Читать интересную книгу Советский квадрат: Сталин–Хрущев–Берия–Горбачев - Рафаэль Гругман

То, что Берия предполагал осуществить сразу же после смерти Сталина – за что через четыре месяца оказался в застенках, – Горбачёв сделал за четыре года. Сталинское Политбюро оказалось неподготовленным к мирному объединению Германии на капиталистической основе и к либерализации советского общества. Горбачёв учёл опыт Берии, недооценившего своих коллег, перекроил Политбюро и лишь затем малыми шажками приступил к кардинальным реформам.

Никто в марте 1986 года, включая Горбачёва, не мог предположить, какие перемены произойдут в 1990. Даже на бурном I Съезде народных депутатов СССР в июне 1989 года об объединении Германии и отказе от построения социализма на немецкой земле речь не шла. К девяностой годовщине со дня рождения Берии Горбачёв совершил то, о чем несостоявшийся юбиляр, заклеймённый четырьмя генсеками, говорил тридцатью шестью годами ранее.

Первый Съезд народных депутатов проходил с 25 мая по 9 июня 1989 года. Созывая его, Горбачёв не предполагал, что он выйдет из-под контроля и делегаты затронут темы, обсуждать которые он не рассчитывал, и его итогом через пять месяцев станет падение Берлинской стены.

На многочисленные вопросы делегатов из прибалтийских республик о существовании секретного приложения к пакту Молотова-Риббентропа Горбачёв разводил руками, изумлённо глядел в зал, и чуть ли не клялся, что советскому правительству и ему лично о них ничего неизвестно. Депутаты не сдавались и под разным соусом задавали один и тот же вопрос: о приложении к договору. Горбачёв, знавший о наличии в сейфе аппарата Президента СССР «Особой папки», в которой находились искомые документы, согласился на компромисс: создание «Комиссии по политической и правовой оценке советско-германского Договора о ненападении от 1939 года», которой было поручено начать поиски советского экземпляра Договора и его приложений.[250]

Перед принятием решения о создании комиссии Горбачёв, отчаявшись снять с обсуждения взрывоопасный вопрос, прилюдно солгал:

«Проблема эта стоит давно, она обсуждается, изучается и историками, и политологами, и соответствующими ведомствами. И я должен сказать, пока мы обсуждаем в научном плане, в ведомствах каких-то, уже все документы, в том числе и секретное приложение к этому договору, опубликованы везде. И пресса Прибалтики все это опубликовала. Но все попытки найти этот подлинник секретного договора не увенчались успехом. Мы давно занимаемся этим вопросом. Подлинников нет, есть копии, с чего – неизвестно, за подписями, особенно у нас вызывает сомнение то, что подпись Молотова сделана немецкими буквами»[251].

Когда Комиссия уже была создана, Горбачёв не удержался от дополнительных комментариев:

«Секретного протокола пока нет, и мы его оценить не можем. Я думаю, вообще комиссия такая должна быть, с этим я действительно согласился бы. Она должна выработать политическую и правовую оценку этого договора о ненападении, без упоминания секретного протокола, поскольку все архивы, что мы перерыли у себя, ответа не дали»[252].

Горбачёв продолжил бессвязные рассуждения дальше:

«Хотя, я вам скажу, историки знают и могли бы вам сказать: вот то-то происходило, двигались навстречу две мощные силы, и на каких-то рубежах, так сказать, это соприкосновение совершенно остановилось. Что-то лежало в основе. Но это пока рассуждения. Поэтому тут требуется разбирательство, анализ всех документов, всей той ситуации, как она шла. Это не простой вопрос, но раз он есть, уходить, уклоняться, я думаю, не нужно… давайте браться и изучать»[253].

Когда рухнул Советский Союз, из сейфа аппарата президента СССР была извлечена и раскрыта «Особая папка», в которой обнаружились искомые документы[254].

Политика гласности в сочетании с экономической свободой и демократическими выборами, с множеством находящихся в равных условиях кандидатов привели к непредсказуемым результатам: к самоликвидации Организации Варшавского договора, выводу советских войск из Венгрии и Чехословакии, провозглашению государственного суверенитета советских республик и Беловежским соглашениям, похоронившим Советский Союз. В декабре 1991 года советская империя рухнула. Хотел Горбачёв этого или нет, но он замкнул советский квадрат, став первым и последним Президентом СССР.

Тридцать шесть лет спустя

Представим теперь, что Горбачёв забыл о печальных уроках низвержения Берии и попытался начать модернизацию системы с той же решительностью и поспешностью, как его неудачный предшественник. Гнить ему на Лубянке и черкать слезливые письма на манер тех, что писал Берия. Давайте пофантазируем и обнародуем его письма, взяв за основу письма Берии.

В них автор рискнул сделать некоторые изменения – фамилии членов Политбюро, избранных на XIX съезде КПСС, изменены на избранных XXVII съездом. Фамилия Сталина изменена на Брежнева. В письмах сделаны незначительные сокращения, а изменённые слова выделены жирным шрифтом. Стиль и грамматические ошибки сохранены – надо учесть состояние, в котором Берия их писал. Сказалось отсутствие очков и слабый свет. Вспомним, что и Горбачёв пользовался очками…

№ 1

В ЦК КПСС

Товарищу Лигачёву

Дорогой Егор!

Я был уверен, что из той большой критики на президиуме я сделаю все необходимые для себя выводы и буду полезен в коллективе. Но ЦК решил иначе, считаю что ЦК поступил правильно. Считаю необходимым сказать, что всегда был беспредельно предан партии Ленина – Брежнева, – своей родине, был всегда активен в работе.

…Прошу Товарищей Лигачева Егора, Громыко Андрея, Соломенцева Михаила, Щербицкого Владимира, Чебрикова Виктора, Воротникова Виталия, Зайкова Льва и других пусть простят, если и что и было за эти пятнадцать лет большой и напряжённой совместной работы. Дорогие товарищи желаю всем Вам больших успехов за дело Ленина – Брежнева, за единство и монолитность нашей партии, за расцвет нашей Славной Родины.

Егор, прошу, если это сочтёте возможным семью (жена и старуха мать) и дочь Ирину, которых ты знаешь не оставить без внимания.

Михаил Горбачёв. 28. VI. 1986 г.

№ 2

В ЦК КПСС

Товарищу Лигачёву

Дорогой Егор!

В течение этих четырёх тяжёлых суток для Меня, я основательно продумал все, что имело место с моей стороны за последние месяцы после пленума ЦК КПСС, как на работе, так и в отношении лично тебя и – некоторых товарищей президиума ЦК и подверг свои действия самой суровой критике, крепко осуждаю тебя. Особенно тяжело и непростительно моё поведение в отношении тебя, где я виноват на все сто процентов. В числе других товарищей я тоже крепко и энергично взялся за работу с единственной мыслью сделать все, что возможно и не провалиться всем нам без товарища Брежнева и поддержать делами новое руководство Ц.К. и Правительства.

…Хочу прямо сказать, что с моей стороны настаивая на рассылку докладных записок было глупостью и политическим недомыслием, тем более ты мне советовал этого не следует делать. Поведение моё на заседании Президиума ЦК, и Пре-зид. Совмина, очень часто было неправильное и недопустимое вносившее нервозность и излишку резкость я бы сказал, как это сейчас хорошо продумал и понял иногда доходило до недопустимой грубости и наглости с моей стороны в отношении товарищей Громыко и Щербицкого при обсуждении По Германскому вопросу, конечно, я здесь безусловно виноват и заслуживаю всякого осуждения. В то же время я, также, как и все Вы старался внести предложения в президиум направленные на правильное решение вопросов, как Корейский, Германский…

…Если же вносились мной инициативные вопросы, то несколько раз пересматривал вместе с товарищами работающими со мной, чтобы не ошибиться и не подвести Ц.К. и Правительство. У меня остался в Совмине, я не успел представить тебе докладную записку и проект решения об упорядочении наградных дел, над этим я провозился около двух месяцев. Вопрос об этом, как ты знаешь мы с тобой долго вынашивали ещё при жизни товарища Брежнева. В отношениях товарищей с которым я работаю, всегда старался быть принципиальным, партийным, требовательным, чтобы порученное им дело выполнялось, как это требуется в интересах нашей партии и нашего Правительство…

Все это может быть, мне не следовало в моем положении писать, но прошу Вас мне это простить. Дорогой Егор прошу тебе понять меня, что ты лучше других знаешь меня. Я только жил, как лучше сделать, конечно, в пределах своих возможностей вместе с Вами Страну Могущественней и Славной, думать иначе обо мне просто недоступно моей голове. Конечно, после того все, что произошло, меня надо призвать крепко к порядку, указать своё место и крепко одёрнуть, чтобы было помнить до конца своей жизни, но поймите дорогие товарищи, я верный сын нашей Родины, верный сын партии Ленина и Брежнева и верный ваш друг и товарищ. Куда хотите, на какую угодно работу, самую маленькую пошлите присмотритесь, я ещё могу верных десять лет работать и буду работать всей душой и со всей энергией. Говорю от всего сердца, это неверно, что раз я занимал большой пост я не буду годен для другой маленькой работы, это ведь очень легко проверить в любом крае и области, совхозе, колхозе, стройке и умоляю Вас не лишайте меня быть активным строителем, любом маленьком участке славной нашей Родины и Вы убедитесь, что через 2–3 года я крепко исправлюсь и буду Вам ещё полезен. Я до последнего вздоха предан нашей любимой Партии и нашему Советскому Правительству.