И неспроста перед поединком спрашивают назвище — после можно отогнать неупокоенную душу, если она сочтёт, что убита неправо да придёт на третью ночь помстить убийце.
Разъехались на сто шагов, поворотили коней.
Кони резко взяли с места, набирая разбег.
Сшиблись снова на том же месте, где и встретились.
С лязгом скрестились мечи, высекая искры, и Несмеян едва успел спасти голову от удара длинным ножом — щитом заслонился. Острая восьмивершковая сталь пробила медную заклёпку, рассекла кожу щита многократно дублёную кровью Несмеяна и увязла в толстой доске. Кони заплясали на месте, Ярун рванул нож — не осилил, и сам едва увернулся от Несмеянова меча.
Разъехались снова, теперь уже не так далеко.
Несмеян сбросил с руки щит — после подберу, коли что.
— Честь блюдёшь, дивий?! — бросил новогородец со злобой. Крутанул меч и ринул коня вперёд.
Звон.
Лязг.
Ярун вздыбил коня, рубанул сверху вниз — промахнулся. Умный конь Несмеяна взял чуть в сторону. Сам же полочанин в последний миг перекинул меч из правой руки в левую, ухватил правой рукой Яруна за богато вышитую полу ферязи и рывком стащил его с седла.
— А-а-а-а! — торжествующий вопль полоцкой рати прокатился по полю. Прокатился и стих — Ярун уже вскочил на ноги, крутанул мечом, выписав в воздухе "бабочку".
— Кулачник! — бросил он в сторону Несмеяна. — Медведь!
А хотя бы и медведь! Тоже нехудой зверь — сам Велес его лик себе избрал, чтоб средь зверья появиться!
Несмеян вздыбил коня, развернул его на задних ногах и заставил сделать несколько шагов на дыбах в сторону невольно вспятившего Яруна.
Из строя киевской рати выскочило несколько всадников, но полоцкий гридень уже сам оставил седло, перехватил меч двумя руками и шагнул к Яруну.
Всадники воротились назад, но в строй не стали — крутились на месте, готовые вновь метнуться к поединщикам.
— Потешимся, Яруне Петряич, — сказал Несмеян, скалясь недобро.
И заплясало меж двух камней — каждый мало не в рост человека! — четвероногое двухголовое чудовище с железной чешуёй и стальными бивнями, словно только что в какой-нибудь древней басни рождённое, из Великой Зимы вышедшее детище Мораны.
Кружились, рубились, но не могли досягнуть друг друга ни тот, ни другой.
Оставил Несмеянов меч отметину на рукаве Ярунова полушубка, сукно распорол и рубаху, а до живого тела не досягнул. И почти тут же Ярун погладил Несмеяна мечом по шелому — лопнул подбородный ремень, улетела островерхая железная шапка в сторону вместе с набивным подшеломником, затрепетал на холодном зимнем ветру рыжий Несмеянов чупрун.
Меч в руке словно сам рвался выпить чужой крови — слышал Несмеян про такие мечи. В кощунах да баснях слышал. А мы не в кощуне и не в басни живём — в жизни, на земле, средь людей, а не средь богов!
Ярун рванул застёжки полушубка на груди — жарко было кметю, бился нараспашку.
От удара ногой в грудь задохнулся Несмеян, ударился спиной о камень — тяжёлый валун не двинулся с места — разве только велет смог бы сдвинуть такую тяжесть. Свистнул хищной змеёй Ярунов меч, целя в глаза полочанину, ноги Несмеяна словно сами собой подкосились, он осел, и клинок новогородца срубил конец длинного рыжего чупруна Несмеянова, врезался в камень и со стонущим звоном разлетелся на несколько кусков. Хреновая сталь у вас, новогородцы, — скривил губы Несмеян, выбрасывая на всю длину меч. Рубящий удар полумесяцем прошёлся по груди Яруна, лопнула, разбрасывая кольца, броня, вспухла кровью распоротая ферязь, заалела белая полотняная рубаха, затрещали рёбра.
Повалился Ярун, щедро поливая кровью снег, роняя обломок меча. Задрожала земля от конского топота — мчались к поединщикам враз с двух сторон — и полочане, которые, проспав прошлый поединок, теперь ни за что не хотели уступить в нынешнем, и кияне мчались — хоть тело отбить кметя своего отважного.
Полочане успели первыми. Окружили Несмеяна, отогнали киян стрелами, помогли поймать обоих коней — и своего, и Яруна.
Витко довольно хохотал, ловя повод Ярунова коня:
— Знай наших, кияне!
Несмеян поднял обломки Ярунова меча и невольно залюбовался на рукоять, выточенную из меди и снабжённую щёчками рыбьего зуба с травлёным по кости рисунком. Сломанного клинка было жаль, тем более, что зря Несмеян хулил новогородскую сталь — меч был бесскверный, а почему он там сломался — коваль скажет. В Полоцке, когда воротимся, — пообещал сам себе гридень, заворачивая обломки в содранный с тела Яруна полушубок — и одёжка дорогая победителю тоже пригодится, его право!
Несколько мгновений Несмеян непонятно разглядывал поверженного им новогородского щёголя, потом вдруг резким взмахом меча рубанул по шее. Откатилась забубённая Ярунова голова.
— Копьё!
Витко одобрительно крякнул и подал Яруново же копьё. Гридень-победитель насадил голову на копьё, вспрыгнул в седло и вздел отсечённую голову над собой:
— Тебе, господине Перун!
— Слава Перуну! — дружно рявкнули кмети, несясь с обеих сторон от Несмеяна — ухватить бы хоть долю Перунова благоволения от удачливого кметя. Кони храпели, чуя кровь, взрывали копытами снег. Безголовое тело Яруна волоклось по снегу следом за конём Несмеяна, ухваченное арканом за ноги.
— Как мыслишь, к добру ли нам то?! — подавленно спросил кто-то рядом с Мурашом.
Мураш не стал переспрашивать — что. И так ясно. Поединки перед битвой показывают, с кем воля богов, кто победит в битве.
— Воля богов с нами, в том и сомневаться не думай даже, — процедил мядельский войт, следя за скачущим по полю отважным гриднем, которого полюбила его строптивая и своенравная дочка. — А что до победы, так вот что мыслю: крови будет пролито немало, но разбить нас Ярославичи не смогут. А вот то, что сейчас нам — в бой, так то уж точно!
И впрямь — снова заревел рог, позвал вперёд, заорали воеводы:
— На слом, на слом!
Качнулся неровный, неустойчивый строй полоцкой рати и двинулся вперёд, под размеренное уханье била, под свист сопелей, двинулся, наставив копья.
Пришло.
Наступило.
Но Святослав Ярославич не хотел уступать полочанам честь первого наступа.
И навстречь пешей полоцкой рати хлынула лёгкая конница — тьмутороканский князь Глеб Святославич!
При вести о том, что князь Глеб Святославич зовёт донских и кубанских "козар" с собой на Русь — воевать полоцкого князя Всеслава — разнеслась по Дону стремительно, как весенняя ласточка, и от той вести в Звонком Ручье восстала настоящая пря. До крика, до ругани спорили братья Керкуничи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});