— Аэродромы подскока очень нужны…
— Да где их взять, эти аэродрома подскока? Тут уже каждая поляна арендована либо штурмовиками, либо бомберами, либо хрен знает кем еще…
— Я думаю, и у немцев та же проблема.
— Проблема будет у тех, по кому первому жахнут! А у нас тут сплошное непротивление злу насилием.
— Да с какой радости им на рожон-то лезть? — возразил комиссар. — Они же сами видят, у нас тут все наготове. Силища какая собрана.
— Хорошенькое наготове: сержантов повыпускали из училищ — у нас их аж двадцать душ — а что они могут? Взлет — «коробочка» — посадка? Боюсь их в воздух поднимать — сплошные ЧП пойдут.
— Но учить-то надо, пока время есть…
— Да откуда оно, это время? Мы с Румянцевым тут вдоль границы пролетели, я же рассказывал, у них уже орудия на позициях выставлены.
— Это они так, для острастки, чтобы мы не сунулись. Им еще Англию придавить надо. Как Францию — хотя бы на две части расколоть. А с Англией еще повозиться надо — у тех флот лучший в мире. Так что поживем еще маленько.
— Эх, Михайлыч, а еще комиссар!.. Вот так скажешь где-нибудь — у англичан лучший флот в мире, и загремишь под фанфары! Лучший в мире флот — это Рабоче-крестьянский Красный флот. А также Рабоче-крестьянский воздушный флот. И вообще, все Рабоче-крестьянское самое лучшее… Ну что, рыбалка наша накрылась… Надо в дивизию докладывать. Как будто они сами не знают…
А в целом суббота прошла спокойно. Макаров успел даже в Волковыск на мотоцикле к зазнобушке сгонять. Его роман с хозяйкой шляпной мастерской пани Хелены Кревской начался, как и все романы, неожиданно. Он зашел в шляпное ателье, чтобы заказать парадную фуражку (Хелена мастерила не только дамские шляпки, но и шила при «польском часе» фуражки-рогатувки для офицеров местного гарнизона). Увидев красивую 33-летнюю вдовушку с золотыми от природы волосами, Макаров даже забыл, зачем он пришел. И только навык летчика-истребителя мгновенно выходить из критических ситуаций, подсказал ему совершенно правильный ход:
— Я бы хотел, чтобы весь мой полк ходил в фуражках, сделанных в вашей мастерской!
— О, пан майор, я боюсь, что этот заказ я буду выполнять до конца жизни! — жеманно улыбнулась хозяйка.
— Вот и хорошо! Зато у вас никогда не будет простоев. Начнем с меня! Мне нужна вот такая фуражка, только новая, — Макаров достал из свертка свою старую фуражку. — Могу подарить вам эту — для образца.
— О, спасибо большое! Можно я выставлю ее в витрине, чтобы ко мне приходили военные заказчики?
— Даже нужно!
— А я подарю вам вот эту шляпку для вашей жонки.
— У меня нет жены.
— Ну, тогда для вашей коханки!
— У меня и коханки тоже нет.
— О, пан майор! То есть клямство! Для че́го смеетесь над бедной доверчивой провинциалкой? Нигды не поверю, чтоб такой видный красивый мужчина был один! Я вем — у пана много кобет!
— У пана много самолетов и ни одной кобеты, то бишь женщины. Потому что мы всегда поем: «Первым делом, первым делом самолеты. Ну, а девушки? А девушки — потом!»
Макаров пропел куплет приятным баритоном, чем окончательно сразил Хелену.
— Нельзя, конечно, жить без женщин! Поэтому вся надежда только на вас!
— На меня?! А чем я могу пану помочь?
— Найти мне коханку!
— О, это будет так трудно. Я не знаю паньского вкуса.
— Определить мой вкус довольно просто. Вам достаточно посмотреть в зеркало.
Хелена шутливо погрозила пальцем:
— Не надо так жартовать с одинокими женщинами!
— Какие тут могут быть шутки?! Я самый серьезный человек на свете.
Так, слово за слово — они быстро нашли общий язык. И когда Хелена выполнила заказ и преподнесла Макарову шедевр своего шляпно-фуражечного искусства, майор предложил отметить это событие в ресторане.
— Спасибо, я очень тронута! Але бардзо жаль, я не могу принять ваше приглашение. Мне бы хотелось разделить с вами эту радость. Но наш город так мал, что если мы пойдем с вами в ресторан, на утро весь Волковыск будет знать: пани Хелена закрутила роман с советским офицером.
— Понимаю. Тогда поедем в большой город, в Гродно, например, и отметим там.
— О, до Гродно так далеко…
— На машине — два часа езды. А то и полтора.
— Давайте лучше у меня отметим. Прямо здесь. Я живу наверху. Сделаю домашний торт.
— Ну, тогда за мной цветы и хорошее вино!
Договорились на субботу. И вот долгожданная суббота наступила, и майор Макаров несется в Волковыск на мотоцикле, загнав стрелку спидометра до упора. Первым делом он заехал в винную лавку и выбрал хорошее вино из старых запасов хозяина — «Блаубургундер» — голубое бургундское. Выложил за бутылку треть зарплаты и отправился за розами. «Сватовство майора, — усмехнулся он над собой. — Картина неизвестного художника». У Макарова была отличная зрительная память, но он плохо запоминал фамилии, и потому почти все художники, кроме Шишкина и Васнецова, у него были «неизвестными». К букету алых и белых роз он добавил и серебряную стрекозу с изумрудными крылышками, которую купил в ювелирной лавке «Бродский и сын». Стрекозу усадил на самую крупную розу. Все! Теперь можно было представать перед очами первой красавицы Волковыска, так он титуловал про себя Хелену. Нет, не все, надо было еще подъехать к парикмахерской, поправить полубокс и опрыскаться одеколоном «Шипр», что по-французски означало «Кипр», греко-турецкий остров в далеком Средиземном море, знакомый Макарову только по учебнику военной географии.
— О, яки пенкны ружи! — всплеснула красиво обнаженными руками Хелена. Она была в черном платье, облегавшем ее стройное тело по всем канонам варшавской моды. Но когда увидела еще и стрекозу — обрадовалась, как девочка, которой подарили новую куклу, и тут же пристроила изящную брошь на вуалетку новой шляпки.
Теперь настал ее черед делать сюрпризы. Хелена поставила на стол торт в виде… фуражки с шоколадным козырьком! Причем околыш был сделан из голубого крема. А к голубому околышу идеально подошло и голубое бургундское, которое Макаров разлил в хрустальные бокалы. Он с интересом разглядывал гостиную Хелены. Увешанная тяжелыми златоткаными гардинами и такими же шторами, она обещала хранить все тайны, свидетелями которых могли стать ее стены, ее гобелены и портрет некой ясновельможной пани в золоченом багете (разумеется, кисти неизвестного художника). Как потом выяснилось, она оказалась не кем иной, как возлюбленной Наполеона, пани Валевской. И, конечно же, висели на стенах фотокарточки в ажурных рамках, и вышивные изречения из «Катехизиса», и портрет покойного мужа Феликса.