Читать интересную книгу Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару - Энн Эдвардс

Незадолго до своего отъезда в Блоувинг-Рок Пегги имела разговор с Фейс Болдуин. Обе женщины сразу поладили и расстались необыкновенно довольными друг другом — настолько довольными, что Джон писал потом Пегги, что ей следовало бы написать Фейс Болдуин, чтобы еще раз спросить у нее «мнение эксперта» в отношении их нынешней проблемы. И добавляет:

«Мне пришло в голову, что нам нужно вставить в контракт пункт, в котором бы говорилось, что кинокомпания не будет иметь прав на экранизацию других твоих книг, кроме как с твоего разрешения. Конечно, это шутка, что ты намерена писать что-нибудь еще, но учитывая, что Сэлзник достаточно заинтересован в тебе, чтобы хотеть иметь право выбора в отношении твоих будущих произведений, такой пункт может дать тебе рычаг, с помощью которого ты смогла бы в некотором смысле контролировать процесс создания фильма по твоему роману».

Письмо подписано холодно — «Джон», а не «люблю» или «с любовью», или «с величайшей любовью», как это было в предыдущих письмах.

На следующий день он пишет ей, что «Макмиллан» ждет ее, чтобы подписать контракт, и интересуется, не изменила ли она свое мнение по этому вопросу. Но несмотря на это известие, Пегги не стала сокращать свои каникулы. Она оставалась в Блоувинг-Роке до 22 июля, приехав домой вечером. А на следующее утро пришла телеграмма от Джеймса Путнэма из издательства Макмиллана: «Есть ли какие-нибудь трудности в отношении контракта на экранизацию? Ежедневно ожидали подписанный экземпляр».

Никто, включая Сэлзника, ничего не говорил относительно высокой цены, первоначально запрошенной Анни Уильямс за книгу. Сэлзник был единственным, кто вернулся к переговорам с новым предложением, и Путнэм нервничал, почему Пегги не высылает подписанный контракт, опасаясь, что сделка так и не состоится. Пегги же, вернувшись домой, писала Лэтему, что чувствовала себя не в состоянии ответить «Макмиллану», поскольку была «в мыле от злости в отношении этого контракта и готова была швырнуть его кинокомпании в лицо», и что она полагает, что ни один здравомыслящий, нормальный человек такой контракт не подпишет, даже несмотря на указанную в нем сумму. Пегги объяснила, что ее отец обнаружил, что по этому контракту автор «несет ответственность почти за все, в том числе, например, и за износ костюмов».

Все это, по ее мнению, не только сформулировано «по-идиотски», это вообще «глупейший контракт» из всех, которые она когда-либо видела. Лэтема это письмо расстроило, и из офиса в офис полетели записки: начальство искало выход из положения. В конце концов решили подождать и выслушать, что скажет Пегги в отношении спорных пунктов.

Жизнь не стала спокойней после возвращения Пегги из Блоувинг-Рока — она продолжала жить «как в аквариуме»: телефон звонил непрерывно; письма от поклонников приходили мешками; толпы людей преследовали ее на улицах, а интерес со стороны прессы ничуть не уменьшился. 25 июля она писала Лу Коул: «Гнет еще сильнее, чем до поездки в Блоувинг-Рок, и я не могу говорить с Джоном ни о чем, кроме контракта».

Контракт с Сэлзником спровоцировал новое, еще большее напряжение в их жизни. 27 июля Пегги, Джон и Стефенс заседали пять часов, обсуждая различные пункты договора, которые казались им неприемлемыми. И сразу после этого Джон пишет Лу Коул письмо на одиннадцати страницах через один интервал, в котором формулирует все оговорки к контракту, и отправляет его срочной почтой. Не успел он его отправить, как они со Стефенсом решают, что Пегги необходимо завтра же поехать в Нью-Йорк, чтобы лично уладить это дело. Они идут к телефону и сообщают Бретту и Путнэму, что Пегги ничего не подпишет, если они хоть кому-нибудь проговорятся о ее визите в Нью-Йорк.

В письме, написанном в тот же день в час ночи, Пегги объясняет Лу, что у нее нет «ни одежды, ни шляп, ни смены белья, ни даже хороших чулок, но, похоже, несмотря ни на что, она все-таки едет в Нью-Йорк». Все планы относительно поездки были составлены Джоном и Стефенсом.

Пегги не хотела воспользоваться пишущей машинкой, боясь разбудить Джона, и потому писала от руки своим корявым почерком, рассказывая Лу об интервью, которое она давала днем. Планировалось, что разговор пойдет о современной литературе. И вот репортер спросил ее, какой тип бюстгальтеров она предпочитает, и когда она, не колеблясь, ответила, что вообще не носит бюстгальтеры, репортер почему-то был «ужасно сконфужен».

Гершель Брискель тоже вернулся домой, в Риджфилд, что примерно в часе езды на поезде от Нью-Йорка, и на следующий день Пегги телеграфирует ему и его жене Норме, что хотела бы навестить их. Пегги планировала ночь провести в Нью-Йорке в отеле вместе со Стефенсом, а на следующий вечер, когда переговоры уже должны завершиться, уехать на несколько дней к Брискелям.

В Нью-Йорк Пегги со Стефенсом прибыли рано утром 29 июля и, остановившись в отеле Гросвенор, недалеко от издательства Макмиллана, сразу отправились на встречу.

Среди присутствующих на ней были два юриста от «Макмиллана» и два — от Сэлзника, а также Кей Браун, помощница Сэлзника, и Анни Уильямс. Лэтем пребывал в отпуске и находился в своем доме в Таннерсвилле, штат Нью-Йорк. Лу Коул также отсутствовала.

Это была первая встреча Пегги с мисс Уильямс, и Пегги была холодна с ней, сидя за столом напротив Анни. Встреча продолжалась несколько часов, и именно Пегги была инициатором почти всех дискуссий.

Результаты переговоров по статье о страховании, которая в ее прежнем виде оставляла Пегги беззащитной перед возможными судебными исками за клевету, если кто-то заявит, что герой фильма списан с какого-то реального человека, и по вопросу об авторских правах были в пользу Пегги. Оставался, таким образом, еще нерешенным вопрос о праве Пегги на окончательное одобрение сценария.

Пегги не желала участвовать в создании фильма как такового, но хотела, чтобы в контракте более четко было сформулировано, каким требованиям должен отвечать конечный продукт — фильм. И особенно ее заботило обеспечение его исторической достоверности и правильного произношения героев. Со своей стороны, люди Сэлзника не желали включать пункт с этим вопросом в контракт, и к концу дня переговоры зашли в тупик.

Вечером Пегги и Стефенс обедали с Лу Коул и ее мужем Аленом Тейлором. Лу и Ален, люди куда более сведущие в подобных вопросах, обращали ее внимание на то, что Сэлзник оставляет ей радио-, теле- и драматические права и что покупная цена в 50 тысяч долларов будет выплачена сразу после подписания контракта. Они особенно упирали на то, что никто не заплатит ей больше Сэлзника и что если Пегги будет слишком упорствовать, то может вообще расстроить все дело.

Они доказывали ей, что Сэлзник — человек с хорошим вкусом, успешно экранизировавший такие романы, как «Давид Копперфильд», «Анна Каренина» и «История двух городов». И потому кажется маловероятным, что он не воспользуется услугами знатоков, чтобы обеспечить достоверность обстановки и языка. Все эти доводы звучали разумно, и на следующий день Пегги отправилась на встречу, готовая к сотрудничеству.

Вернувшись в Атланту, Пегги писала об этой встрече Лэтему: «Юристы Сэлзника были необыкновенно скрупулезны. Так же аккуратны и милы были и люди в его офисе. Все успокаивали меня. Они пошли на уступки, я пошла на уступки, и в результате контракт принял такой вид, что я смогла его подписать».

Компания Сэлзника, со своей стороны, опасалась, что Пегги Митчелл будет продолжать упорствовать, добиваясь более выгодных для себя условий финансового характера. Но Стефенс не поднимал вопросов о повышающих коэффициентах или о процентных отчислениях с кассовых сборов и никогда не подвергал сомнению окончательную цену продажи — 50 тысяч долларов. На то время сумма эта была самой высокой из всех, когда-либо уплаченных писателю за право экранизации его первого романа, и Пегги не нужно было настаивать, чтобы она держалась в секрете: цена для того времени была просто потрясающей.

Позднее, уже во время бума военного времени, права на экранизацию книг могли продаваться и за 200 тысяч долларов, но когда Пегги продавала свой роман, никто не сумел бы предсказать, что война, наконец, покончит с финансовыми трудностями, которые так долго пришлось терпеть всей стране.

В дополнение к остающимся у нее правам на радио, телевидение и театр Пегги получила и права на одобрение сценария в случае, если будет сделано продолжение фильма, а также 50 процентов выручки от продажи книг с киноверсией романа, иллюстрированных фотографиями из фильма. В пункте о компенсациях в окончательном варианте контракта автор был надежнее защищен от возможных судебных преследований за клевету, чем это было в первоначальном варианте. Но право коммерческого использования различных атрибутов фильма — его названия, имен героев — в рекламе или в связи с производством каких-либо товаров оставалось за компанией Сэлзника, что в будущем могло породить массу проблем в отношениях между ним и Пегги. Короче, Джон писал Грэнберри: «Пегги поехала в Нью-Йорк, чтобы снять скальп с Сэлзника, и сделала это».