— Кто субъект? — запоздало спросил Шорохов.
— А что?…
— Дело больно громкое.
Лис самодовольно хмыкнул. Он ни секунды не сомневался, что все это еще можно исправить.
— Кровать у окна видел? Вторая слева. — Он зарядил оружие и дал пробный выстрел по зеркалу. — Видел, нет?
— Кровать?… Нет, я не приглядывался.
— Ну возле окна, говорю же! Там женщина пятнадцатилетняя.
— Пятнадцатилетняя?… Женщина? А я думал, в прошлом такого блядства не было.
Лис медленно приставил ствол к стене и, развернувшись, ударил его по лицу — честно, кулаком, без всяких “приемов”.
Шорохов растерянно моргнул и сплюнул в раковину.
— Извиняюсь… — выдавил он. — Так это ты там обыскался, на тележке? И который из шести?
— Хрен знает… Они все похожие.
— Это тебя подменить хотели?… А я боялся, что меня.
— Серьезно? — обрадовался Лис. — Земляки, выходит! Тебя как кличут?
— Я Шорох. Но ты обо мне забудешь.
Лис настроил синхронизатор и проследил за тем, как Олег набирает на табло “12:50”.
— Поехали?…
Шорохов положил палец на кнопку и, когда опер исчез, переставил время на “12:57”. За эти семь минут все началось и закончилось — от выхода Боксера до вопля той девчонки в белом халатике.
Короткое перемещение предоставило Олегу уже готовый результат, — он находился там, за закрытой дверью. Нужно было только решиться и открыть. Там же, снаружи, была и надежда на то, что невмешательство в операцию изменит события к лучшему. Что Боксер с Музыкантом не собирались стрелять, а притащили свои бандуры лишь для страховки. Что Лиса они не знают, и он легко зайдет им в спины. Что переполох, без которого в людном месте не обойтись, не выльется в бойню. И что у сестры, забежавшей на третий этаж, не будет повода звать своего Аркадия… или Валентина?…
— Валерий Палыч!… — как подсказка, раздалось в коридоре. — Надежда Тимофевна! Тут… быстрее сюда!
Олег выскочил из туалета и, споткнувшись о чью-то ногу, растянулся на теплом линолеуме. И, пока летел, многое успел увидеть. Не все. Но достаточно. Столько, что и вставать уже не хотелось.
На сей раз у Лиса был “Сайбершутер” — к станнеру он даже не прикасался. Неизвестно, с какого выстрела он срубил Музыканта, но Боксер, похоже, успел укрыться. Он палил в Лиса, а Лис палил по нему, кроме того, Боксер держал выходы на лестницу. В итоге оператор выполнил задачу: не позволил поменять младенцев и уничтожил диггеров. Попутно погиб сам и явился причиной других смертей.
Живых в коридоре не осталось.
— Позовите!… Позовите кого-нибудь!… — надрывалась медсестра.
Шорохов поднялся и направился в ее сторону. Проходя мимо палаты, он заглянул внутрь. Он не мог этого не сделать, а сделав, пожалел.
Каталка была перевернута, но не так, как в первый раз, когда ее уронил Олег. Нелепая конструкция из крашеных металлических трубок упала, потому что по ней тоже стреляли. Никто из женщин не плакал, и это могло означать только одно…
Это означало, что компенсация невозможна, и что вторжение должно состояться.
Лис сидел напротив двери, привалившись к стене. Он умер с открытыми глазами, как будто до последнего мгновения следил за этой комнатой — за пятнадцатилетней матерью и за самим собой в казенном клетчатом одеяльце…
Шорохов приблизился к медсестре и уложил ее из станнера. Раскрыв синхронизатор, он перебрал строчки с последними перемещениями и нашел самое раннее, когда застал Лиса на лестнице. Вычел из этого времени одну минуту и стартовал — не сомневаясь, что вот теперь-то все получится. И проклиная себя за это. И понимая, что выбора нет.
Внизу показался красный “батник”. Ровно через минуту на площадке должен был финишировать двойник Олега, следовавший за Лисом от метро, и, чтобы с ним не столкнуться, Шорохов пошел навстречу.
— Время, Земля, человечество, — сказал он. — От Лопатина тебе привет, от Василь Вениаминыча.
— А-а… Привет… Случилось что? Или тебя ко мне в помощь определили?
— Вроде того. В помощь. — Шорохов выстрелил и придержал Лиса, чтобы тот не разбился о ступени.
— Ой! — послышалось сзади. — Плохо, да? Валерий Па-алыч!… НадеждаТимофе-евна!…
Олег посмотрел на часы.
— Чего орешь? Рано же… — буркнул он. — Тьфу ты… Вызывайте “Скорую”, у него приступ. Быстрее! Только не шевелите. Сердце.
— Бывает, бывает, да… У нас это бывает… — залопотала сестра и унеслась куда-то на второй этаж.
Шорохов пристроил Лиса в углу и потрепал за подбородок.
— Такая вот ерунда, дружище… Я не знаю, на кого тебя сейчас поменяют, но… Служба — тоже не жизнь. Так что, может, еще и в плюсе окажешься… Прощай.
Он спустился в холл и направился к регистратуре. Тетенька с гладким, блестящим лицом что-то торопливо доела и вопросительно глянула на Олега через закругленное окошко.
— Шорохова, — назвал он.
— Шо-орохова… Шо-орохова… — Женщина уткнулась в журнал и сосредоточилась так, будто запускала баллистическую ракету. — Шо-орохова… Нет. Не привозили.
— Че-его?…
— У нас ее нет.
— Это я понял, — отозвался Олег. — Я только не понял, как это — “у нас ее нет”…
— Не привозили, — доброжелательно пояснила женщина.
Олег облокотился на деревянную стойку и попробовал рассмотреть каракули в журнале. Шорохова Алла Николасина в списке отсутствовала. Зарегистрирована под девичьей фамилией?… С какой стати?…
— Терентьева… — попросил он.
— Тере-ентьева… Тере-ентьева… А у вас их, вообще много? — между делом поинтересовалась женщина. — Тере-ентьева… Нет. Терентьеву тоже не привозили.
— Да как же не привозили-то?! — возмутился Олег. — Она уже родила!
— Кого?
— Что “кого”?…
— Кого родила?
— Мальчика… — оторопело ответил он.
— Ну, так поздравляю! От меня-то вы что хотите?
— Поищите еще.
— Шорохову или Терентьеву?
— Обеих… — Олег прикусил губу. По вискам синхронно скатились две капельки пота. — Поищите пожалуйста.
Женщина, печально вздохнув, полистала журнал туда-сюда. Почитала, поискала. И закрыла.
Шорохов врезал по деревяшке и медленно пошел к выходу.
Отняли шесть месяцев, якобы проведенные в школе… Надеялся разобраться.
Отняли квартиру и удалили его персону из настоящего… Тоже надеялся, хотя на что — неизвестно.
Теперь у него отняли сам факт рождения.
“Лиса с кем-то перепутали… Меня — просто не родили. Меня нет. Нигде и никогда. Я не существую. Я пустое место… Фантом”.
Он плелся по холлу, не замечая, что на него косятся.
Фантом был одет неряшливо, но для семьдесят восьмого года — с шиком. Он был небрит и нечесан, но при этом достаточно обаятелен. Под его расстегнувшейся рубашкой виднелся кожаный ремень — не иначе итальянский. И еще он что-то бормотал про “сраное человечество”.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});