— Она была лучше, чем я представляла, — говорит она мне в щеку. — Ничто не могло оторвать меня от нее.
Ничего. Как трудно было бы остановиться, если бы она попросила меня об этом в гостиничном номере. Я бы остановилась, но это причинило бы мне боль. Мы не включали музыку. Мы были не одни. Мы не планировали это, и мы обе были растрепаны. Ничего не соответствовало ее представлению о совершенстве, потому что ты понимаешь, что все, чего ты в конечном итоге хочешь, — это последнее, чего ты ожидаешь.
Но это оказалось идеальным. И, боже, безумно приятным.
— Я мечтала о ней задолго до того, как мы это сделали, — признается она. — Иногда я запирала на ночь дверь и снимала с себя одежду.
Разряд сбивает меня с ног. Хоть она и питала ко мне ненависть, она мечтала обо мне.
Клэй кладет голову мне на плечо, ее губы щекочут мою шею.
— Я хотела почувствовать одеяло на своей коже, как если бы я была с ней в постели.
Как сейчас. Смех моих братьев слышится с лестницы, и мне хочется, чтобы мы с Клэй остались в доме одни, потому что я устала беспокоиться, что нас прервут или застукают.
Но я уже чувствую, как она становится тяжелее, а ее речь — сонной. Завтра у нас занятия.
— Тебе снилось то, как я обнимаю тебя вот так? — спрашиваю я ее.
Клэй кивает. Только в моем сне ты начальница, а я твоя помощница, и мы летим в Нью-Йорк в командировку на выходные. Довольно горячо с твоей стороны злоупотреблять своей властью надо мной в постели, когда я просто принесла тебе бумаги на подпись в твою комнату той ночью, но потом…
— Да?
Она на мгновение задерживает дыхание, а потом шумно выдыхает.
— В самолете я была в водолазке.
Я поднимаю брови.
— В черной, — выдавливает Клэй. — Я. В черной водолазке. И ты заставила меня собрать волосы в хвост, как у Арианы Гранде, а ты знаешь, я не очень хорошо выгляжу, когда волосы убраны с лица. Это было ужасно.
Я трясусь от смеха, прижимаю ее ближе к себе. Я чувствую, как она улыбается мне в шею.
Запустив пальцы в ее волосы, я притягиваю ее губы к своим.
— Мне нравятся хвостики, — говорю я, почти прикасаясь к ее губам. — Мне стоит разобраться с тобой.
Клэй дрожит, и мы целуемся, все сильнее углубляя поцелуй. От представления того, как я накручиваю ее волосы на кулак, как она стоит на четвереньках… У меня сводит живот.
— Как насчет того, чтобы ты приснилась мне сегодня ночью? — спрашиваю я. — Я буду думать о том танце до конца своих дней.
Она один раз кивает.
— Хорошо, — судя по голосу, она довольна собой.
Не думаю, что для моих братьев танцевали эротический танец, за который они не платили. В последнее время мне нравится моя сексуальная жизнь. Я осторожно выскальзываю из-под нее.
— Я сейчас вернусь, хорошо? — оставляю поцелуй на ее скуле — Поспи немного.
— Ладно.
Она подкладывает под голову подушку, оставаясь на животе поверх одеяла. Я натягиваю черные хлопчатобумажные шорты, через широкую белую майку немного просвечивается фиолетовый лифчик, но они с этим смирятся. Мне нужно попить.
Нам нужно попить.
Я подхожу к двери.
— Лив? — зовет она.
Я останавливаюсь, поворачиваю голову, моя рука уже лежит на ручке.
— Прости, — говорит Клэй.
Я изумленно качаю головой.
— Теперь это твоя новая привычка? За что ты извиняешься на этот раз?
— Ты сказала, что тебе было пятнадцать, — объясняет она. — Мы были уже знакомы. Я уже тогда хотела тебя.
Когда я потеряла девственность на заднем сиденье машины.
— Тебе следовало быть со мной на том карнавале, — добавляет она.
В горле появляется комок. Мне бы это понравилось. Чтобы она раньше поняла, так будет лучше. Мы могли бы стать счастливее много лет назад.
Но Клэй причинила мне боль в равной, если не большой, степени, чем кто-либо другой, так что кто может сказать, что все было бы по-другому. Возможно, тогда она тоже разбила бы мне сердце. Это всегда риск.
— Спи, — повторяю я. — Сейчас вернусь.
Я ухожу, тихо закрываю дверь и спускаюсь по лестнице, босыми ногами собирая грязь, которую оставили мои братья. Я ругаюсь себе под нос, понимая, кто должен будет это все убрать.
— Ты видел, как он хромал? — я слышу крик Трейса. — Я был как… бум! Я чуть не сломал его чертову шею.
Я прохожу мимо них по гостиной, беру чашку и наливаю в стакан немного воды из кувшина.
— Я рад, что ты этого не сделал. Мы с ними не закончили.
— Тут ты прав, — добавляет Айрон. — И я надеюсь, они, черт возьми, придут сюда. Боже, пожалуйста.
Я возвращаюсь в гостиную, на телевизоре включен фильм «Кастлвания» на малой громкости, в то время как Трейс закидывает ноги в ботинках на кофейный столик, опрокидывая пустые пивные бутылки.
Они пьяные. Но, по крайней мере, в безопасности. Я подхожу, беру одной рукой три бутылки за горлышко и выбрасываю их в мусорное ведро. Я плюхаюсь на диван рядом с Трейсом, Айрон с другой стороны от него, а Даллас сидит в кресле.
Где, черт возьми, Мэйкон и Арми? Они знают о драке?
— Куда ты исчезла? — спрашивает меня Даллас, беря свою бутылку с журнального столика.
Я делаю глоток воды.
— Ты искал меня?
Он кривит лицо, и я усмехаюсь. Конечно, нет. Возможно, даже только сейчас понял, что я ушла.
Трейс отрыгивает и усмехается одновременно.
— Просто уведи ее отсюда, пока Мэйкон не увидел, — говорит он.
Я отвожу взгляд, не понимая, откуда он узнал, что Клэй у меня в комнате. Но, прежде чем я успеваю ответить, свет от фар мигает в передних окнах, и мы поворачиваемся.
Меньше, чем через пять секунд Мэйкон влетает в дом, и мое сердце подпрыгивает к горлу, когда я вижу ярость на его лице.
Его глаза обшаривают комнату, челюсть сжата, он останавливает взгляд на Айроне, бросаясь вперед, размахивая руками. Он замахивается на Айрона, и я роняю стакан на ковер, сгибаюсь и отворачиваюсь.
— Мэйкон! — кричит Арми, заходя следом в дом.
Но никто не реагирует.
— Ты ввязался в драку? — рявкает Мэйкон.
Я искоса бросаю взгляд на братьев, тошнота подступает к горлу, когда он снова и снова бьет Айрона, и, хотя Айрон почти такой же большой, он не смеет сопротивляться. Он просто держит руки над головой, пытаясь защититься.
— Ты чертов ублюдок! — рычит Мэйкон, а затем бросается и замахивается на Далласа. Тот прикрывается, как может, сидя в кресле.
— Мэйкон! — просит Трейс.
— Чтоб вас! — огрызается Мэйкон, снова ударяя Айрона по голове. — Чтоб вас, вы паршивые сукины дети!
— Нам пришлось, Мэйкон, — объясняет ему Трейс.
— Заткнись! — и Мэйкон тоже ударяет Трейса по голове.
Он встает, тяжело дышит, его кулаки сжаты, и он смотрит вниз на своих братьев. Я отворачиваюсь, сжимаясь так сильно, насколько это возможно.
Затем Мэйкон опрокидывает журнальный столик, и все, что стояло на нем, оказывается на полу.
— Вы думаете, эти проклятые маленькие засранцы проведут хоть одну ночь в тюрьме, несмотря на их мамочек и папочек? — огрызается он. — Не так ли? Да?
— Мэйкон… — пытается успокоить его Трейс, но мой брат не обращает на него внимания.
— Чтоб вас, — рычит он и вылетает их комнаты, опрокидывая маленький столик в коридоре на пол, когда проносится мимо.
Хлопают двери, и, оглянувшись, я вижу замершего Далласа, красного, как свеклу, вспотевшего и тихо сидящего в кресле. У Айрона на щеке порез, тонкая красная полоска, мерцающая на свету. Трейс опирается локтями на колени, веселье и гордость, которые они чувствовали пять минут назад, теперь исчезли.
Декс кричит наверху, и Арми идет к нему, но останавливается и смотрит на нас.
— Вы, ребята, хоть представляете, черт возьми, под каким давлением он находится? — Он замирает только на мгновение, затем ударяет рукой по стене и кричит: — Понимаете?
Он подходит к Айрону, который не может взглянуть ему в глаза. Тот смотрит в пол.
— Что он должен будет им дать, чтобы уберечь твою задницу от тюрьмы? — выплевывает Арми. — Ты хоть раз подумал об этом? Ты связываешь ему руки, Айрон!