Читать интересную книгу Петербургская баллада - Дмитрий Леонтьев

— А-а… привет! — взмахнул ложкой Семен, словно бы случайно заляпывая мою куртку каплями жира. — Супчика хочешь?

— Спасибо, сыт. Рассказывай.

— Расскажу, расскажу, — пообещал Семен, хитрым прищуром прицеливаясь в меня. — Только сперва одну тему обсосать не мешало бы…

— Что ж… Давай, — покладисто согласился я, присаживаясь на краешек стола.

— Наводки я тебе дельные подкинул?

— Дельные, — согласился я.

— Информация о «черном порно» тебе очень нужна?

— Очень.

— Я тебе ее солью, — пообещал Семен, — но… на этом и закончим. Согласись: я наш договор выполнил и перевыполнил. Так что…

— Семен, я до сегодняшнего дня свое слово держал? — спросил я в ответ.

— Ну… Вроде бы…

— Вроде бы или держал?

— Ну, держал.

— Стало быть, мы оба придерживаемся первоначальной договоренности, — отрезал я. — Ты даешь мне информацию — я делаю вид, что тебя не замечаю. Так что давай не будем менять правила во время игры.

— Все равно же сделать мне ничего не сможешь! — начал яриться он.

— А мне много не надо, — признался я. — Так… Поднагадить малость… Исключительно для души. А это я умею — ты знаешь.

— Информацию тоже разную можно давать, — набычился он. — Например, о том, сколько кассет за день продано, да о том, какие у покупателей мозоли на правой руке…

— Так и я в отделе не один, — напомнил я. — Я-то про тебя забуду, а коллеги мои тобой заинтересуются. Хоть по очереди, хоть все вместе… И будет, как в твоих фильмах: «О-о! Дастиш фантастиш!» Так что давай коней на переправе не менять, а придерживаться строгой договоренности. Пока законов по этому поводу нет — временное перемирие. Тебе не нравится? Мне тоже… Все на добровольной основе: хочешь — будем друг друга терпеть на взаимовыгодных условиях, хочешь — повоюем…

Он смотрел на меня с такой нескрываемой ненавистью, что я даже обрадовался: неужели ударит? Я бы не возражал. Физически он сильнее меня — кабан за сто кило весом, а вот в рукопашке… Интересная у нас «агентурная встреча» выходит. В кино и книгах всегда тихо, полюбовно, шепотом, в уголку, а у нас: в центре базара, на повышенных тонах и с желанием друг другу в глотку вцепиться. Нет, не пошли мне на пользу уроки Беликовой по работе с агентурой. Есть такое быдло, которое только силу понимает. Кстати, с самой Беликовой он бы и разговаривать не стал. А если и стал бы, то только матом. Тех, кто слабее его, Семен не уважал: держал фасон… Ну, давай, боров, давай, сделай одолжение: начни…

Нет, интуиция у этого хряка была: понял, что откатку не дам, а вот по сопатке — с удовольствием. Понял и притормозил. Пусть себя утешает тем, что «с ментом накладно связываться», в глубине души осознает: не расчет, а банальный страх остановил. Ненавидеть от этого будет только сильнее, но зато и понимать станет лучше. С волками жить…

— Худой мир лучше доброй ссоры, — буркнул он и сплюнул мне под ноги. — Просто по-человечески хотел… По справедливости…

— Что сказать-то хотел? — напомнил я.

— Держи, — он вынул из-под прилавка и протянул мне две кассеты. — Это из той самой серии. На пробу дали.

— Кто?

— Конь в пальто… Я знаю? Подошли, предложили…

— Так не делается, — поморщился я. — Ты это знаешь, и я это знаю, а потому давай без кроссвордов. Сказал «а», говори уж и далее… Это, — кивнул я на кассеты, — статья… даже при наши законах — статья. И не из слабеньких. Просто так незнакомому человеку такой компромат не подкинут… Кто дал?

— Какой ты недоверчивый, — оскалился в улыбке Семен. — А я ведь правду говорю. Жизнь, она иногда вопреки всякой логике бежит… Ходил тут несколько дней один человечек. Присматривался ко мне, принюхивался. Я даже забеспокоился: не извращенец ли, — он жизнерадостно гоготнул над собственной шуткой, — потом все же подошел ко мне. Начал издалека: за жизнь, за бизнес… Спрашивал, что идет лучше, какие клиенты попадаются… Когда я его послал по конкретному адресу, перешел к делу. Предложил товар «на пробу». Товар эксклюзивный, а потому ценник заоблачный, но и табош — пополам…

— Что ж ты его сдаешь? — напрямую спросил я. — Или деньги больше не нужны?

— Себе на хлеб с маслом я заработаю, — заверил Сема. — Просто… Раз ты этой темой увлекся, так рано или поздно на них выйдешь, раскрутишь по полной, узнаешь, что товар мне сбывали… Развопишься, как раненый павиан… Так проще…

— А с чего ты взял, что я на них выйду? Я ведь не Холмс и не Пуаро…

— А они тупые, как сибирские валенки, — пояснил Сема. — Бизнес вести не умеют — я это сразу вижу… А страха совсем нет — значит, скоро загремят с высокого бережка… Не-э, себе дороже связываться. Думал, лучше с тобой под эту музыку договорюсь, но ты же… скажем так: нехороший человек…

— Хороший сыщик — нехороший человек, нехороший сыщик — хороший человек, — вдумчиво согласился я. — Как о связи, договорились?

— Он сам придет. Завтра, вечером. Я обещал у клиентов насчет сбыта «пробить», тогда и ответ дать. Подходи ближе к вечеру — кивну на него.

— Договорились, — сказал я и поднялся. — Ну, бывай…

Последний раз окинул взглядом прилавок, пестревший выразительными этикетками: «Толстые и очень толстые», «Сто один оргазм», «Черные попки и кожаные плетки»… с трудом удержался, чтобы не плюнуть в самый центр этой выставки, и пошел прочь, затылком ощущая не меньшее желание Семена плюнуть мне в спину… Вот и поговорили. Фиговый из меня агентурист. А информацию все же получил.

Мерзость была уникальная! На одной кассете бритоголовые «братки» изгалялись над подобранными с панели проститутками, смешивая убогую фантазию со звериной жестокостью. На второй — троица бугаев в закрывающих лица полумасках истязали девицу, явно находившуюся в состоянии наркотического опьянения. Камера профессионально схватывала тушение сигарет о кожу, кровавые губы от ударов плеткой, налитые застоявшейся кровью кисти связанных рук — о подделке или «играх мазохисток» речи быть не могло. Первый раз с подобной кассетой я столкнулся четыре года назад, когда знакомый надзиратель одной из расположенных под Петербургом «химий» передал мне ее как «конфискат», изъятый во время шмона. Зэки отсутствие женщин компенсировали «усилением впечатлений»… Тогда я впервые после увольнения из армии напился вдрызг. Не от «оскорбленности утонченных чувств» — все же не «трепетная гимназистка», видел и не такое. От бессилия. Хотелось хоть на пять минут оказаться рядом с любым из этих отморозков. Пяти минут мне было бы достаточно… Ан нет: как в том мультфильме про крокодила — «лапки коротенькие, до зубок не достать»…

Помню, я долго пытался понять: почему в истории бывают времена, когда изощренная мерзость пользуется фавором? Франция времен де Сада, Россия времен «перестройки»?.. Нерон, Тиберий, Мессалина, Калигула, Жиль де Рец, Наполеон… Глупо думать, что только наше время — упадочническое. Все это было, и было не раз. Но почему? Почему люди с таким удовольствием смотрят на муки себе подобных и пытают сами? Жажда зрелищ? Тяга к острым ощущениям? Болезненный выверт психики? Высоколобые ученые-психологи вправе забросать меня камнями, но мне кажется, что основой всему комплексы. Ущербность имеет огромный диапазон форм и оттенков. Почему наши доморощенные «нацисты» ненавидят евреев и «лиц кавказской национальности»? Просто понимают, что первые — хитрее их, а вторых банально побаиваются. Я же с удовольствием посмотрел бы на еврея, который был бы хитрее меня. Потому и «дышу к ним так же ровно», как к татарам, узбекам или русским. Что же касается горцев, то за десяток командировок во всевозможные «горячие точки» я перебил их столько, что ни о каких «комплексах» и речи быть не может. Дело не в неграх, арабах или американцах. Дело в нас самих. Булгаковский профессор Преображенский был прав: разруха сидит не в клозетах, а в головах! Тысячи раз прав циничный ворчун! Когда голова переполнена помоями, они так или иначе выплескиваются наружу Идет, к примеру, по улице девушка: красивая, солнечная, жизнерадостная, а пьяный и вонючий бомж из подворотни смотрит на нее и, вместо того чтобы радоваться такому чуду, мечтает изнасиловать, опаскудить «эту фифу». Да еще, желательно, в извращенной форме. Почему? Мстит тому удачливому парню, который рядом с ней. Ломает, втаптывает в грязь, глумится, мстя за свою паскудную, никчемную жизнь. Почему большинство изнасилований происходит в извращенной форме? Унизить, оплевать, испачкать… А если «сдерживающие центры» все же работают или страх перед наказанием слишком велик — то хотя бы посмотреть, как это делают с женщиной другие. Наибольшее количество секса и насилия я встречал в «японских аниме»: связывают, пытают, убивают. Слава богу, пока что в мультфильмах. Почему именно у японцев? Комплекс маленького роста? Слабая личность всегда стремится выразить себя в доминировании над еще более слабыми: женщинами, детьми, животными. С мужчинами сложнее: можно в пятак запросто схлопотать. Я где-то слышал, что есть два способа возвыситься над людьми: либо стать самому выше всех, либо втоптать в грязь всех, кто тебя окружает, и тогда ты вроде как поневоле станешь «бугорком». С женщинами это получается проще. Вот и вырастают такие «крестьяне» наподобие моего ненаглядного агента. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, как он обходится с женщинами… Однако и валить все только на мужчин — не след. Большинству женщин нравятся такие самоуверенные, хамоватые, «решительные» самцы. Они принимают грубость за силу, наглость — за стиль, невоспитанность за мужественность. Что это — тоже комплекс? Потом плачутся, когда муж втихаря поколачивает их, пытаясь утвердиться хоть так…