— Выглядишь уставшим, — пробормотала я.
Он хмыкнул и сел.
— Адский был денек, Молли.
Я потянулась за его рукой и сжала пальцы. Его глаза покраснели от морской воды. Щетина покрывала подбородок.
— Поговори со мной, — попросила я. Я видела, что его что-то беспокоило.
Оуэн потер лоб, затем тяжело вздохнул.
— Я пришел в ужас, когда увидел тебя на пляже, готовую броситься в воду. А потом увидел, как ты лежишь на кухонном полу и не двигаешься. Господи, Молли. — Он откашлялся и склонил голову. — Ты меня чуть до инфаркта не довела. Дважды за один день. Я не хочу потерять тебя, — его голос дрогнул.
— Ш-ш-ш, — успокаивающе произнесла я. Я знала, что он чувствовал. Сегодня я его тоже чуть не потеряла.
Я провела пальцами по его волосам.
— Оуэн. — Я постаралась вложить в его имя любовь, которую испытывала. — Посмотри на меня.
Он покачал головой.
— Знаю, ты боишься, что можешь причинить мне боль своими способностями. Что заставишь меня сделать что-то такое, что подвергнет меня опасности. Вот почему ты меня бросила. Ты думала, что защищаешь меня. И по этой же причине ты снова собираешься меня оставить. Но, Молли, я…
— Оуэн. — Я подняла его подбородок. — Я тебя люблю.
Он резко вдохнул. В глазах вспыхнул огонь.
— Я никуда не собираюсь. Я поняла, что должна тренироваться, как Кэсии. Я должна принять эту часть себя вместо того, чтобы прятать. И теперь я увидела, что могу делать добро. Сегодня я спасла вас обоих, тебя и Кэсси. Я могла бы потерять тебя, если бы не заставила подчиниться. И Кэсси… — Я сделала паузу, дав немного отдохнуть своему напряженному горлу. — Она бы проигнорировала меня. Она бы отправилась вслед за Диртом, потому что чувствовала себя ответственной.
— Так что, нет, Оуэн, я не уеду.
Оуэн приоткрыл рот, когда мои слова дошли до него.
— Ты остаешься? — вскочив на ноги, ахнул он. Я улыбнулась, когда целая буря эмоций отразилась на его прекрасном лице. Удивление, надежда, изумление и любовь. Он расплылся в улыбке. — Ты остаешься. — Затем наклонился над кроватью и поцеловал меня. — Я тебя люблю. — И снова поцеловал.
— Я тоже тебя люблю.
***
Дом казался пустым, когда мы вернулись в тот вечер, как будто уезжали в длительный отпуск. Свет везде выключен, двери и окна закрыты и заперты на замок, воздух спертый. Фрэнки громко замяукал, когда мы вошли в кухню. Он потерся о мои ноги, затем сел возле кладовки, где хранился его корм. Он был голоден.
— Мэри? — Оуэн бросил ключи и бумажник на стойку. И снова позвал её. Фрэнки мяукнул, раздраженный громким шумом.
Оуэн посмотрел на меня поверх головы Кэсси. Я взяла Фрэнки на руки и передала его Кэсси.
— Покорми кота. Пойду проведаю бабулю.
— Идем, Кэсс. Я тебе помогу. — Оуэн открыл кладовку и достал контейнер с кошачьим кормом.
Я быстро поднялась по лестнице, скользнув потными руками по перилам, и испытала страх. Я легонько постучала костяшками пальцев в дверь бабушки. Дверь немного приоткрылась, скрепя петлями.
— Бабуля? — я вгляделась в темноту. Плотные шторы были задернуты, но тусклый свет из коридора косо проникал в комнату, освещая маленькую фигуру на кровати.
— Бабушка? — Я подошла к кровати. Половицы заскрипели под кроссовками. Воздух был наполнен лекарствами и болезнью. Зная, что она умирает, и видя её такой, неподвижной и безмолвной, мне захотелось заставить её бороться с болезнью внутри. Я думала о тех годах, что мы провели вместе, и о тех, что упустили. Она также пропустит всё то, что я сама боялась пропустить.
Я включила прикроватную лампу. Тонкая кожа вокруг её глаз сморщилась. Грудь вздымалась и опадала от поверхностного дыхания.
Словно почувствовав, что я смотрю на неё, бабушка открыла глаза. Она прищурилась от яркого света.
— Молли? — Её голос звучал устало. Лицо было бледным, мышцы под морщинистой кожей напряженными.
— Я здесь. — Я опустилась на колени возле кровати и сжала её руку. Её кожа была холодной.
Она улыбнулась, слегка дрогнув верхней губой, но все же улыбнулась.
— Надеюсь, ты не голодна. Я сегодня не приготовила ужин.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Бабушка все время хотела заботиться о других, даже на грани изнеможения.
— Не переживай. Я позабочусь об ужине. Мы что-нибудь закажем. Как тебе такой вариант?
Бабушка хмыкнула, пытаясь сесть. Она боролась с матрасом, простыни сбились вокруг её ног.
Я приподняла её за плечи и подложила под голову подушки.
— Лучше?
— Намного. — Она облизала губы.
— Голова болит? — спросила я, положив свою руку на её.
Бабушка утвердительно хмыкнула:
— Теперь я в порядке. Я поднялась сюда, чтобы немного отдохнуть и уснула. Который сейчас час?
Я бросила взгляд на часы у кровати.
— Почти семь вечера. Ты голодна?
— Не очень. — Бабушка вытащила руку из-под моей и похлопала её. — Фиби рассказала мне о сегодняшнем приключении. Как там все?
Правый уголок моего рта дернулся.
— Мы выжили.
Бабушка улыбнулась, плотно сжав губы.
— Я так и подумала. А теперь расскажи, что у тебя на уме. Ты ведь знаешь, что я чувствую такие вещи. — Она усмехнулась, и легкая улыбка коснулась моих губ.
Я вздохнула, выдыхая напряжение от долгого, мучительного дня.
— Я не утонула, как предвидела Кэсси. Вообще-то, Кэсси никогда не говорила, что я утону. Это я так предположила. На самом деле, она увидела, как я задыхаюсь. Я подавилась едой после пережитого волнения на пляже, о котором ты уже слышала. — Опустив голову, я посмотрела на её руку, лежащую поверх моей, на контраст кожи, тонкой и постаревшей, которая разительно отличалась от моей.
Я сделала глубокий вдох.
— Оуэн говорит, что мое сердце остановилось. Думаю, я умерла, я не уверена, но что бы там не произошло, я кое-что испытала. Я попала в какое-то место и видела отца.
Бабушка глубоко вдохнула, её грудь размеренно поднималась. Я ободряюще сжала её руку и рассказала о своем предсмертном опыте. Как отец пришел за мной и как я снова и снова слышала слова «Это твоя вина».
— Именно это он мне сказал сразу после того, как убил маму, и перед тем, как я выгнала его из дома. Он обвинил меня в смерти мамы. А я винила себя в его смерти.
Бабушка покачала головой на подушке.
— Ты не виновата в смерти своего отца.
— Теперь я это понимаю, — кивнув, ответила я. — Думаю, поэтому я видела его, а не маму, куда бы я там не попала. Годы копившейся вины, наверное.
— Ты также не виновата в смерти своей матери.
— Знаю. Отец винил всех, кроме себя. Он так и не взял на себя ответственность.
Бабушка напряглась.
— Нет, милая. Это моя вина.
Воздух застрял у меня в горле. Я подняла на нее взгляд.
— В чем? В маминой смерти?
Выражение ее лица стало печальнее, чем я когда-либо видела. На глазах заблестели слезы.
— Это я убедила её уйти от твоего отца. Она собирала чемодан, когда он вернулся домой раньше, чем мы ожидали. К его возвращению она должна была уже уйти.
— Моя мать собиралась уйти? Куда бы она пошла? — Мой голос прозвучал слабо.
— В приют для женщин. Я надеялась, что с помощью психотерапии она наберется смелости подать заявление о домашнем насилии и наконец разведется с ним. Ты уже уехала и была бы в безопасности. Вот почему твоя мама настояла, чтобы ты поступила в колледж. — Бабушка сжала пальцами простынь. — Брэд убил её из-за меня, потому что я убедила её уйти от него.
— Вот почему ты не разговаривала со мной, — сделала вывод я. Мы обе чувствовали вину из-за того, что сделали в тот день.
— Да, это одна из причин, — созналась бабушка. Она опустила взгляд на руки. — Мне было чрезвычайно больно чувствовать её боль. Я устала переживать из-за того, как Брэд обращался с ней. Она была слабой и безропотной и смирилась со своими обстоятельствами. Она пыталась, но не всегда могла скрыть от меня свои эмоции, потому что он разрушил её уверенность.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
И именно поэтому бабушка испытывала очень глубокое чувство вины, глубокие коричневые борозды прорезали ее желтую ауру. Я отстранилась назад. Будучи эмпатом, бабушка не только видела, как мой отец обращался с мамой, но и чувствовала это. И, возможно, со временем она начала чувствовать себя так же, как и мама. Изнуренной. Ничтожной. Недостойной. Такой же ненормальной, как мы с мамой.