— Он вообще когда-нибудь сам готовит?
— Уверена, что готовит, — засмеялась бабуля, — но мне нравится его кормить. Он единственный, кто последнее время был рядом.
У меня скрутило желудок от отвращения к себе. Мне давно стоило вернуться.
На улице тонкий слой облаков закрывал вечернее небо. Задний двор погрузился в дымку легкого тумана. Надвигался новый шторм, если верить новостям, последний в этом сезоне. За кухонным окном закачались «Китайские колокольчики», зазвенев причудливыми нотами, которые вызывали чувство тоски об ускользающем сквозь пальцы времени. Времени для нас с бабушкой.
После ужина мы с Кэсси отправились в соседний дом покормить собак. Мы играли с ними на заднем дворе, пока все не вымотались.
Было уже темно, когда мы вернулись домой. Бабуля стояла у плиты, заваривая чай для Кэсси. Я приготовила горячее какао, и мы втроем сели за стол. Как и двадцать два года назад, когда мы с родителями переехали к бабушке, я не была уверена в своем будущем. Мои способности недавно проявились, и мой отец только начал обвинять нас во всех неудачах в его жизни.
Позже, я не торопясь уложила Кэсси спать. Бабушка принесла ей чай, и Кэсси выпила его без всякого раздражения. Она отставила чашку и усадила рядом с собой Банни.
— Сегодня вечером я тебе почитаю, — сказала Кэсси.
— Хорошо, — согласилась я и растянулась рядом с ней. Кэсси положила голову мне на плечо и открыла книгу. Это была детская книжка о том, как мамы целуют своим детям ранки, чтобы они быстрее зажили. Только, читая, Кэсси поменяла роли мамы и дочки. Дочь целовала коленку своей мамы, обнимала её, пока та плакала, и напевала колыбельную.
Кэсси закончила читать и закрыла книгу.
— Не плачь, мамочка.
Мои веки затрепетали, и я с удивлением обнаружила влагу от слез.
— Мы вернем тебя к жизни, — прошептала Кэсси, держа мою руку. — Мы все тебе поможем.
Я потянула её за руку и крепко прижала к груди.
Кэсси уснула в моих объятиях, и когда её дыхание выровнялось, а лицо расслабилось, я вышла из комнаты.
Бабушка уже уснула с открытой книгой на груди. Я заложила страницу кусочком кручёной пряжи и отложила книгу в сторону, затем выключила ночник. Я поцеловала бабушку на прощание и отправилась в студию.
Впервые за всю неделю я воспользовалась оборудованием, которое установил для меня Оуэн, и провела следующие пять часов, изготавливая для Кэсси подвеску в виде русалки из обмотанного проволокой морского стекла в бирюзовых и небесно-голубых тонах. Я сложила цепочку из чистого серебра и кулон в подарочную коробочку, завязала её желтым бантом и приложила небольшую записку.
«Моей прекрасной русалочке. Счастливого шестнадцатилетия. Я всегда буду любить тебя, мама».
Я мысленно представила себе улыбающуюся блондинку, молодую версию себя с голубыми глазами. Она покружилась, желтый сарафан развевался вокруг её икр. Потом она помахала на прощание рукой и убежала, исчезнув вдали.
У меня сердце разрывалось при мысли о том, сколько всего ей предстоит пережить без меня. Первая влюбленность и первое разбитое сердце. Экзамен на водительские права и вступительные экзамены в колледж. Её первая квартира и первый ребенок. Кто станет её мужем?
Я не могла представить её жизнь без меня, но молилась, что именно Оуэн поведет её к алтарю. Он мог бы стать для неё отцом, которого у неё никогда не было. Который любил бы её так, как мой отец никогда не смог.
Столько вопросов и так много вещей, которые меня интересовали.
Поцеловав бант, я отложила подарок в сторону.
Вместо того, чтобы включить компьютер, я написала Кэсси письмо от руки. Это было самое трудное письмо в моей жизни. Я восхищалась, какой девочкой она стала и какой женщиной еще станет, намного лучше меня. Я написала письмо бабушке, надеясь, что она поймет, почему я хотела, чтобы Оуэн присмотрел за Кэсси. В глубине души я знала, что он будет любить её так же сильно, как отец любит свою дочь, и за тот короткий промежуток времени, всего за неделю, он уже проявил большую заботу о ней.
Напоследок, я написала письмо Оуэну. Сказала, что люблю его, и будь я храброй в юности, мне не пришлось бы прощаться с ним во второй раз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Когда небо осветило студию в мой, возможно, последний день на этой земле, я запечатала конверты, оставив их на рабочем столе вместе с нотариально заверенным завещанием и подарком для Кэсси, и выключила свет.
30 глава
Пятница, утро.
— Мама.
Я находилась где-то на грани реальности и сна.
— Мама.
Я приоткрыла глаза. Дневной свет наполнял комнату, делая все вокруг ярким и бодрящим. И я поняла, что уже позднее утро. Я вырубилась в половине седьмого утра, несмотря на мое намерение не спать, потому что у меня глаза слипались.
Кэсси стояла надо мной. Кончики её волос щекотали мне плечи.
— С добрым утром, мама, — сказала она.
Я почесала плечи, потерла лицо.
— Который сейчас час?
Она взглянула на часы.
— Десять тридцать семь. Это для тебя. — Кэсси держала в руках холщовый ремень, похожий на поясной кошелек. — Он лежал на крыльце. Это от мистера Торреса.
Я села и зевнула.
— Что это?
— Надувная поясная сумка. Мистер Торрес говорит, что внутри спасательный жилет. Он, должно быть, совсем крохотный. — Кэсси нахмурилась, глядя на пояс. — Теперь тебе не придется ходить в том ужасном спасательном жилете. Будешь носить этот. — Она потрясла сумкой. — Бабуля считает, что с ней ты будешь похожа на туристку, но не думаю, что тебя это волнует.
Я внимательно рассмотрела поясную сумку на молнии со светоотражающей окантовкой. Пластиковая ручка, как я предполагала, надувавшая жилет, когда за нее дергали, болталась у основания. Я вспомнила сообщение Оуэна и свое обещание надеть то, что он оставит на крыльце. Кэсси, похоже, много знала о том, как пользоваться этой сумкой.
— Ты видела мистера Торреса сегодня утром?
— Он искал тебя, — кивнула она. — Я сказала ему, что ты еще спишь. Он немного поболтал с тетушкой Фиби, затем ушел домой. Бабушка дала ему еще еды.
Конечно же, дала.
— Когда Фиби приехала?
— Кажется, часов в восемь. Было еще рано. — Кэсси коснулась сумки. — Ты наденешь ее? Ну пожалуйста?
— Да, надену. — Я ведь пообещала ей, если она найдет мне что-нибудь еще, кроме спасательного жилета. К тому же, я дала обещание Оуэну.
И у меня снова резко кольнуло в груди, и к горлу подступила тошнота, когда я вспомнила, какой сегодня день. Я сглотнула горечь, образовавшуюся во рту, и заставила себя ободряюще улыбнуться. Ради Кэсси.
— Ура! — захлопала она в ладоши.
— Положи ее туда, — указала я на край кровати. — Надену, как только приму душ и переоденусь. Иди ко мне. — Похлопала я по пустому месту рядом с собой.
Кэсси забралась на кровать и легла на спину рядом со мной, согнув ноги и скрестив их в коленях, а руки сложила на груди.
— Бабуля встала? — спросила я.
— Ага. — Кэсси покачала ногой. Кровать дернулась.
— Ты ела?
— Да. Бабушка напекла оладий.
Я взглянула на ее запястье.
— А где браслет? — поинтересовалась я, расстроившись, что она его сняла.
Уголки губ Кэсси опустились
— Я его потеряла. Мамочка, прости меня. — Ее голос звучал печально. — Я искала его и нигде не могла найти.
— Это не твоя вина, — успокоила я ее. — Нитка была старой и высохшей.
Мне надо было ее заменить. Я должна была еще столько всего сделать для Кэсси и вместе с ней на этой неделе. Но у меня было столько забот и приготовлений, что я даже не подумала починить ее браслет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Пальцы сжали кулон, лежавший на моей груди. По крайней мере, у меня оставалось это украшение из морского стекла, которое подарил Оуэн. Я должна оставить его для Кэсси.
Кэсси села.
— Ты куда собралась? — Схватила я ее за руку. Я не хотела, чтобы она уходила. Пока нет.
— В свою комнату. — Кэсси соскочила с кровати. Ее взгляд метнулся к двери. — Я готовлю сюрприз.