Читать интересную книгу Советский квадрат: Сталин–Хрущев–Берия–Горбачев - Рафаэль Гругман

Михаил Горбачёв

Т-щи прошу извинения, что пишу не совсем связано и плохо в силу своего состояния, а также из-за слабости света и отсутствия пенсне (очков).

1 июля 1986 г.

№ 3

В Президиум ЦК КПСС

Товарищам Лигачёву, Громыко, Алиеву, Воротникову, Зайкову, Соломенцеву, Кунаеву, Рыжкову, Чебрикову, Щербицкому и Шеварднадзе.

Дорогие товарищи, со мной хотят расправиться без суда и следствия, после 5 дневного заключения, без единого допроса, умоляю Вас всех, чтобы этого не допустили, прошу немедленного вмешательства, иначе будет поздно. Прямо по телефону надо предупредить. Дорогие т-щи настоятельно умоляю Вас назначить самую ответственную и строгую комиссию для строгого расследования моего дела, возглавив т. Лигачёвым или т. Шеварднадзе. Неужели член Президиума ЦК, не заслуживает, того, чтобы его дело тщательно разобрали, предъявили обвинения, потребовали бы объяснения, допросили свидетелей. Это со всех точек зрения хорошо для дела и для ЦК. Почему делать, так как сейчас делается, посадили в подвал, и никто ничего не выясняет и не спрашивает. Дорогие товарищи, разве только единственный и правильный способ решения без суда и выяснения дела в отношении Члена ЦК и своего товарища после 5 суток отсидки в подвале казнить его.

Ещё раз умоляю Вас всех, особенно т.т. работавших ист. Лениным и т. Брежневым, обогащенных большим опытом и умудрённых в разрешении сложных дел т-щей Лигачёва, Громыко, Щербицкого и Шеварднадзе. Во имя памяти Ленина и Брежнева, прошу, умоляю вмешаться и незамедлительно вмешаться и Вы все убедитесь, что я абсолютно чист, честен верный Ваш друг и товарищ, верный член нашей партии.

Кроме укрепления, мощи нашей Страны, и единства нашей Великой партии у меня не было никаких мыслей.

Свой ЦК и своё Правительство, я не меньше любых т-щей поддерживал и делал все, что мог. Утверждаю, что все обвинения будут сняты, если только это захотите расследовать. Что за спешка и при том, очень подозрительная.

Т. Лигачёва и т. Громыко прошу не упорствовать разве будет плохо, если т-ща реабилитируют.

Ещё и ещё раз умоляю Вас вмешаться и невинного своего старого друга не губить.

Ваш Михаил Горбачёв

* * *

Через год, после того как Горбачёв осуществил предложение Берии – объединение Германии и отказ от принудительного строительства социализма на немецкой земле (сделано это было им не по своей воле – не смог удержать джина в бутылке), – Советский Союз рухнул.

Заговор Горбачёва, «тихой сапой» обновившего Политбюро, удался. Но на смену одним заговорщикам пришли другие. Ельцин, бывший кандидат в члены Политбюро, проявил изворотливость, достойную Хрущёва (правдивая информация о его закулисных переговорах, надеюсь, со временем станет достоянием гласности), и усилием чернильной капли в Беловежской пуще три заговорщика совершили бескровный переворот. Горбачёв стал персональным пенсионером, первым и единственным бывшим Президентом СССР.

Тогда-то его травля достигла наивысшего размаха. Расхрабрились все. Осмелевший Евгений Петросян на концерте, посвященном семидесятипятилетию милиции, подмигивая залу, запел о Горбачёвской перестройке пошлые сатирические куплеты на мотив «ты ж мэнэ пидманула, ты ж мэнэ пидвела»: «и за что тебя, зануда, я семь лет уже терплю?» – Смешно? До слез. Зал, как и в декабре 1953 года, аплодировал стоя.

Новая власть, по укоренившейся привычке, побеждённых не щадила. Дошло до вызова Горбачёва в суд по четырём уголовным делам, как сообщалось, пока ещё в качестве свидетеля, с многозначительным намёком на то, что не исключены варианты… Запрет на выезд из страны (даже на похороны). Происходящее напоминало «мягкий» сценарий жаркого лета 1953 года.

И хоть автор был уже гражданином другой страны – Украины – и не всегда поддерживал Горбачёва (его непоследовательность раздражала, и он тоже согрешил, вспомним хотя бы сапёрные лопатки в Тбилиси против демонстрантов), 25 ноября 1992 года в «Вечерней Одессе» автор опубликовал статью «Судьба президента»:

«Положение Горбачёва, великого реформатора, рейтинг которого сейчас чрезвычайно низок из-за глобальности проведённых им перемен, в годы его правления было не менее сложным. С одной стороны, сверхбдительное ЦК, контролирующее сетью партийных ячеек все общество – «от Москвы до самых до окраин», и любые колебания в верности марксистско-ленинской идеологии. Помните, осень 1987-го, «дело Ельцина»? С другой – КГБ, вторая контролирующая общество структура, где за любое инакомыслие, как в ГУЛАГе: шаг влево, шаг вправо – расстрел.

В этих условиях, дабы обеспечить максимум бескровные перемены (февраль без октября), Горбачёв и вынужден был раскачивать лодку, грести то к демократам, то к консерваторам, то к центристам, нигде чётко не обозначая свой курс, всеми критикуемый, но всеми и почитаемый, если не полностью, то хоть частично принимаемый за своего. И делать это надо было до тех пор, пока общество, инфантильно все сознающее, с интеллигенцией, давно принявшей предложенные правила игры, не осознает своё гражданское достоинство.

Пусть вспомнят сейчас те, кому дозволено драть глотку в парламентах, на уличных митингах и в коммунальных квартирах, как ещё несколько лет назад недоверчиво слушали они по всей стране транслируемую Центральным телевидением его встречу с главными редакторами газет и журналов и обращенные в зал слова: «Критиковать можно всех, даже высшие лица государства».

Пройдёт совсем немного времени, пока хамство… не станет нормой и высшим шиком. Такова, увы, судьба всех реформаторов…»

Автор, сопоставляя Горбачёва и Берию, немного пофантазировал с письмами из 1953 года. А далёк ли он был от истины?

Год 1987. Вспомним растерянного первого секретаря Московского горкома партии и кандидата в члены Политбюро Ельцина, его покаянную речь и невнятное бормотание после словесной порки, устроенной на октябрьском пленуме ЦК КПСС. Совершив головокружительное падение, испуганный Ельцин кается на пленуме Московского горкома партии. Голос дрожит и напоминает о письмах Берии…

«…честное партийное слово даю, конечно, никаких политических умыслов я не имел, и политической направленности в моем выступлении не было.

… именно в этот период, то есть в последнее время, сработало одно из главных моих личных качеств – это амбиция, о чем сегодня говорили. Я пытался с ней бороться, но, к сожалению, безуспешно…

Мне сегодня было особенно тяжело слушать тех товарищей по партии, с которыми я работал два года, очень конкретную критику, и я бы сказал, что ничего опровергнуть из этого не могу. И не потому, что надо бить себя в грудь, поскольку вы понимаете, что я потерял как коммунист лицо руководителя. Я очень виноват перед Московской партийной организацией, очень виноват перед горкомом партии, перед вами, конечно, перед бюро и, конечно, перед Михаилом Сергеевичем Горбачёвым, авторитет которого так высок в нашей организации, в нашей стране и во всем мире» («МП», 13.11.87).

Ещё чуть-чуть и заплачет, как, раскаиваясь перед партией (подразумевается, перед Сталиным), плакали Молотов, Бухарин, Чубарь…

Но нет! Повезло Борису Николаевичу. Выкрутился! Потеряв партийную должность, уцепившись за малопривлекательный пост первого заместителя председателя Госстроя СССР, он удержался на пятачке, оказавшись пригодным для восхождения. Переждав бурю, он принял предложение демократов возглавить антигорбачёвскую оппозицию и через три года стал Председателем Верховного Совета РСФСР. Ещё через год – президентом России.

За своё унижение и нравственное падение – впоследствии покаянные речи он будет объяснять болезнью и действием препаратов, которыми его «напичкали» врачи (вновь из кармана вытаскивается замусоленная карта – «дело врачей»), – мстительный и злопамятный Ельцин ответит выбиванием кресла из-под Горбачёва. Официальная процедура передачи власти от одного президента к другому происходила не в торжественной обстановке. Ельцин наглядно демонстрировал телезрителем, КТО отныне хозяин Кремля.

Беловежское соглашение и развал Союза – личная месть Ельцина, никогда не забывавшего, как он публично унижался и молил о пощаде. Его дальнейшая жёсткость в борьбе с политическими оппонентами, чеченская война и расстрел Белого дома – это попытка избавиться от приобретённого в 1987 году комплекса неполноценности. Не этим ли подсознательно руководствовался Хрущёв, крутыми мерами выжигая из себя страх и унижения, коим он подвергался на сталинской даче?

К счастью, в 1991 году страна уже стала другой. И хотя в октябре 1993 года Россию ждал расстрел парламента из танковых орудий с арестом высших руководителей страны, июнь и декабрь 1953 года не повторился.