Читать интересную книгу Петербургская баллада - Дмитрий Леонтьев

Поднявшись с кровати, я подошел к небольшому татами в углу комнаты, где лежали мои семнадцатикилограммовые гантели, и принялся за комплекс упражнений. В будние дни я совершаю пробежку по лесопарку, находящемуся рядом с моим домом, а по выходным упражняюсь с гантелями. Сегодня был выходной. Вернее, мне так казалось…

Звонок от Мануйлова застал меня в ванной, когда, распаренный контрастным душем, я тщательно брил голову еще старой, «опасной» бритвой — привычка, оставшаяся после армии и служившая поводом для постоянных шуток в отделе (ехидная Катя Беликова на банкете по поводу присвоения мне звания майора сообщила, что «теперь мой облик майора Пейна завершен окончательно». С ее легкой руки и приклеилось ко мне это прозвище. Я не обижаюсь. Специально достал и посмотрел фильм про этого майора Пейна — понравилось. И впрямь про меня. Для «гражданских», может, и смешной, а вот я парня понимаю прекрасно…).

Семен Давидович Мануйлов был личностью яркой, колоритной и противной до гротескности. Он был продавцом порнокассет на одном из рынков близ петербургского порта и больше года являлся моим агентом. Порт — денежная Мекка Петербурга, а там, где вращаются большие деньги, всегда процветают большие пороки. Семин товар расхватывали, как горячие пирожки. Он работал только по выходным, но и за эти два дня зарабатывал столько, сколько я не мог заработать и за два месяца. В его «фильмотеке» были представлены извращения на любой вкус и из любой точки земного шара. Но из-за преступной неопределенности наших законов в этом вопросе каждый раз Семе удавалось выскальзывать из моих «нежных объятий». Ситуация была патовой для нас двоих: я не мог раз и навсегда прикрыть эту «усладу рукоблудов», а моя настойчивость серьезно вредила Семиному бизнесу. И вот, убедившись, что я от него не отстану, во время моего очередного посещения Семен предложил «альтернативный вариант»: до прояснения ситуации в законодательной базе заключить «временное перемирие» и получить в его лице «добровольного помощника для освещения положения дел в порнобизнесе». Подтверждая серьезность своих намерений, он тут же сдал мне одного своего клиента, являющегося, по его подозрению, ярко выраженным педофилом. Его «наводка» подтвердилась, и после короткой, но весьма красивой операции я сумел избавить город от одного из самых наглых и активных соблазнителей детей. Сорокатрехлетний подонок не только покупал «услуги» малолетних беспризорников, но и умело соблазнял подарками детей из вполне приличных семей, психологически точно выбирая тех, кто постесняется рассказать родителям о странных прихотях их «взрослого друга». Я даже позаботился о том, чтобы рожу подонка показали по телевизору, в программе «ТСБ» — для «дальнейшей профилактики»…

Семен сумел вывести меня и еще на пару весьма перспективных дел, демонстрируя, насколько выгодно иметь своего осведомителя в этой области. Хоть на душе было и мерзко, но до поры до времени я был вынужден согласиться терпеть его — в создавшейся ситуации такой расклад был выгоднее «вечного пата». И все же омерзителен он был мне до зубовного скрежета. Мудрая Катя Беликова все время повторяла, что «агентура — это девяносто процентов успеха в нашей работе, а относиться к агенту надо, как к замужней любовнице: с повышенной корректностью и радушием». Но, видать, крепко въелись в меня армейские принципы и максимализм: умом понимал, а душой морщился: словно рыбий жир пьешь — полезно, но противно…

Был Семен из той породы людей, которых независимо от образования, воспитания и социальной принадлежности называют емким и характерным словом — быдло. Здоровый, как лось, наглый и недалекий, самоуверенный и «распальцованный», он одинаково раздражал и интеллигентов, и работяг, и даже бандитов. В оперативных разработках он проходил у меня под псевдонимом Крестьянин. Есть люди, которые уникально подходят к своей работе, живут ею, видят в ней призвание. Держу пари: если бы Семен не занимался порнографией, он был бы сутенером, ибо это была как раз его стихия.

— Привет, — пробасил он в трубку, — узнал?

— Узнал, — ответил я. — Есть новости?

— Выполнил твою просьбу, — сообщил он, — кассеты уже у меня. Можешь подъезжать.

— Только кассеты? — насторожился я. — Или «хвосты» тоже есть?

— И копыта и рога, — хохотнул он в трубку. — Подъезжай, поговорим. Только пораньше, а то народ повалит — не до того будет…

Около трех месяцев назад в городе стали появляться порнокассеты «нового толка»: так называемое «черное порно». Это были записи реально происходящих изнасилований и пыток. «Товар» редкий, а потому крайне дорогой. Последний раз я сталкивался с подобной мерзостью во времена локальных войн на Кавказе — там была широкая возможность для подобных съемок. Выйти на точки, торговавшие этой продукцией, было крайне затруднительно. По слухам, одна из них была возле Гостиного двора. Мои попытки зацепить хотя бы «хвостик» этой цепочки успехом не увенчались. Всех своих агентов я нацелил на разрешение этой проблемы. И вот — первый сигнал. Что это: ложный след или попытка неизвестных распространителей наладить новый рынок сбыта? Судя по интонациям Семена, у него и впрямь была конкретная информация… А значит, он что-то за нее попросит. И я даже знал — что…

Начало зимы в этом году было на редкость слякотным и дождливым. Природа то укутывала город снегом, то, капризничая, размешивала его в водянистую, грязноватую кашу. Вот по этой «манной каше» я и ехал на своей «семерке» к рынку в Автово — «по грязи к грязи».

У меня довольно сложное отношение к «эротической видеопродукции». С одной стороны, как вполне здоровый, молодой и нормально ориентированный мужик, я с удовольствием облизываюсь на Ким Бэйсингер в «Девяти с половиной неделях». Тоскую о манящей развращенности Сильвии Кристель в «Эммануэль». Искренне огорчусь, если кому-нибудь придет в голову «подвергнуть цензу» довольно-таки вольные видеоклипы «с эротическим уклоном» на нашем телевидении, но… В том-то и дело, что я молодой и нормально ориентированный мужик, а потом, мне откровенно противно видеть очумевшие глаза коровы и радостно ухающего мужика позади нее. Ну, режьте меня на части, это даже не смешно. А все эти фетишисты, некрофилы, педофилы, содомиты… Это уже не брезгливость, а злость. Злость, что кто-то хочет внести в мой мир «гурманизм дерьма» и «оттенки помоев». Эстетика? Ультрамодность? Право на личный выбор? Да бога ради, пока это не оскорбляет моих чувств. Можете хоть кастрировать себя, только не надо это делать в том месте, где я ем или читаю. У нас все время защищают «права меньшинств». Я — «большинство». Меня никто не защищает. Это никому и в голову не придет. Поэтому я устал и начал защищать себя сам. Считайте меня эгоистом, но я полагаю, что мое право выбора тоже имеет значение. Страшненько, когда грязь становится нормой. Я — «примитивный солдафон» и считаю, что запретных тем не существует как таковых. Есть темы безнравственные. И есть опошление чувств и вкусов. И я не хочу, чтобы кто-то «воспитывал» моих детей (если, конечно, они у меня когда-нибудь появятся) в убежденности, что женщина — это объект удовлетворения физиологических нужд, а педофилия и скотоложество — эстетика гурманов. Слово «порнография» происходит от двух греческих терминов: «порнос» — грязь и «графо» — пишу. В дословном переводе: «описание грязи». Я же из тех, кто не любит ходить по грязи, читать о грязи и жить в грязи… В этом со мной можно поспорить, но заставить меня изменить мнение и жить по-другому — нельзя…

Отвлекаясь от навеянных распутицей и предстоящим разговором мыслей, я включил радио.

…Город гранита теперь из стекла, стержень души — из злобы.Дети кухарок правят страной, Ницше — трактуют холопы. Боги не слышат своих сыновей, безумье — религия мира.Мифы меняются все быстрей, меняются с ними кумиры…А я надену эполеты, на пояс кортик прицеплю,И строевым, чеканным шагом, пройдусь у бездны на краюИ мир измениться немножко, безумьем правленый моим,И пробужденные принцессы сотрут с лица вульгарный грим…

Припарковав машину возле рынка, я посидел в ней еще немного, дослушивая песню, и, выключив магнитолу, направился к палатке Семена. Крестьянин уже ждал меня, забросив «лапти» сорок пятого размера на уставленный порнокассетами столик, и жрал из пластиковой тарелки какую-то гадость. Странно: я всегда считал общение со стукачами делом малоприятным и даже постыдным. Нужным — да, но все же гадостным. Однако ни с одним агентом это чувство не было так обострено, как с Крестьянином.

— А-а… привет! — взмахнул ложкой Семен, словно бы случайно заляпывая мою куртку каплями жира. — Супчика хочешь?