— Мой рот на замке.
Улыбнувшись краешком рта, герцог беззаботно ответил:
— Только не делай, пожалуйста, этого признания своим тюремщикам.
Когда она поняла, что за этими словами может таиться предостережение, не высказанное вслух, сердце ее забилось чаще.
— Я не понимаю, Алан, — сдавленно, с испугом сказала она. — Они ведь не собираются заставить меня говорить? Мне не в чем признаваться.
Он резко притянул ее к себе, заключив в крепкие объятия.
— Я не хотел напугать тебя, Грейс, — сказал он. — Но, может быть, сейчас ты осознала всю опасность, в которой находишься.
— Начинаю, — ответила она, прижимаясь к мужу. Пока она стояла так, обнимая Стандена, все мучительные мысли отошли куда-то на задний план.
Но очень скоро Станден ушел, и с его уходом последние остатки мужества, казалось, покинули Грейс. Этой ночью, укрывшись атласным покрывалом, которое он принес ей, она проваливалась в один кошмар за другим, пока, наконец, не проснулась от своего собственного мучительного крика. Довольно долго она сидела на постели, прижимая к груди покрывало, и прислушивалась, не повторится ли этот зловещий и непонятный крик.
За окном шел дождь. Тишину ночи нарушал лишь звук льющейся воды из медной водосточной трубы. Грейс не хотела снова возвращаться туда, где ее ожидали ночные кошмары. Но и оставаться один на один с сомнениями, поднимавшими свои гнусные головы в темноте, тоже было жутко. Трясущимися руками Грейс зажгла свечу.
Когда, наконец, она села в неярком круге колеблющегося света свечи и принялась затачивать перо, усилием воли пытаясь укротить свою фантазию или хотя бы направить ее в русло истории о рыцаре и его леди, в коридоре раздались негромкие шаги, а затем послышался звук отпираемой двери. Впустив в камеру желтое мерцание фонаря, дверь распахнулась, а съежившаяся на мгновение Грейс ожидала увидеть зловещие фигуры тюремщиков, пришедших за ее признанием. Не желая, чтобы ее страх был виден вошедшим, Грейс натянула одеяло на плечи и встретила непрошенных гостей спокойным взглядом.
Это оказались всего лишь жена начальника тюрьмы и прислуга, в руках которой был поднос с чайником и чашками.
— Я услышала, как вы кричите, — сказала матрона, вешавшая фонарь на крюк в стене. — Это ужасное место, ваша светлость. Иногда по ночам здесь бродят привидения, и все они очень несчастны.
Налив чашку чая, она протянула ее Грейс.
— Чашка чая — это как раз то, что вам сейчас необходимо.
И она бросила вопросительный взгляд на вторую чашку.
— Ради Бога, мэм. С удовольствием немного посижу с вами.
Сев на краешек стула, женщина сначала немного поговорила об отвратительной погоде и о том прискорбном положении дел, когда правительство считает, что его безопасности угрожает женщина, затем сообщила, что суд назначен на понедельник.
— Так скоро? — воскликнула Грейс, недоумевая, действительно ли обвинители считают ее настолько опасной преступницей, что назначили разбирательство ее дела на такой ранний срок. Еще и недели не прошло с тех пор, как ее арестовали. Ее начинала бить нервная дрожь, да такая сильная, что Грейс вынуждена была поставить чашку на стол, чтобы не уронить ее.
Заметив лежащие на столе исписанные листки бумаги, жена главного тюремщика с фальшивой улыбкой спросила:
— Вы не станете возражать, ваша светлость, если я позаимствую ваше сочинение?
Словно почувствовав, что Грейс колеблется, она добавила:
— Или это слишком личное?
— Да, это личное, мэм, — ответила Грейс, — но не настолько, чтобы я не могла вам показать.
Встав с места, Грейс сложила листки в аккуратную стопку, потом бросила взгляд на последнюю недописанную страницу и добавила:
— Я писала сказку для детей моей сестры.
— Детские сказки, а? — сказала матрона, выхватывая листки из рук Грейс и просматривая несколько страниц. — Не похоже на призывы к бунту.
— Боюсь, она еще не вполне закончена, мэм. Окажите любезность, прочтите начало, а я пока набросаю заключительную часть.
Чувствуя себя, вероятно, весьма польщенной, жена начальника тюрьмы придвинула стул и принялась читать. Закончив чинить перо, Грейс быстро написала счастливый конец истории рыцаря и его леди так, как они со Станденом его придумали тогда, сидя на каменной скамейке в саду.
Когда окончание было готово, матрона была все еще поглощена чтением, но Грейс не стала привлекать к себе внимания, лишь извинилась за плохой почерк, когда матрона протянула руку за последней страницей.
— Больше нет? — спросила женщина, поднимая от последней страницы глаза, в которых читалось одобрение.
— Вы же прочитали окончание, — напомнила ей Грейс. — Вам понравилось?
— Замечательный конец, — отозвалась тюремщица. — Я хотела спросить, нет ли других историй?
Грейс знала, что, ответь она утвердительно, это неминуемо привело бы к обыску у нее дома. Не желая подвергать своих родных и, в особенности, мужа такому позору и надеясь, что обыск еще не проведен, она ответила:
— Нет, ни одной, которая могла бы вам понравиться.
Как она и ожидала, глаза тюремщицы подозрительно сузились, и Грейс добавила, стараясь, чтобы слова прозвучали искренне:
— Я полагаю, что власти все остальное уже конфисковали. Так что, сами видите, скрывать мне нечего.
— Ну, тогда ладно, — отозвалась жена главного тюремщика. — Но все, что вы будете еще здесь писать, вы должны показывать мне.
19
Грейс была рада, что ее сочинение заинтересовало тюремщицу, потому что это отвлекало ее от мыслей о предстоящем суде. Ни господин Кеньон с помощником, ни Станден не посвящали Грейс в разрабатываемый ими план защиты, а только лишь все время ужасно раздражающим самоуверенным тоном напоминали ей, что она должна положиться на них.
И хотя она напоминала себе о том, что Станден считает себя ее ангелом-хранителем, посланным Богом, чтобы помочь ей, было непонятно, с какой стати Всевышний так тревожится на ее счет. Но, вспомнив, как сильно они с Аланом любят друг друга, она прекратила думать о Божественном Предначертании и лишь с благодарностью просила Господа, чтобы Его воля поскорее реализовалась.
В день суда погода установилась нестерпимо жаркая. У Весминстер-холла собралась огромная толпа и, когда двери были открыты, весь зал в течение минуты заполнился жаждущими зрелища зеваками, бросавшими на Грейс недружелюбные взгляды.
Грейс вцепилась в прутья решетки и метнула испуганный взгляд в сторону публики, потому что услышала, как волной нарастает ее злобное шипение. Присутствующие стали скандировать «Преступница», и поднимали на плечи детей, чтобы тем было лучше видно, словно дело происходило не в суде, а в зоопарке. Пробежав глазами по залу, она встретила направленный на нее успокаивающий взор Алана Стандена.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});