ванну горячей водой с кухни, Клитемнестра наблюдает, как над дворцом разгорается закат, прорезая небо оранжевыми полосами. Отсюда не слышно ни пения женщин, ни болтовни детишек и торговцев, которые эхом разлетаются над всем акрополем. В купальню не проникают никакие звуки, и никакие звуки ее не покидают.
Когда вода готова, Клитемнестра забирается в ванну. Она вздрагивает от жара воды. Эйлин принимается мыть ей волосы, аккуратно прочесывая каждую сбившуюся прядь, и Клитемнестра успокаивается от ее прикосновений. Она помнит, какой напуганной была Эйлин, когда они впервые увиделись, – маленькая рыжая мышка, которая вечно прячется по углам. Один раз Клитемнестра обнаружила ее в темном коридоре рядом со своей спальней с тарелкой мяса в руках. Она должна была принести мясо ей, но слишком робела.
– Тебе не нужно бояться меня, – сказала тогда Клитемнестра.
– Почему? – спросила Эйлин.
– Потому что я тебя не обижу. Оставь свой страх для воинов, старейшин и царя.
Тогда Эйлин подняла на нее взгляд.
– А вы? Разве вы их не боитесь?
– Боюсь, – ответила Клитемнестра, – но мне хватает ума не показывать этого.
Она вспоминает тот день, глядя на отражение факела в воде, когда Эйлин вдруг сообщает:
– Царь Агамемнон просил меня прийти к нему сегодня.
Клитемнестра цепенеет. Эйлин передвигается, чтобы вымыть ей ноги, и Клитемнестра видит ее лицо в мерцающем свете – бесстрастное, как она и учила, но дрожь в голосе не спрячешь.
– Ты не пойдешь, – отвечает Клитемнестра. – Он может найти другую служанку для своих развлечений.
Эйлин вздыхает с облегчением, но тут же берет себя в руки, стараясь скрыть свои чувства.
– Но кого?
– В цитадели полно женщин, которые жаждут переспать с моим мужем.
Эйлин кивает, и некоторое время они обе не произносят ни слова.
– И что же мне тогда делать? – не сдержавшись, спрашивает Эйлин.
Столько лет прошло, а она всё еще его боится. Клитемнестра не может ее за это судить. Эйлин рассказывала ей, как отец Агамемнона, Атрей, частенько проводил ночи с ее матерью, пока его не убили; как его брат Фиест наводил ужас на слуг порками и казнями; как Агамемнон после возвращения города казнил всех, кто был недостаточно благонадежен. Долгими ночами, когда они укладывали детей спать, Эйлин рассказывала ей о жестокостях Атридов. Она с ужасом говорила о каждом из них – за исключением Эгисфа, изгнанного двоюродного брата Агамемнона.
– Эгисф жил в этом дворце, но не любил насилия. Он убивал и причинял вред другим, только когда ему приходилось. – В тихих, произносимых шепотом рассказах Эйлин Эгисф представал застенчивым мальчиком, который хотел, чтобы его любили, а затем опасливым юношей: тихим и изворотливым. Пока его ровесники таскали в свои покои девиц, он ни разу не вызвал к себе ни одной служанки, а когда его отец пытал своих врагов, заставляя всех смотреть на это, Эгисф пробирался к ним в темницы и приносил еду и снадобья, чтобы залечить раны.
– Похоже, он был занятным человеком, – однажды сказала Клитемнестра, – хоть и безобидным.
По лицу Эйлин пробежала тень.
– Он не всегда был безобидным. Он мог быть жестоким и опасным тоже.
А теперь Эгисф скрывается где-то далеко, единственный выживший враг Атридов. Стражники разыскивали его пятнадцать лет, но так и не нашли. Как заметили старейшины на последнем собрании, скорее всего он уже мертв.
– Моя госпожа?
Клитемнестра встает, вода с нее стекает на каменный пол. Эйлин спешит поднести тунику и оборачивает ее вокруг плеч царицы.
– Ты ничего не будешь делать, – отвечает Клитемнестра. – Я сама с этим разберусь.
Она находит Агамемнона в его спальне с расписными стенами. Он сидит в кресле, погруженный в раздумья. Нарисованные на стенах деревья и рыбы, радостно плещущиеся в реке, выглядят неуместно рядом с его суровой фигурой. Когда она входит, он вскидывает голову. Смотрит недовольно – злится, но она не знает почему. Впрочем, ей это неинтересно.
– Значит, твоя рыжая служанка не придет, – говорит он.
– Нет.
– Ты ее не пустила.
– Ты найдешь, на кого взгромоздиться, – невозмутимо отвечает она.
Его смешат ее слова; смех скрежещет по расписным стенам. Он подливает себе еще вина из кувшина. Клитемнестра делает то же самое и усаживается в другое кресло.
– И кого же? – спрашивает он, наблюдая, как она подносит к губам кубок. – Тебя?
– Надеюсь, нет.
Он снова смеется и удобнее разваливается в кресле. Она видит, как перекатываются мускулы у него на руках, как шевелятся шрамы на коже.
– Для той, кто так сильно меня ненавидит, ты продержалась в этом супружестве поразительно долго, – говорит он.
Она улыбается, вино кислит на языке.
– Думал, я убью тебя во сне?
– Ты же пыталась, помнишь? В следующий раз ты будешь умнее, – произносит он, буравя ее взглядом. – Но ты не сможешь ненавидеть меня вечно. Никто не может жить одной лишь злобой.
Тут не соглашусь.
Они молчат, глядя каждый в свой кубок. Наконец Агамемнон заявляет:
– Но я всё еще желаю ту девицу. Я царь.
Клитемнестра ставит кубок на стол.
– Ты к ней не притронешься.
– Почему?
– Потому что в противном случае я насажу тебя на свой кинжал, как ту потаскушку Киниску.
По глазам видно, что Агамемнон обескуражен. Он опускает ноги на пол и встает.
– Что ты сделала?
Клитемнестра запрокидывает голову.
– Я нашла ее и заколола. Она истекла кровью.
Он направляется к ней, по пути отодвигая резной сундук.
– Ты знаешь, что она была из влиятельной семьи. Моему брату нужна их поддержка, так же как была нужна твоему отцу.
– У Менелая будет их поддержка. Ее муж остался жив и он продолжит сидеть в совете твоего брата. Никто не знает, что это сделала я.
Агамемнон хватает ее за шею. Клитемнестра невозмутимо улыбается, несмотря на боль.
– Ты одержима местью, – отчеканивает он. – Ты никому не повинуешься.
Его руки смыкаются у нее на горле, и она задумывается, как легко могут переломиться косточки в шее, как хрупка плоть – поранить легко, исцелить сложнее. И всё же она не двигается и не вырывается. Она хочет, чтобы он ее ударил, чтобы она могла ударить его в ответ. Но он не бьет ее.
– Я каждый день спрашиваю богов, почему ты отказываешься подчиниться. – Его голос звучит хрипло, хотя это он душит ее, а не наоборот. Он отпускает ее, она принимается судорожно хватать ртом воздух, кладет руку на загривок, чувствуя боль там, где только что были его пальцы.
– Я скорее умру, чем подчинюсь тебе, – сглотнув, говорит Клитемнестра.
Она не уверена, слышал ли он ее. Агамемнон отворачивается и выходит из комнаты.