, и я хочу ее поддержать.

Почувствовав подвох, Иден насторожился.

— Я — серьезно, — одними уголками рта улыбнулся Селборн. — Традиция читать вслух вручаемые друг другу деловые послания, по-моему, заслуживает самого широкого распространения.

— Очко — в вашу пользу, — поднял руки Иден. — Нет, я в самом деле не шучу и намерен прочитать вслух эту бумагу, — развернул Селборн сложенный вдвое лист.

— К вашим услугам, — отступил на шаг Иден и приготовился слушать.

— «Мой дорогой Энтони! Я глубоко потрясен решением Кабинета отослать в Россию всех граждан русской национальности, кто попал к нам в плен на полях сражений в Европе. Я намерен обратиться по этому вопросу к премьер-министру, но прежде я хотел бы познакомить Вас с причинами моего несогласия в надежде, что мы могли бы прийти к соглашению по этому вопросу.

Как Вы знаете, в течение последних недель один из моих офицеров опросил ряд русских военнопленных, и в большинстве случаев их истории оказались сходными в своей основе. Сначала, попав в плен, они стали объектом невероятных лишений и жестокого обращения. Во многих случаях пленные по несколько дней вообще оставались без пищи. Их поместили в концентрационные лагеря, в ужасающие санитарные условия, где они голодали. Их заедали насекомые, они заражались отвратительными болезнями, а голод доходил до такой степени, что людоедство стало среди них обычным явлением. И не раз немцы фотографировали эти людоедские трапезы в пропагандистских целях.

Через несколько дней такого обращения, когда их моральные силы были полностью сломлены, их выстраивали в строй, и немецкий офицер предлагал им вступить в немецкие трудовые батальоны, где они получат достаточно пищи, одежду и нормальное обращение. Потом немцы спрашивали каждого в отдельности, согласен он или нет. Первый ответил «нет». Его тут же расстреляли. То же случилось и со вторым и с третьим и так далее до тех пор, пока наконец кто-то не сказал, что он согласен, и тогда другие тоже на это согласились, но только после того, как они воочию увидели, что это единственный способ уцелеть. Искренне Ваш.

Лорд Селборн».

Потрясенный Идеи взял письмо, положил его на стол и снова вернулся к креслу у камина.

— Что ж, милорд, доверие за доверие, — тихо начал он. — Я скажу, что меня смущает во всей этой истории: мы обсуждаем проблему русских пленных, совсем забыв о наших. Как вы знаете, в немецких лагерях немало и англичан, и американцев. Одни из них попадут в руки русских — на первый взгляд это неплохо, но только на первый. Отношение к ним советских властей впрямую будет зависеть от того, насколько точно мы будем выполнять требования этих же властей по отношению к русским пленным, освобожденным нами. Логично?

Лорд Селборн согласно кивнул.

— Но это не все, — продолжал Иден. — Мы не можем не считаться с тем, как на эту проблему посмотрит Гитлер. Да-да, именно Гитлер, а если точнее — Гиммлер. Не спешите, милорд, выслушайте меня до конца, — заметив возмущение Селборна, усадил его в кресло Иден. — Но сперва один вопрос. Согласны ли вы с тем, что принадлежность солдата к той или иной армии определяется формой, которую он носит?