в затык.
Потому, итожит М. К. этот кусок: сознание есть всегда возможность большего сознания, мысль есть возможность большей мысли. Это его любимый тезис, он его высказывает во многих местах. Но здесь специфика: произведение, роман Пруста, не то, чтобы сам мыслит, а даёт возможность другому мыслить, видеть: «он (Пруст – С. С.) строит конструкцию, которая способна рождать не перечисленные в ней мысли, но мысли непредсказуемые и не выводимые, которые, когда они появились, кажутся естественным развитием предшествующих мыслей или естественно выросшими из них» [ПТП 2014: 520].
Но до Пруста (как и до Данте, Шекспира, Джойса, Музиля, Достоевского, Булгакова, создававших открытые произведения) этого конструкта в мире не было. А что было? Субстанциальные категории М. К. не любит употреблять. С точки зрения «есть» в мире вообще-тор ничего нет. Ничего не было и не будет в виде готовых вещей. Но миры сбываются. Так вот, сбывается, здесь М. К. вводит замечательное слово, «акт первовместимости мира» [ПТП 2014: 522]. Например, глаз художника есть акт первовместимости пейзажа. До него никто так не видел. Потом является Левитан и являет нам иное видение, иной мир. Последнего ни в какой природе нет. В природе нет «духовных пейзажей» Левитана и Куинджи. Но своим актом видения они в этот мир их вносят, создают посредством акта первовместимости. И потом после них мы смотрим мир уже глазами этих «духовных пейзажей». Так же и с этическими поступками. Мораль создаётся актом, поступком. Вне поступка добра и зла нет. Они создаются актом первовместимости. Как нет и веры как вещи и объекта. Она создаётся актом веры. Как и акт мысли. Мысль предполагает акт первовместимости и потому он даёт возможность быть другой мысли, большей мысли.
«… ничего окончательного в мире еще не произошло, последнее слово мира и о мире еще не сказано, мир открыт и свободен, еще все впереди и всегда будет впереди».
[Бахтин 1979: 193]
«… Да, пока мы говорим, мы живы».
И. Бродский.
Мы возвращаемся к теме реальности, сверхреальности, о которой говорил М. К., реальности мысли, реальности произведения, в которой живут поэт и философ. Автор живёт в реальности своего авторского высказывания. А высказываний на свете несопоставимо меньше, чем текстов», заметила О. Седакова. И время жизни поэтического высказывания – это время его произнесения: «Да, пока мы говорим, мы живы», заметил И. Бродский [Седакова 2010: 492].
Высказывания поэта как сугубо частного лица, эту частность всю жизнь отстаивающего, создаёт ему его территорию, территорию его родины. Можно спорить с содержанием высказывания, можно с ним соглашаться или нет. Но не признать реальности его произнесения невозможно.
Акты первовместимости или третье измерение
М. К. постоянно говорит об ответственности, о событийности мысли, о том, что мысль, любовь и смерть – это сугубо «личные вещи». Но М. К. философ, и дело философа в этих личных вещах стараться узреть скрытые глазу законы душевной жизни. М. К. принципиальный противник всякого рода психологизмов. Всё, что он делает, это выстраивает метафизику нравственности, метафизику души, то есть ставит вопросы о метафизической возможности человека. Что, возвращение к И. Канту? Пожалуй, но на другом материале. И совсем другим способом, как бы даже алогичным. Отличие принципиальное. И. Кант ставил пределы и границы мышлению и нравственности (при каких условиях возможно…). М. К. пытается нащупать основной механизм метафизики души.
Что я слышу в его речи? То, что ты совершаешь акт мысли, это не значит, что все свойства и качества мышления, его природа как бы «сидят» в тебе. Если ты совершаешь моральный или волевой поступок, то это не значит, что на тебе «сидят» какие-то моральные качества (ты добрый, справедливый и проч.). Проблема вообще не в психологических качествах. Проблема в тайне совершения человеком этих странных «актов первовместимости», идущих по своим законам, воплощающихся через индивидов, согласно закону разума, выражающему «онтологическое устройство мира, а не психологическая способность людей» [ПТП 2014: 526].
Философа интересует действительный (хотя и скрытый) процесс, то, что действительно произошло, а не оценки, оправдания или обвинения произошедшего. Например, совершается преступление. Оно совершается по своим законам, его причина и оценка содержится уже в нём самом. Один при этом будет оправдывать преступника, другой будет его обвинять. Но содержание преступления заключено в нём самом, а не в этих оценках.
Слышите? Содержание поступка содержится в нём самом. Хотя поступок совершил человек. Поступок М. К. приравнивает к природному явлению? Например, как бы я ни оценивал взорвавшийся вулкан, я не могу говорить, что он «совершил» злой поступок. В нём происходили естественные природные процессы, в результате которых произошло извержение, в результате которого погибли люди. Возбуждено (!) уголовное дело. Но не против вулкана, а против того туроператора, который организовал во время извержения туристическую поездку, чтобы люди полюбовались на красоту извержения вблизи него.
Да, мы вслед за М. М. Бахтиным уже привыкли говорить об ответственности человека за свой поступок, о том, что человек не имеет алиби в бытии. Но за этими словами утерялось что-то важно. Эти речи превратились в некую моральную догму, ритуальную мантру. Но этот ответственный поступок (любви, мысли, преступления) как вспышка происходит также, как вулкан. Он есть имеет свои внутренние, скрытые от психологизмов, эмоций и оценок законы.
М. К. продолжает поиск того феномена «самό», что свершается на людях, но имеет свои законы. Если свершается зло или добро, то оно абсолютно и не делимо и не может быть разделено на причины: на плохих родителей, на плохую среду, на плохое общество, на плохое государство. Оно целиком создаёт абсолютный смысл поступка (зла или добра).
А потому, возвращаемся к автобиографии и биографии человека, топология жизни уже расчерчена. И человек либо попадает в неё, совершая в ней акты первовместимости, либо не попадает, поскольку не совершает эти акты.
Это относится к самым разным сферам нашей жизни. Например, человек говорит о своих эстетических переживаниях, хотя никаких таких эстетических переживаний на самом деле (!), утверждает М. К., и нет, это все психологизмы. Или говорят об этике поступка, этических переживаниях. Никаких таких отдельных логических, этических, эстетических вещей нет, а есть разные названия одного и того же механизма. А названия придуманы для того, чтобы разные университеты, кафедры, факультеты и профессора получали за это зарплату. Слова разные, а внутренний механизм всегда один и тот же [ПТП 2014: 527]. Эту внутреннюю метафизическую механику М. К. пытается вскрыть.
Человеку только кажется, что он выбирает судьбу, что он строит