Читать интересную книгу Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару - Энн Эдвардс

Из этого письма становится ясно, что Пегги представляла свой роман в качестве фильма и намеревалась подписать контракт. Но при этом вполне отдавала себе отчет в том, что, сделав это, потеряет всякий контроль над дальнейшими событиями.

Утром в понедельник 13 июля, уделив своему наряду еще меньше внимания, чем обычно, Пегги отправилась в путешествие по железной дороге, которое включало в себя две пересадки и заканчивалось в маленьком городке Хикори, штат Северная Каролина, расположенном в сорока милях от Блоувинг-Рока.

Джон условился с Эдвином Грэнберри, что тот с женой и зятем встретит Пегги на вокзале и отвезет на место, где она поселится в пансионе через дорогу от дома Грэнберри, в котором они жили со своими маленькими сыновьями.

Как и было условлено, Грэнберри никому, кроме жены и ее брата, а также Гершеля Брискеля, не сказал, что Маргарет Митчелл приезжает в Блоувинг-Рок.

На платформе было людно, когда Пегги сошла с поезда, и она сразу же со страхом подумала, не сообщил ли кто-нибудь репортерам о ее приезде. Ехала она в последнем вагоне и потому, сойдя с поезда, оказалась неподалеку от здания вокзала. Уверенная в том, что Грэнберри будут ждать ее внутри, она оставила багаж на платформе и направилась со стороны пригородных путей к входной двери здания вокзала. Войдя внутрь и не обнаружив там никого, она, довольная, что ей удалось провести прессу, села и стала ждать, когда появятся Грэнберри.

Но репортеров среди встречающих не было, и когда платформа опустела, а Маргарет Митчелл так и не появилась, Грэнберри решили, что Пегги передумала ехать и что телеграмма, сообщающая об этом, просто не дошла до них.

Июльское солнце палило вовсю, и они втроем стояли в тени у вокзала, решая, что предпринять. И тут краем глаза Грэнберри увидел то, что он позднее описывал так: «маленькая, простая женщина, одетая в домашнее платье из хлопка» (на Пегги был новый набивной ситцевый халат, похожий на домашнее платье), вышла из здания вокзала, осмотрелась вокруг, что-то спросила у человека, стоявшего у железнодорожных путей, и направилась к единственному на вокзале такси. Грэнберри никогда бы не подумал, что это и есть та самая Маргарет Митчелл. У него была ее фотография, на которой Пегги выглядела очень похоже, но которая, естественно, не могла продемонстрировать ее малый рост.

Встречающие как раз пришли к соглашению позвонить Джону в Атланту, когда Грэнберри почувствовал, как кто-то тронул его за рукав, и нагнулся, чтобы «посмотреть на этого маленького эльфа».

— Вы не Эдвин Грэнберри? — спросила его Пегги.

Грэнберри настояли, чтобы Пегги села рядом с Эдвином, сидевшим за рулем. Когда автомобиль, развернувшись, начал подниматься по узкой крутой дороге на гребень горы, направляясь к Блоувинг-Року, болтовня Пегги, очень живая поначалу, стала затихать. И где-то на полпути она, промолчав минут десять, вдруг произнесла тихим испуганным голосом: «Вы не могли бы остановить машину? Боюсь, что меня сейчас вырвет». Машину остановили, Пегги вышла, и когда они поехали дальше, остаток пути можно было назвать чем угодно, только не удовольствием.

И тем не менее позднее Пегги писала Джону, что правильно сделала, что приехала. Причина была не только в компании приятных людей, но и в самом городке, расположенном на высоте четырех тысяч футов над уровнем моря и прямо у живописного хайвея, проходившего через долину Шенандоа к Национальный парк. Из городка открывался потрясающий вид — суровый, но прекрасный.

Большую часть времени из тех десяти дней, которые Пегги провела в Блоувинг-Роке, она держалась в стороне от лекций и студентов, вполне довольствуясь обществом Грэнберри и Брискеля. Брискель позвонил ей за день до ее отъезда из Блоувинг-Рока, и позднее она писала ему, что уже по звуку его голоса она поняла, что он собирается быть милым.

С худощавым длинным лицом, впалыми щеками и с манерами южного джентльмена, этот уроженец Миссисипи сразу завоевал расположение Пегги. В Блоувинг-Рок он приехал один, оставив жену Норму дома, в городке Риджфилд, штат Коннектикут, и они с Пегги часто присоединялись к Грэнберри, обедая или ужиная в их доме или в небольшом отеле на главной улице городка.

Грэнберри, человек на вид слабый и печальный, с аккуратными усиками и стремительной манерой говорить, и Брискель, с его мягкой дикцией, были прекрасными ораторами, и Пегги с наслаждением посещала их лекции. Однако большей частью она пребывала одна в своей комнате, когда не была с Брискелем или Грэнберри. Бесполезно было пытаться сохранить ее инкогнито от преподавателей и студентов, поскольку весть о ее пребывании в лагере быстро распространилась. Но похоже, что репортеров в городке не было, а все остальные относились к ее присутствию хоть и в заинтересованной, но вежливой манере.

И у Грэнберри Пегги постоянно испытывала потребность говорить о себе, но делала это всегда с большим юмором и веселостью. Беседы касались главным образом книги, рецензий и тех трудностей, которые появились в ее жизни вместе с нагрянувшей известностью. Но поскольку книга пользовалась огромным успехом, а ее автор был личностью весьма загадочной, людям нравилось слушать Пегги, и они были рады узнать как можно больше и о романе, и о его авторе.

Единственными возмутителями спокойствия в период ее пребывания в Блоувинг-Роке были письма от Джона, которые всякий раз расстраивали Пегги, ибо Джон писал в них о контракте с Сэлзником на экранизацию романа.

В первом из таких писем, написанном в среду, он объясняет, что контракт этот содержит около десяти страниц текста и перенасыщен терминами сугубо техническими. Но похоже, что Джона волновало не это — волновал его один пункт: об окончательном характере этой сделки, что не оставляло Пегги никаких прав в будущем ни на замечания по сценарию, ни на какие-либо возражения, что бы ни надумал делать Сэлзник с романом после того, как Пегги получит свой чек. Джон просил ее не беспокоиться об этом, поскольку и он сам, и отец Пегги внимательнейшим образом изучат контракт и постараются уладить все проблемы ко времени возвращения Пегги в Атланту.

Но следом, во втором письме от 16 июля, Джон вновь возвращается к этой проблеме, со всеми подробностями описывая ее, хотя и повторяет при этом снова и снова, что ей не нужно ни о чем волноваться, поскольку фирма «Митчелл и Митчелл» все уладит.

«Я полагаю, нет нужды тебе возвращаться в Атланту, пока «юристы» будут спорить и пререкаться, действуя таким образом, как я обрисовал тебе выше. Но если эти действия не получат твоего одобрения, если ты решишь, что я не должен иметь дело непосредственно с «Макмилланом», не проконсультировавшись предварительно с тобой по всем пунктам, сразу дай мне об этом знать. Если второй путь для тебя предпочтительнее, тебе лучше телеграфировать мне или позвонить сразу, как только получишь это письмо. В телеграмме достаточно написать: «Пожалуйста, ознакомь меня со всеми вопросами, прежде чем начинать переговоры с «Макмилланом».

Мой совет тебе, как любящего мужа, состоит в том, чтобы ты наслаждалась своим отпуском, а нам бы предоставила заниматься всеми этими предварительными юридическими согласованиями. Хотя ты, конечно, понимаешь, что последнее слово во всем этом деле останется за тобой. Никакие наши решения не будут окончательными, пока ты не поставишь свою подпись под контрактом, и если тебя не устроит то, что сделано нами, ты будешь вправе все изменить, вернувшись в Атланту».

Джон предполагал, что, возможно, ей захочется обсудить этот вопрос с Грэнберри или Брискелем, которые могли бы что-нибудь посоветовать с учетом собственного опыта или опыта друзей-писателей. И Пегги действительно обсуждала этот контракт со своими новыми друзьями, и оба в один голос заявили ей, что не думают, что ей удастся добиться права окончательного одобрения сценария фильма. Грэнберри считал, что ей не стоит продавать права на книгу именно сейчас, что чуть позднее она сможет добиться более выгодных для себя условий контракта.

Если первое письмо Джона по тону было необыкновенно нежным и любящим, то по мере того, как шло время и письма ходили между Блоувинг-Роком и Атлантой, «возлюбленная» превратилась сначала в «милую», а затем и просто в «дорогую Пегги». Наверное, потому, что после письма Джона от 16 июля Пегги телеграфировала ему не принимать никаких решений в ее отсутствие.

Незадолго до своего отъезда в Блоувинг-Рок Пегги имела разговор с Фейс Болдуин. Обе женщины сразу поладили и расстались необыкновенно довольными друг другом — настолько довольными, что Джон писал потом Пегги, что ей следовало бы написать Фейс Болдуин, чтобы еще раз спросить у нее «мнение эксперта» в отношении их нынешней проблемы. И добавляет:

«Мне пришло в голову, что нам нужно вставить в контракт пункт, в котором бы говорилось, что кинокомпания не будет иметь прав на экранизацию других твоих книг, кроме как с твоего разрешения. Конечно, это шутка, что ты намерена писать что-нибудь еще, но учитывая, что Сэлзник достаточно заинтересован в тебе, чтобы хотеть иметь право выбора в отношении твоих будущих произведений, такой пункт может дать тебе рычаг, с помощью которого ты смогла бы в некотором смысле контролировать процесс создания фильма по твоему роману».