были непарадными, а из-за опасений, что кому-то их содержание может показаться излишне резким. Наблюдаемое им наяву иногда походило на жуткое сновидение, не вмещавшееся в нормальное восприятие человека. Дейнека отображает военную реальность без прикрас. «С душевной болью и глубоким сочувствием чужой беде Дейнека рисует пепелища сожженных деревень и оставшихся без крова беженцев, замерзшие тела погибших людей и животных, разбитые станции, взорванные железнодорожные составы и разрушенные коммуникации», — отмечает В. П. Сысоев[152].
В неопубликованном архиве Дейнеки имеется написанный им текст, поясняющий причину, по которой он не стремился публиковать свои рисунки военных лет: «В эти годы я сделал, может быть, самые любимые мои вещи, такие как „Оборона Севастополя“, „Окраина Москвы“, ряд рисунков, которые еще лежат у меня в папках. Возможно, что их еще рано обнародовать, они слишком тяжелы, а нам сейчас нужно после пережитого отдохнуть»[153]. В. П. Сысоев пишет: «Графика Дейнеки военного времени отмечена неожиданным всплеском почти что экспрессионистической стилистики, нехарактерной для художника даже в 1920-е годы. Подчас жуткий экспрессивный гротеск соседствует в этот период у Дейнеки с почти барочным аллегоризмом и беспощадным реализмом в изображении страшных в своей обыденности сцен военного времени»[154].
В декабре 1942 года Дейнека подписывает договор с Комитетом по делам искусств при Совете народных комиссаров на сумму 20 тысяч рублей на выполнение панно «Оборона Севастополя». Немцы взяли город в июле после многомесячной осады. Для Дейнеки, который обожал этот город, где он написал картину «Будущие летчики», падение Севастополя стало настоящим горем, личной травмой. Он увидел фотографию разбомбленного города в фотохронике ТАСС и представил себе своих будущих летчиков, которые тоже встали на защиту родного города, женщин и детей, которые узнали ужас блокады. «Их горе было моим горем, — вспоминал он. — Это время, когда я писал картину о защите Севастополя, выпало из моего сознания. Я жил одним желанием — написать картину, чувствовал, что она должна быть настоящей, полной сверхчеловеческой напряженностью боя»[155].
Интересно, что для центральной фигуры раненого матроса со связкой гранат ему позировала женщина. В каком-то смысле, это понятно: все мужчины ушли на фронт. Ему никак не удавалось найти подходящей мужской натуры для центральной фигуры композиции, а нужен был крепкий молодой парень. «Тогда мне пришла в голову мысль прибегнуть к женской натуре. Одна из моих знакомых спортсменок с подходящими физическими данными согласилась позировать. Правда, конструкция движения фигуры была уже найдена, но ее следовало тщательно проверить по обнаженной натуре с тем, чтобы избежать какой бы то ни было приблизительности в трактовке тела, пронизанного сильным мускульным напряжением»[156]. Для того чтобы лучше почувствовать и выявить особенности центральной фигуры матроса со связкой гранат, Дейнека делал подготовительные скульптурные этюды из пластилина.
На своей картине-панно Дейнека отображает обстоятельства третьего и последнего штурма Севастополя, начатого немцами 7 июня 1942 года. В книге «Утерянные победы» фельдмаршал Манштейн писал, что семь советских дивизий и три бригады общей численностью 120 тысяч человек оказывали отчаянное сопротивление вдвое превосходящим немецким и румынским силам. Упорная борьба и контратаки защитников Севастополя продолжались более недели. В атакующих немецких ротах осталось в среднем по 25 человек. Перелом наступил 17 июня: на южном участке атакующие заняли позицию, известную как «Орлиное гнездо», и вышли к подножию Сапун-горы. За 18–23 июня, несмотря на переброску пополнения, прибывшего на крейсере «Молотов», все советские войска выше Северной бухты либо были уничтожены, либо сдались после израсходования всех боеприпасов, либо продолжали отбиваться в изолированных укреплениях и укрытиях вроде Константиновского бастиона. 30 июня 1942 года пал Малахов курган. К этому времени у защитников Севастополя стали заканчиваться боеприпасы, и командующий обороной вице-адмирал Октябрьский получил разрешение Ставки Верховного главнокомандования на эвакуацию. План предусматривал вывоз только высшего и старшего командного составов армии и флота и партактива. Эвакуация остальной части военнослужащих, в том числе и раненых, не предполагалась. Поэтому защитники Севастополя знали, что отступать им некуда, и сражались до конца. 4 июля город пал, но остатки окруженной советской группировки сопротивлялись на мысе Херсонес до 8 июля. Немецкие самолеты беспощадно преследовали и топили корабли с эвакуированными, прежде всего с ранеными солдатами; вывезти удалось только 1726 человек.
Рукопашный бой — самое страшное явление при боевых действиях — Дейнека первым в мировом искусстве воплотил с такой страстностью и выразительностью. Он не изображает немцев в карикатурном виде — это страшный враг, от которого пощады не жди. Но и его можно бить, поэтому на первом плане Дейнека помещает тело лежащего на каменных ступенях Севастополя немецкого солдата, истекающего кровью. Русский матрос позади него покачнулся, он еще не повержен, хотя, может быть, это и его предсмертная минута. На втором плане матросы яростно и отчаянно идут в штыки против немцев. Не вызывает сомнения, что Дейнека изображает схватку добра (все матросы одеты в белое) и зла в темно-зеленых германских мундирах. Его часто критиковали за прямолинейность, плакатность «Обороны Севастополя», но на всякого, кто видел картину, она производила сильнейшее впечатление. Залитые огнем пожаров небо и море, бомбардировщик, пикирующий на поле битвы, создают ощущение вселенского ужаса, сопровождающего битву за Севастополь. Мощь натиска врага подчеркивает сюрреалистическая деталь: громадная рука в небе, нацеливающая немецкий штык в сердце осажденного города. Да, моряков вот-вот сбросят в море, но они не сдаются, сопротивляются до конца. Вот она, живая иллюстрация к приказу Сталина «Ни шагу назад!».
Образ раненого матроса со связкой гранат, который является центральной фигурой композиции, навсегда станет моделью, прототипом для последующего изображения героев Великой Отечественной войны. По образу и подобию моряков-севастопольцев Дейнеки эти образы будут создавать многие советские художники. В настоящее время картина хранится в Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге. «Своей „Обороной Севастополя“ Дейнека вписал принципиально новую страницу в историю мировой батальной живописи», — пишет В. П. Сысоев[157]. Интересно, что некоторые искусствоведы отмечали схожесть между картиной Дейнеки и батальной живописью Третьего рейха — в частности, сравнивали ее с полотном Фрайтага «Гранатометчик в бою». Сходство двух главных фигур на картине, конечно, есть, но немецкое полотно по размеру и масштабности композиции, безусловно, уступает картине Дейнеки. К тому же трудно представить, что советский мастер в годы войны мог ознакомиться с изделием немецкого пропагандиста — а если бы и мог, то наверняка счел бы ниже своего достоинства хоть в чем-то на него ориентироваться. Подобные предположения — всего лишь провокация, еще одна попытка сблизить (а то и отождествить) искусство Дейнеки с «тоталитарным искусством» Третьего рейха.