class="p1">— Нам нужно поговорить, ― её шепот шарахнул по оголенным нервам. Она пьянила меня всё сильнее, а после того, что я сделал в гостиной, казалось, что похмелье никогда не наступит. ― Я хочу знать причину.
Пальцы сильнее сжали стакан. Но я сдержался и расслабил их.
— Не понимаю, о чем ты.
— Об этом, ― Эбби подошла ближе, а затем осторожно положила передо мной карточку. Взгляд опустился и пробежался по тексту. Сердце застучало, пускай всё ещё и отказывалось принимать правду. ― Ничего не хочешь мне сказать?
— Вижу её впервые, ― поставил стакан на стол, но как только сделал шаг, ощутил, как её рука сжала моё запястье.
— Лжешь, ― спокойно сказала она, словно видела насквозь. Обошла меня, всё ещё не разжимая пальцев, и встала напротив. Я неосознанно поднял глаза. ― Почему ты не хочешь говорить правду? Что тебя удерживает?
— В этом разговоре нет смысла, ― отвел взгляд, но как только попытался уйти, она преградила дорогу, прижав свои ладони к моей груди.
— Я не знаю, почему ты сделал это, ― шептала Эбби, пытаясь снова поймать мой взгляд. ― Не знаю даже, значило ли это что―то для тебя, но могу с уверенностью сказать, что для меня значило очень многое.
Поднял голову, не в силах контролировать то, что сидело внутри чертовой занозой. Не должен был смотреть ей в глаза, но плюнул на рассудительность и осторожность, пусть даже головой и понимал, что это неправильно.
Это была игра, ― ответил, ощущая муку и одновременно зная, что так надо. ― Я просто делал то, что и все. Не пытайся найти в этом иной смысл.
В её глазах промелькнула боль, и осознание того, что именно я является тому причиной, заставило сердце ёкнуть. Она опустила взгляд и едва заметно улыбнулась.
— Да… только вот на твоей карточке были другие слова.
— Просто это была не та карточка.
— Нет, та. Ведь я взяла её там, где ты оставил.
— Значит, не там, ― стиснул пальцы в кулаки.
— Почему ты так поступаешь со мной? ― спросила она, поднимая глаза. ― Почему просто не можешь сказать причину…
— Черт! ― резко развернулся и, запустив руки в волосы, закрыл глаза. Простоял так всего несколько секунд, но понял, что это не поможет. ― Что ты хочешь от меня услышать?
— Правду…
— Правду? ― повторил, смотря в её океан, а затем кивнул. ― Хорошо. Вот тебе правда: да, я сказал не то, что было написано на этой дурацкой картонке, а то, что на самом деле ощущал. Слова шли отсюда, ― он стукнул себя в грудь, ― и как бы я не пытался сдержать их, я не смог, ― заметил, как изменился её взгляд. ― Как бы сильно я не пытался уверить тебя в том, что этого не было, я бы лгал. Ты права в каждом своем суждении.
Перевел дыхание, а затем зашептал:
— Это ты хотела услышать, верно? Такую правду? Хотела убедиться в том, что в нашем мире на самом деле есть место сказке, и что такие люди, как я, меняются? ― она молчала, и хотя в её глазах мелькала боль, стискивая зубы, я продолжал. ― Нет, Эбигейл. Это не так. Я всё тот же бесчувственный, жестокий и холодный человек. Я не знаю, что такое доброта и жалость. Мне не знакомы чувства нежности и заботы. Я не умею быть ласковым, мне чужды сантименты, и из всех реалий жизни я признаю лишь деньги и власть. Мне плевать на других. Плевать на их желания, мечты и планы. Для достижения своей цели я могу пожертвовать чем угодно, и меня не остановят обыкновенные людские слабости. Я именно такой. И никогда не намерен меняться.
Её взгляд молча бегал по моему лицу.
Несмотря ни на что, эта девушка всё ещё отчаянно пыталась разгадать меня.
Я разглядел в её глазах всю возможную гамму чувств и эмоций: грусть, удивление, ласку, боль, муку, сострадание, даже недоверие и веру… я видел в них всё, но не мог уловить хотя бы малейшей частички страха. Она не боялась правды, какой бы та ни была.
А ещё ― совсем не боялась Его.
— Но ведь даже несмотря на это, ты сумел сказать то, что чувствовал, ― прошептала она. ― Так, может быть, сказка всё же есть?
Надеялся, что та правда, которую озвучил, наконец―то, поможет ей понять, что лучше не иметь с таким человеком никаких дел. Рассчитывал, что после этого она оставит меня в покое. Уйдет. Исчезнет из моего поля зрения. Но она вновь удивила. Вновь ухватилась за тоненькую ниточку надежды, несмотря на то, что я вновь причинил ей боль.
Черт! Если бы она только знала, как сильно я хотел обладать ею! Если бы догадывалась, что для меня значат её глаза, улыбка, слова и чистая вера… если бы она только знала, как тяжело мне каждый раз снова и снова отталкивать её от себя, раз за разом причиняя всё новую боль… если бы только знала, как невыносимо терпеть нескончаемые истязания, когда одно и то же лезвие без конца точит всё ту же, кровоточащую рану… если бы она только знала… если бы только я мог ей сказать…
— Эй, Дар, тут… ― Пол остановился в дверях, заставляя нас тут же отпрянуть друг от друга. ― Оо… я не знал, что вы… то есть, я не собирался мешать… я могу уйти.
Он показал рукой на дверь, но Эбигейл легко улыбнулась и покачала головой.
Она всегда восхищала меня своей исключительной способностью улыбаться в самые непростые моменты.
— Всё нормально. Я всё равно уже ухожу.
— Уверена? Я могу подождать. У меня не срочно…
— Нет―нет, ― она снова улыбнулась, ― Адель уже, наверное, ищет меня. Я пойду.
Когда она вышла, осторожно закрыв за собой дверь, Пол помолчал несколько секунд и лишь потом повернулся ко мне. По глазам понял ― он хотел спросить о том, что увидел.
— Ты, кажется, что―то хотел. ― помог ему, пресекая его попытку сунуть нос не в своё дело. Привычная холодность не заставила себя ждать.
— Да, ― Пол повертел в руках мобильный, ― хотел узнать, что мы будем делать с Дэмиеном Гровером. Мне только что звонила Холли. Его адвокат снова обратился в суд.
Еле слышно зарычал. Этот жалкий любитель «позолоты» уже начинал порядком напрягать. Это было его второе обращение за эти две недели ― он обвинял «Даймонд Констракшн», а соответственно и меня, в ущемлении своих чертовых прав.
Конечно, на заседании его аргументы не были засчитаны, так как отказ компании от заключения