Во втором положении я исходил из концепции, не нашедшей должного внимания у специалистов, хотя она и затрагивалась неоднократно в недавние годы. Речь в ней шла, хотели бы мы того или нет, о гипотетической возможности применения атомного оружия против нас. Эту мысль я высказал на заседании комитета по вопросам национальной обороны 23 января 1947 года. Я не ставил даже в связи с этим вопроса о необходимости дальнейшего совершенствования атомного оружия. Поскольку было достигнуто международное соглашение о выводе его из национальных арсеналов, запрещении его производства и использовании другими странами, то я считал, что в нашу святую обязанность должно входить поддержание своего превосходства в этой области как лучшая защита нашего населения от возможных атомных ударов вероятного противника.
Тем не менее я уточнил, сказав, что народ нашей страны никогда не даст санкции на неспровоцированное и агрессивное применение такого оружия против других народов мира.
Исходя из этих двух положений – необходимости принятия доктрины о ведении ограниченных войн и невозможности применения атомной бомбы в качестве оружия, – я приступил к разработке концепции об использовании наших вооруженных сил в мирное время, основу которых должны были составлять небольшие по численности, компактные и находящиеся в состоянии постоянной боевой готовности части, способные нанести эффективные удары даже на удаленных от нас театрах военных действий. Конечно, это было еще не все, что нам требовалось. Мы должны поддерживать способность «к быстрой мобилизации всех сил и средств в случае возникновения опасности развязывания большой войны». Кроме того, нам необходимо иметь «небольшие мобильные силы» в качестве отрядов особого назначения, сформированных из всех трех видов вооруженных сил, способных вступить в боевые действия уже через небольшой промежуток времени.
При этом надо исходить из того, что передовая линия обороны Америки должна находиться на расстоянии нескольких тысяч километров от ее берегов. Мы уже имели к тому времени определенное число передовых баз, но, по всей видимости, потребуется создание новых – как на островах, так и полуостровах других континентов, которые можно было бы использовать в период военных приготовлений… Главная же задача вооруженных сил заключается в том, чтобы служить средством устрашения и сдерживания. Если мы не будем располагать такими вооруженными силами, то всегда найдутся непокорные люди, пытающиеся захватить изолированные объекты в надежде, что мы не сможем ничего против них предпринять, и, рассчитывая на безнаказанность, будут совершать другие дела, даже похваляясь потом ими…
Говоря более конкретно о вопросах совершенствования наших вооруженных сил, следовало исходить из необходимости укрепления корпуса морской пехоты, усиления взаимодействия всех видов и родов войск и формирования частей повышенной боевой готовности. Об этом говорилось почти за три года до вероломного начала коммунистами военных действий в Корее. А в 1947 году приняли решение о сотрудничестве военного колледжа, министерства иностранных дел, комитетов конгресса и командования Пентагона в деле контроля за осуществлением реальных мер по укреплению вооруженных сил.
Глава 13
ДОКТРИНА ТРУМЭНА
Как-то в начале 1947 года, когда я еще был в военном колледже, Дин Ачесон, недавно назначенный заместителем государственного секретаря, пригласил меня к себе и сказал, что генерал Джордж Маршалл, ставший госсекретарем, намеревается создать в своем департаменте нечто вроде отдела планирования, наподобие оперативного управления, к которому он привык в военном министерстве. Вполне возможно, намекнул Ачесон, что возглавить его предложат мне. Я не совсем понимал, каковыми будут задачи этого отдела, но и тот этого не знал.
Когда 24 февраля Ачесон снова позвонил мне, я уже не слишком удивился. В своем кабинете он рассказал мне о политическом кризисе, разразившемся в результате решения британского правительства прекратить помощь Греции, и попросил меня принять участие в работе специальной комиссии, которую создадут для изучения проблем оказания помощи Греции и Турции.
Комиссия собралась в тот же день и приступила к работе под председательством моего старого друга и коллеги по Риге и Москве Лоя Хендерсона, ставшего к тому времени начальником ближневосточного отдела министерства иностранных дел. Недолго размышляя, я пришел к выводу, что вопрос должен пойти либо об оказании помощи Греции и Турции, либо об оставлении их одних. Хендерсон заявил, что вопрос в принципе уже решен исполняющим обязанности госсекретаря (Маршалл находился в это время с визитом в Москве), поэтому в задачу комиссии входила разработка деталей и рекомендаций для президента и генерала Маршалла, а также объяснений и обоснований для других ведомств, конгресса и общественности. Я высказал свое мнение о целесообразности оказания помощи этим странам, поскольку другого выбора не было. К такому консенсусу пришли и все остальные, и мы подготовили необходимые рекомендации. Домой я возвратился довольно поздно с чувством удовлетворенности, что участвовал в решении исторической для Америки проблемы. Правда, я несколько переоценил значение своего влияния на коллег в тот вечер, однако последующая моя работа убедила меня, что я действительно обладал способностью реально влиять на принятие тех или иных решений.
Джозеф Джонс в своей отлично написанной книге «Пятнадцать недель», опубликованной нью-йоркским издательством «Харкот, Брейс и компания» в 1955 году, подробно описал проходившие тогда дискуссии, консультации, уточнения и самую настоящую борьбу, развернувшуюся в правительстве, пока президент не представил через две недели в конгресс свое послание, получившее позднее название доктрины Трумэна. Как известно из книги Джонса, за день до этого из Госдепартамента в Белый дом поступил окончательный текст этого послания. 6 марта я отправился в департамент, чтобы ознакомиться с документом. То, что я увидел, меня нисколько не обрадовало. Язык и слова, которыми он был написан, не исходили из-под пера Хендерсона и его помощников. Текст составили по инициативе отдела департамента по общественным связям в подкомиссии государственного военно-морского координационного комитета, исходившей, видимо, из соображений придать посланию президента более грандиозный и радикальный характер. (На этом вопросе я остановлюсь ниже.) Направившись к Хендерсону, я опротестовал этот документ (Джонс упоминает об этом в своем книге), представив ему свой альтернативный проект, текст которого у меня, к сожалению, не сохранился. Нашел ли мой протест необходимую поддержку, не помню. Во всяком случае, было уже поздно. Заниматься коллективной отработкой документа никто не захотел, хотя он и имел историческое значение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});