– А вы пробовали объяснить это Глэдис? Она поняла бы.
– Нет. Я бы расстроил ее. Я бы смутил ее. О таких вещах нельзя говорить. Мне следовало повидаться с психиатром.
– И вы виделись?
– Нет.
– Почему?
Гремионис нахмурился.
– У вас манера задавать самые невежливые вопросы, землянин.
– Наверное, потому что я землянин и лучше не умею. Но я также следователь и должен знать эти вещи. Почему вы не были у психиатра?
Гремионис вдруг засмеялся.
– Скажу. Лечение было бы большим безумием, чем болезнь. Я лучше буду с Глэдис, которая отказывает мне, чем с любой другой, которая примет меня. Представьте себе, что у вас вывих в мозгу, и вы хотите, чтобы мозг так и оставался вывихнутым. Любой психиатр крепко взялся бы за меня.
Бейли подумал и спросил:
– Вы не знаете, доктор Василия не психиатр в какой-то мере?
– Она роботехник. Говорят, это близкое дело. Если знаешь, как работает робот, то это намек на то, как работает человеческий мозг. Так, по крайней мере, говорят.
– Вам не приходило в голову, что Василия знает о вашем странном чувстве по отношению к Глэдис?
Гремионис напрягся.
– Я никогда не говорил ей. Во всяком случае, в таких выражениях.
– А разве она не могла понять ваши чувства, не спрашивая? Она знала, что вы неоднократно предлагали себя Глэдис?
– Ну… она спрашивала, каковы мои успехи. Мы ведь очень давно знакомы. Я должен был что-то сказать. Но ничего интимного.
– Вы уверены, что ничего интимного? Она наверняка поощряла вас продолжать предложения.
– Знаете, когда вы сказали это, я, кажется, вижу все в новом свете. Не понимаю, как вы ухитрились вложить это в мою голову. Теперь мне кажется, что она действительно поощряла меня. Она активно поддерживала мою дружбу с Глэдис. – Ему было явно не по себе. – Мне это никогда не приходило в голову.
– Как вы думаете, почему она поощряла вас повторять предложения Глэдис?
– Полагаю, она хотела избавиться от меня. Хотела быть уверенной, что я больше не буду надоедать ей. – Он хихикнул. – Хорошенький комплимент мне, верно?
– Доктор Василия перестала относиться к вам по-дружески?
– Наоборот. Она стала более дружелюбной.
– Она не пыталась посоветовать вам, как добиться успеха у Глэдис? Скажем, показать больше интереса к работе Глэдис?
– Нет. Работа Глэдис и моя очень близки. Мы оба дизайнеры, художники, только я работаю на людей, а она на роботов. Это, понимаете, сближает. Иногда мы даже помогаем друг другу. Когда я не предлагаю и не получаю отказы, мы добрые друзья. И, если подумать, это очень много.
– Доктор Василия не советовала вам интересоваться работой доктора Фастальфа?
– С какой стати ей советовать такое? Я ничего не знаю о его работе.
– Может быть, Глэдис интересовалась, и это возможность для вас войти к ней в доверие?
Гремионис сузил глаза, вскочил с почти взрывной силой, прошел в другой конец комнаты, вернулся и остановился перед Бейли.
– По-слу-шай-те! Я не самый умный человек на планете, но я и не полный идиот. Я вижу, куда вы клоните!
– Да?
– Вы добиваетесь моего признания, что доктор Василия заставила меня влюбиться… – Он помолчал, а потом сказал с неожиданным удивлением: – и я влюбился, как в исторических романах. А раз я влюблен, я мог бы узнать от доктора Фастальфа, как обездвижить этого робота, Джандера.
– Но вы не думаете, что это так?
– Нет! – закричал Гремионис. – Я ничего не понимаю в роботехнике. Ничего! Как бы мне не объясняли ее, я все равно не пойму. И не думаю, чтобы Глэдис понимала. Кстати, я никогда ни с кем не разговаривал о роботехнике. И никто ничего не намекал мне насчет нее. И доктор Василия ничего такого не советовала. Ваша насквозь гнилая теория не сработала. Забудьте о ней!
Он снова сел, сложил руки на груди и крепко сжал губы.
Если взрыв Гремиониса нарушил линию атаки Бейли, то он ничем не показал этого.
– Я понимаю вас. Но все-таки вы часто виделись с Глэдис?
– Да.
– Вы повторяли свои предложения и она не обижалась; а ее постоянные отказы не обижали вас?
Гремионис пожал плечами.
– Я предлагал вежливо. Она отказывала мягко. На что же обижаться?
– Как вы проводили время вдвоем? Секс исключался, о роботехнике вы не разговаривали. Что вы делали?
– Разве в дружбе нет больше ничего, кроме секса и роботехники? Нам было что делать. Во-первых, разговаривали. Она очень интересовалась Авророй, и я рассказывал. А она рассказывала мне о Солярии – это адская дыра. Я скорее предпочел бы жить на Земле… не в обиду вам будь сказано. И еще ее покойный муж. Дрянной у него был характер. У бедной Глэдис была тяжелая жизнь… Мы ходили на концерты, я водил ее в Институт Искусства, и мы работали вместе, как я уже говорил вам, над ее и моими дизайнами. Честно говоря, я не думаю, что работа на роботов хорошо оплачивается, но у каждого, знаете ли, свое мнение. Ее, кажется, забавляло, когда я объяснял ей, почему важно правильно стричь волосы – у нее-то волосы не совсем в порядке. Но большей частью мы гуляли.
– Куда ходили?
– Никуда специально. Просто гуляли. У нее такая привычка, потому что она воспитывалась на Солярии. Вы ведь были там? Там громадные поместья на одного-двух человек, не считая роботов. Можно пройти целые мили и никого не встретить, и Глэдис говорила – словно вся планета твоя. На Авроре такое ощущение у нее утратилось.
– Вы хотите сказать, что она хотела быть собственницей планеты?
– Глэдис? Конечно, нет! Она говорила только, что утратила ощущение быть наедине с природой. Сам я этого не понимаю, и подсмеивался над ней. Конечно, солярианские ощущения нельзя перенести на Аврору. Очень много народу, особенно в городском районе Эос, а роботы не запрограммированы держаться вне поля зрения, как на Солярии. В сущности, все аврорцы ходят вместе с роботами. Ну, я знаю несколько очень приятных дорог, где не очень много народу, и Глэдис радовалась.
– И вы тоже?
– Только потому, что был с Глэдис. Аврорцы тоже много гуляют, но я, должен признаться, не любитель. Сначала у меня протестовали мышцы, и доктор Василия смеялась надо мной.
– Она знала, что вы ходите на прогулки?
– Да, я однажды пришел, хромая, пришлось объяснить. Она смеялась и говорила, что это хорошая идея и лучший способ уговорить ходока принять предложение – это ходить вместе. «Держитесь, – говорила она, – и она отменит свой отказ и сама предложит себя». Этого, правда, не произошло, но постепенно я и сам полюбил прогулки.
Он, похоже, преодолел свою вспышку злости и теперь был в хорошем настроении. Он даже улыбался, видимо, вспоминая прогулки. И Бейли улыбался в ответ.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});