— Василь Вениаминыч, время! — предупредил Дактиль.
— Скоро начнем, — ответил Лопатин и, сходив в комнату, принес Олегу зимние вещи. — Одевайся, не май месяц.
Шорохов, цепляясь за стол, поднялся и взял сигарету.
— А он что наденет?… Этот… который сейчас родится…
— Для него тоже есть.
— В двух экземплярах припасли? Знали, что я сюда приду. И знали, откуда. Да, у меня же все записано… Все тут… — Олег постучал себя по голове.
Прикурив, он заглянул в пачку — там оставалась последняя сигарета. Он привычно бросил ее на подоконник и усмехнулся: надо же, у него — и какие-то привычки… За три прожитых дня…
Лопатин вытряс трубку, и ему вдруг сразу стало не до Олега. Он отправился готовить аппаратуру, вместо него на кухне появился незнакомый опер.
— Иди за мной, — сказал он.
Спустившись, они сели в лопатинский “Вольво”, и опер молча выстрелил в Олега из станнера. Шорохов рассчитывал на какие-то объяснения, но что-либо объяснять ему не сочли нужным. Он ведь клон…
Заряд ему дали хороший, помощней, чем Василий Вениаминович, и глаза сами собой закрылись.
Ехали долго. Потом Олега выволокли наружу. Он ждал продолжения — ведь куда-то же его везли… Продолжение последовало в виде звука удаляющейся машины.
Шорохов полежал минут пять — с надеждой, что его все-таки заберут. После этого он лежал уже без надежды.
На улице было невообразимо тихо. И очень холодно. Олега бросили лицом в снег — так он и валялся, прикидывая, сможет ли он встать, прежде чем околеет.
Холодно…
Привязавшись к этому слову, Шорохов повторял его вновь и вновь, пока оно не распухло в мозгу воздушным шаром и не вытеснило оттуда все — страх, обиду, горечь…
Холодно Это первое, что он услышал от человечества. Зашел в ванную — а там Ася. Она сказала “Холодно”. Оно такое, это слово… Оно особенное. Оно дает жизнь и убивает. Такое уж слово.
Над головой каркнула ворона, и Олег, вздрогнув, сообразил, что уже способен как-то шевелиться Пусть не встать, даже и на колени, но хотя бы куда-то поползти. Куда именно — это без разницы. Просто чтобы не лежать на месте. Не подыхать так бездарно.
“Вихляюсь, как червь — думал Шорохов, медленно перебирая руками-ногами — Противно… Если ворона не улетела, ее должно бы стошнить. Червь. Ползу… Холодно. Червяку дико холодно. Курево осталось там, у них. А, все равно сил нету. Зато мобила у меня… А звонить некому, и мне никто не позвонит. И хрен с ними со всеми. Холодно-то как. Ползу-у, ползу… И карточка.
Пол-лимона, блин… Самый богатый манекен в мире. Червь будет прожигать жизнь, если только приползет. Хоть куда-нибудь. И ремень с железками тоже на мне… Наверно, в этом есть смысл… Значит, фальшак не загнется, фальшак доползет. Зачем трупу машина времени? Ему и так хорошо. А мне фигово. Дико фигово. Значит, пока живой…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ФАЛЬШАК
Ее звали Асель и ей было двадцать восемь лет — это все, что Олег знал о Прелести. Еще он мог бы сказать, что у нее красивая татуировка, и что сама она безумно красива, и что, кроме нее, у него никого нет и, как выяснилось, никогда не было, и что, если через три минуты ее не найдут, он начнет убивать. Однако ничего подобного Шорохов не сказал. Он объявил только имя и возраст, остальное люди прочли в его глазах.
Ему нечего было терять — совсем.
Телефонную справочную службу охраняли на совесть. Целый табун спецов по связи корпел над защитой от взломов и от попыток получить справку на халяву. Много крутой техники, километры дорогого кабеля и сплошное электричество повсюду.
А на входе отирался какой-то грузчик с дубинкой и газовым пистолетиком.
Шорохов показал ему станнер — в действии, потом поднялся на третий этаж и выбил дверь ногой.
— Асель. Двадцать восемь лет.
Человек, которому нечего терять, всегда выделяется. Это похоже на сумасшествие, но то состояние, в котором Олег находился, было чем-то противоположным, крайней формой трезвости, окончательным прозрением, полным избавлением от иллюзий — чем угодно. В этом не было лишь одного — безрассудства. У Олега оказалось достаточно времени для раздумий, и он думал — когда тащил свое никчемное тело по мерзлому асфальту где-то в Печатниках, думал — когда вставал, обдирая пальцы о водосточную трубу, думал — когда вышвыривал из “жигуленка” парализованного водителя, и когда разносил казенный мобильник о парапет, и когда раздавал служебные кредитки бомжам на вокзале.
Он все давно решил. И вернулся на день назад вовсе не для поиска пути. Олег уже шел.
Двадцать четыре девицы одновременно выполнили команду “отомри” и уткнулись в экраны. Комната была большой и светлой, но почему-то без окон. Телефонистки сидели по периметру, середина же оставалась свободной.
Шорохов вышел в центр. Адресов могли дать много, а у него, как назло, ни ручки, ни бумажки… Впрочем, он надеялся, что в этом ему тоже не откажут.
— Сто четырнадцатая, здравствуйте, — раздалось из угла. Женщина, самая смелая или самая тупая, решила заняться своими обязанностями. Не вовремя.
Олег достал из рукава ржавую монтажку и молча разбил ей монитор. Вокруг сразу же застучали по клавишам.
— Мало информации, дяденька. — пискнули за спиной. — Что-нибудь еще…
Что он мог добавить?… Только то, что завтра Ася погибнет, предположительно от взрыва бытового газа. Это по официальной версии. В действительности не завтра, а через четыре дня. Но в любом случае — погибнет. Если он ее не найдет.
— Вы уж постарайтесь… — проронил Шорохов. Спасло имя. Девушек двадцати восьми лет в Москве оказалась прорва, но имя Асель было только у двух Олег рассчитывал на десяток, поэтому искренне обрадовался. Адреса и телефоны ему записали отдельно, на фирменных голубых бланках Проявили хоть какое-то уважение.
— Благодарю, — сказал он, снимая с пояса корректор. — Теперь последнее. Прошу всех встать и построиться в одну шеренгу. Насилия не будет, я обещаю.
Пока в автосалоне оформляли его черный “Рено”, Шорохов купил новый телефон и снял квартиру — паршивую и дорого, зато без предъявления документов. Он ни на секунду не забывал, что паспорт у него служебный и светить им надо как можно реже. В карманах поселились сигареты, зажигалка, жвачка и прочая требуха — Шорохов обустраивался. Он не исключал, что в любой момент ему придется все бросить и куда-то бежать. И к этому он тоже был готов. Ему ничего не было жаль. Его ничто и нигде не держало. Кроме одного, кроме одной.
Едва заполучив трубку, Олег выскочил на улицу и позвонил обеим Аселям. Обе не отвечали. Выпив вместо завтрака бутылку пива, он пошел забирать машину.
Адреса находились в разных концах города: Теплый Стан и Медведково. На метро можно было добраться быстрее и проще, особенно зимой, но Олега под землю не тянуло. Вырулив со стоянки, он проводил недобрым взглядом какой-то убитый “Вольво” и погнал на северо-восток. Не потому, что предчувствовал или догадывался, — просто бланк с квартирой в Медведкове попался первым.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});