— У… у… у…
— Не умоляйте, не поможет. Во-вторых, я немедленно доложу куда следует, что собачьей практикой вы занимаетесь незаконно, потому что на каждом шагу демонстрируете свою профессиональную непригодность. В-третьих…
— П… п…. п…
— Просить не надо! — И тут Григорий Григорьевич почувствовал; преступник за портьерой понял, что его заметили. — Только гуманное отношение к животным вынуждает меня идти на риск! Я всё делаю сам!
— Начинайте! — восторженно завопил Эдик. — Желаю успеха!
Григорий Григорьевич с кастрюлей в одной руке подошёл к клетке, где Эммочка находилась уже за пределами разъяренности взрослого тигра-людоеда, открыл дверцу, и когда собачка стрелой вылетела оттуда, намеренно не смог накрыть её кастрюлей, а ловко вскочил на табурет.
То же самое мгновенно проделал Эдик, и Эммочка бросилась, что вполне естественно, на Сынка, который был для неё досягаем, и стала рвать на нём брюки и впиваться в его ноги, конечно, попеременно то в одну, то в другую.
Как ни сдерживался Сынок, но, повторяю, в обширнейшей программе обучения в шпионской организации «Целенаправленные Результативные Уничтожения» такого упражнения не предусматривалось. Сынок знал, например, как отбиться от крупной собаки, да ещё имея в руках оружие, а вот как отделаться от малюсенькой собачки, которую он даже толком разглядеть не мог, агент не знал. Он лишь мужественно молчал, поднимая то одну, то другую ногу, пытаясь отпнуть Эммочку, но тщетно… Казалось, каждый очередной укус Эммочки был значительно болезненнее предыдущего…
И, не выдержав мук, Сынок выскочил из-за портьеры, заметался, преследуемый Эммочкой, по кухне, ища, куда бы забраться повыше, не соображая, что проще всего влезть на подоконник. Когда он пробегал мимо Григория Григорьевича, тот, теперь уже точно прицелившись, надел на агента кастрюлю и даже немного покачал её из стороны в сторону, чтобы сбить очки.
Терзаемый Эммочкой, Сынок сам сорвал кастрюлю, а Григорий Григорьевич, мгновенно, но во всех подробностях запечатлев его лицо в своей памяти, крикнул:
— Больше я рисковать не намерен! Действуйте сами! — и, спрыгнув с табурета, бросился вон из кухни.
Хлопнула дверь.
И хотя Сынок находился теперь в безопасном положении — занял место на табурете, — состояние его было нечеловечески разъяренным. Размахивая кастрюлей, он выкрикивал то, что можно передать лишь крупными, величиной примерно с горошину многоточиями.
Эммочка чуть приустала, но продолжала бесноваться, носясь от одного табурета к другому. Сынок понимал, что надо действовать: ведь неизвестно, что сейчас делает сбежавший пенсионер. Прицелившись, агент спрыгнул с табурета, накрыл Эммочку кастрюлей.
Некоторое время кастрюля ползала по полу…
— Придавите чем-нибудь, — посоветовал Суслик, оставаясь на табурете, — а то она… Придавите, придавите!
— Я тебя самого сначала придавлю! — злобно отозвался Сынок, в изнеможении сел на кастрюлю и закурил.
Он оглядел себя: брюк до колен у него практически не было, ноги были в укусах, царапинах, крови.
А Суслик всё ещё продолжал стоять на табурете, как живой памятник своим безразмерным глупости и трусости, но вдруг обрел некое подобие относительного спокойствия и заговорил:
— Собственно, ничего страшного, тем более непоправимого, не случилось. Кроме, конечно, ваших ранений… Брюки вам придётся купить, потому что в моем гардеробе на ваш рост…
— Слушай, Суслик, осёл ты последний, — довольно равнодушным, вернее, предельно усталым, тоном остановил его Сынок, морщась от боли. — Как я объясню своему так называемому отцу вот это? — Он показал на свои истерзанные ноги.
— Пустяки! Скажете, что вас искусала собака! Такая большая-пребольшая!
— А если тот пенсионер сейчас приведет сюда милицию?
— Ну и что? Вы мой клиент, вас искусала моя собака. Я плачу штраф… будто бы, конечно! — радостно предложил Суслик.
— Боже мой, ну и ду-у-урак, — печально протянул Сынок… — Да слезь ты с табурета! — заорал он. — Кто этот пенсионеришка с его кастрюльным методом?
— Сначала я принял его за вас, — Суслик сел на табурете, поджав ноги. — Он приходил со старушкой, я её усыпил, разбудить не мог, а она в гипнотическом сне тявкала и утверждала, что попала в руки шпиона. Я совершенно запутался, — простодушно признался Суслик, опять же по своей безразмерной глупости решивший, что шпионские его дела идут прекрасно.
У Сынка уже не было сил ругаться. Он встал с кастрюли, пересел на табурет, уныло сказал:
— Ведь по инструкции и старушку, и пенсионеришку, да и тебя надо бы убрать. Но это опасно.
— Никого не надо убирать! — взмолился Суслик. — Старушка совершенно безобидна, видимо, насмотрелась фильмов о шпионах. Пенсионер — обыкновенный контролёр на всех видах городского транспорта, кроме такси, конечно. А я обязуюсь быть образцовым агентом.
— Ничего другого тебе и не остается, — пробурчал Сынок, — принеси мне ножницы, а я взгляну на собачку, чтоб она там сдохла.
Когда Суслик вернулся с ножницами, Эммочка лежала на полу вверх лапками, но один глаз у неё был открыт. Сынок достал из кармана белый, с фашистскими свастичками галстук, мелко-мелко-мелко изрезал его, приказал:
— Выбрось в мусоропровод! — Затем он снял брюки, морщась от боли. — Туда же!
Выполнив приказания, Суслик спросил:
— Мне идти в магазин за брюками? Но у меня дома ни копейки, честное слово…
— Где у тебя телефон? — И Сынок вслед за хозяином прошёл в одну из многочисленных комнат, вызвал «скорую помощь», разговаривая высокомерно, даже несколько грубовато, представился сыном известного ученого Мотылёчка, просил прислать санитаров с носилками… — Вот так! — удовлетворенно произнес он, положив трубку. — Сегодня или завтра я буду у тебя. И постарайся больше не делать, глупостей. Возобнови прием пациенток. Будь похожим на нормального человека. Учти: если ты будешь вести себя исправно, с заданием мы справимся быстро. Уразумел?
Со «скорой помощью» всё произошло именно так, как рассчитал Сынок. Приехавшие врачи и медсестры обработали ему ноги, сделали уколы, санитары вынесли его на носилках и на носилках же подняли в квартиру.
Зато не повезло Григорию Григорьевичу. Выбежав от собачьего гипнотизёра по фамилии Шпунт, он не направился сразу в милицию, а решил сам проследить, куда пойдет опасный преступник. Душа ветерана милицейской службы жаждала настоящей оперативной работы! И вот вам… Конечно, не всё потеряно: он сообщит, что обнаружил преступника, сообщит о подозрительном образе жизни собачьего специалиста, но он мечтал явиться в милицию с более точными сведениями!
Когда же Сынка несли в машину «скорой помощи», Эммочка из квартиры, выпрыгнула и осталась сидеть на асфальте никем не замеченной. Она безучастно смотрела по сторонам и, увидев выходящего из-за угла Григория Григорьевича, радостно бросилась к нему:
— Эммочка! — изумился он и взял её на руки. — Почему ты здесь одна?
«Не могу объяснить тебе, — взглядом ответила она. — Ведь ты всё равно не поймешь моего тявканья. Пойми хотя бы одно: я так рада тебе! Ах, как рада! И не бросай меня, хотя у тебя наверняка есть другая! А тех двоих я боюсь, я не хочу возвращаться туда!»
— Да не волнуйся ты, ни о чём не волнуйся, — успокаивал её Григорий Григорьевич. — Я тебя не оставлю.
В милиции его поблагодарили за сообщение о событиях, происходящих в квартире-универмаге почти со всеми отделами, заверили, что делается всё, необходимое в таких случаях, и Григорий Григорьевич вышел оттуда гордый сознанием исполненного долга.
Но через некоторое время он начал испытывать неясное пока смятение и виноватость. И, лишь встретив тревожный взгляд Эммочки, понял, что волнуется о судьбе Анастасии Георгиевны. Всё-таки он поступил несправедливо, лишив её единственного утешения в жизни и возможности перевоспитать хотя бы одного оратора из оравы. К тому же, сейчас у него появилась Эммочка, у которой никого нет, кроме него. Поэтому надо поговорить с Джульетточкой, объяснить ей создавшееся положение, и она, умница, всё должна понять. Кстати, её чувство к Григорию Григорьевичу, только сейчас сообразил он, могло быть лишь благодарностью, а не любовью.
И пока он, уважаемые читатели, размышляет, как ему быть, чтобы наилучшим образом устроить судьбу близких ему существ, проследим за действиями Сынка.
Ещё лежа на носилках в «скорой помощи», он успокаивал себя мыслью о том, что с заданием справится быстро. Старикашка обожает его, пока он, майор Серж фон Ллойд, сам лично не допустил ни одной оплошности, а Суслика, если он ещё вздумает валять дурака, можно привести в порядок. Задание было рассчитано на длительный срок, сейчас всё надо делать значительно быстрее, и Сынок уже был готов к этому.