— Но она всегда была хорошей девочкой, твердой в вере, и всегда помогала своей матери без жалоб и недовольства. Мы воспитывали ее доброй христианкой и лояльной англичанкой. — Но если бы я знал, что ей суждено выйти замуж за «герцога, мы с Летицией, вероятно, воспитывали бы ее по-другому.
Главный прокурор уцепился за эти слова пастора:
— Что изменилось бы тогда в ее воспитании, сэр?
— Ну, мы настояли бы на том, чтобы она получила законченное образование. Вы понимаете, милорд: пение, рисование, рукоделие — занятия, присущие леди. Но ее единственный талант, кроме помощи нуждающимся, — рассказывать сказки.
Грейс при этих словах встала со стула и уставилась на своего отца. Он знал все с самого начала и не запретил ей писать и высказывать собственные мысли.
— Вроде тех, что напечатаны в ее книжке? — осведомился прокурор.
— Нет, они не совсем в ее обычном стиле, — ответил священник, — но больше напоминают проповеди.
— Вот как, господин Пенуорт, проповеди?
— Я думаю, очень большое впечатление на нее произвела нищета моих прихожан. И совесть не позволяла ей просто остаться в стороне. Наверное, из нее получилась бы хорошая сестра милосердия.
Прокурор нахмурился, и это сделало его похожим на паука, готового атаковать несчастную муху.
— Значит вы признаете, что ваша дочь не леди?
В ответном взгляде господина Пенуорта на своего инквизитора, казалось, читался гнев Божий:
— Моя дочь — герцогиня.
Обвинитель сжал руку в кулак и злобно приказал занять свое место свидетелю, не попавшемуся в его ловушку.
Когда Пенуорт проходил мимо Стандена, тот наклонился в его сторону и тихо произнес:
— Если бы вы воспитывали ее по-другому, отец Пенуорт, сомневаюсь, что она стала бы моей герцогиней.
Затем выступил Питер Рамзи и засвидетельствовал, что Грейс обладает добрым характером и всегда доброжелательна к людям, в особенности к тем, кто недавно вошел в их круг. Колин Спенсер поклялся, что, отдавая все свое время благотворительной деятельности, Грейс никак не могла планировать какие-либо мятежи. Несколько жителей поместья Стандена также похвалили молодую герцогиню за милосердие и готовность помогать им в любых трудностях. Даже жена начальника тюрьмы заявила, что «ее светлость была спокойной и послушной узницей и писала просто восхитительные истории».
Наконец, вызвали Стандена.
— Ваша светлость, — обратился к нему господин Эрскин. — Как долго вы были знакомы с мисс Пенуорт до того, как она стала вашей женой?
— С мая месяца, — сказал Станден.
— Высказывала ли она вам когда-либо революционные мысли?
Герцог усмехнулся, словно вспомнил что-то приятное. Что могло позабавить его в такой обстановке, подумала Грейс. Затем он взглянул на нее и сказал:
— Она действительно как-то сказала, что в моем банкетном зале могло бы поместиться множество нищих и калек.
Публика засмеялась, и председатель суда вынужден был призвать всех к порядку. Не разделяя веселья публики, господин Эрскин сказал лишь:
— Это серьезный вопрос, ваша светлость. Можете припомнить еще какие-нибудь случаи?
— Да, однажды она сказала, что я слишком гордый.
— Когда это было, ваша светлость?
— Когда я после бала, на котором танцевал с ней, не заехал с визитом в дом ее родственников на Харлей-стрит. Но я не мог не сделать этого после того, как спас Тэдди — эго ее племянник — в Гайд-парке.
— Как давно вам известно о склонности мисс Пенуорт к благотворительной деятельности?
— С того самого дня, когда мне рассказали о ней ее племянники и племянница. Хотя нет, — вспоминая, Станден улыбнулся Грейс, — это было в тот день, когда мы познакомились. Ее кучер разбил мою коляску у придорожной гостиницы. Сначала она предложила подвезти меня до города в своем экипаже, и по тому, с какой наивностью она это говорила, я понял, что она не имеет представления, какой урон ее репутации это могло бы нанести. Затем она предложила заплатить за ремонт моего экипажа.
— У нее были деньги от издания ее книги, чтобы заплатить столь значительную сумму? — спросил господин Эрскин.
— Едва ли. Она передала мне все свое состояние: пять шиллингов и три пенса. Ничтожная сумма.
— Вы взяли в жены Грейс Пенуорт, чтобы таким образом она могла рассчитаться с вами за поврежденный экипаж?
— Вовсе нет, — с чувством ответил Станден, — я женился на ней, потому что люблю ее.
— Как трогательно, ваша светлость, — заметил прокурор, когда господин Эрскин сел на свое место. Поднявшись с места, обвинитель обошел стол и сказал:
— Это доказывает лишь то, что обвиняемая и вас тоже обманула. Милое личико и стройная фигура… вы не первый, кто попался в эти сети. Но как же вы, герой войны, могли попасться на эту удочку, на эту старейшую уловку?
Взглянув на прокурора словно на врага родины, Станден мысленно обругал себя за то, что так глупо высказался о своих чувствах.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, милорд. Грейс не обманула мое сердце. Она завоевала его своей непоколебимой честностью.
— Честностью? Как же она может обладать, «непоколебимой честностью», если даже ее отец и жена начальника тюрьмы подтверждают, что она занималась сочинением сказок, историй? Лживых измышлений. Обманов. Я ясно выражаюсь? Так ваша жена еще и лгунья?
Бросив на обвинителя пылающий яростью взгляд, Станден все же заставил себя отвечать спокойно и прямо.
— Моя жена не лгунья, сэр. Что же касается другого вашего обвинения, то вот эти достойные господа, — и он обвел рукой присяжных, — решат этот вопрос. Я не стану порицать свою жену за то, что она сочиняет романтические истории о подвигах и любви, чтобы развлекать детей и нетерпеливых больных.
Растянув в улыбке свои тонкие губы, прокурор сказал:
— Но ведь мы не сможем ожидать, что вы станете порицать женщину, к которой питаете любовь, не так ли, ваша светлость? У меня больше нет вопросов.
Повернувшись, он неторопливо пошел к своему месту с таким видом, словно сожалел о зря потерянном времени.
Грейс сцепила руки, спрашивая себя, что могло так разозлить главного прокурора. Алан признался перед ним и двенадцатью присяжными, что любит ее. Она это знала, конечно, но то, что это будет записано в деле, подняло ей настроение. Не у многих жен есть официальное подтверждение любви своих супругов.
Несмотря на внутреннее ликование, вызванного словами Алана, она с трепетом ожидала того, что последует. Господин Эрскин снова поднялся с места и задал герцогу свой последний вопрос:
— Где находилась ваша супруга, ваша светлость, если она не присутствовала на том собрании, о котором говорил господин Вильерс?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});