Наконец этот старый интриган Мнишек получил свое. Думал, что безнаказанно может противодействовать браку сестры Сигизмунда с великим князем московским? Но и его дочери всего лишь чуть больше недели пришлось побыть московской «царицей».
Канцлер не разделял кровавого настроения Сигизмунда Вазы, но по-человечески понимал его. Чуть позже, когда заживут душевные раны короля, Сапега предложит освободить Марину Мнишек и ее отца: старик, не выдержав пыток, которым, безусловно, его подвергнут, может наговорить лишнего. Ясновельможный даже направит с этой целью специальный отряд во главе с двоюродным братом Яном Петром.
Тело Лжедмитрия не так быстро оставили в покое. Мертвый снесет любые издевательства. Особенно глумились над ним гулящие русские девки: запросто рассматривая царский член, они соревновались между собой в непристойностях.
Иностранцы писали, что этот день — 17 мая 1607 года — люди будут помнить, пока существует мир. Кровавая оргия длилась всего несколько часов, но главный вывод из царской свадьбы был сделан: такого веселья, как московское и парижское, нужно остерегаться [80, с. 121]. Однако, надо сказать, Василий Шуйский побеспокоился о безопасности послов Льва Сапеги. На защиту Гонсевского и Олесницкого им был направлен специальный отряд из пятисот стрельцов. Поэтому можно полностью согласиться с мнением А. Бушкова: «Лжедмитрий не был убит потрясенной толпой, протестующей против польского господства, а ликвидирован мятежниками, действовавшими с ведома и с согласия короля Сигизмунда, для которого Лжедмитрий неожиданно стал опасным соперником. Шуйский действовал в свою пользу, Сигизмунд заботился о своем» [81, с. 316, 317]. При этом, следует добавить, заговорщики действовали с ведома канцлера Льва Сапеги.
В это же время на просторах Речи Посполитой происходило следующее. Воевода краковский Николай Зебжедовский из-за каких-то незначительных разногласий с королем был лишен казенного каменного дома. Раздосадованный воевода пригрозил: «Я усадьбу, но король должность скоро может потерять» [71, с. 276]. Недовольных методами правления Сигизмунда в Речи Посполитой было предостаточно, среди них и Януш Радзивилл, который обижался на короля, что тот отдал серебряную булаву гетмана великого литовского Я. Ходкевичу. Главные заговорщики решили: короля нужно детронизовать, пусть едет в Швецию и борется за отцовский наследственный престол, а освободившуюся корону можно предложить Лжедмитрию. Именно ему! Его терпимость в делах вероисповедания и либерализм в отношениях с подчиненными очень импонировали польским аристократам.
Мятеж этот случился незадолго до убийства Лжедмитрия, но разветвленная сеть шпионов, расставленная Львом Сапегой, и на этот раз спасла короля Сигизмунда. В руки Cапеги попало письмо одного из родственников Мнишеков — Станислава Стадницкого. Он первым озвучил Лжедмитрию предложение занять польский трон. Уже в начале весны 1606 года Сапега уверенно заявил в Сенате: «Находятся и у нас такие люди, входящие в тайное общение с московским правителем, я покажу на одного из краковской академии: он писал к московскому государю, что сейчас наступает время приобрести ему польскую корону. Если такие листы будут летать к нему из Речи Посполитой, то вряд ли возможно ожидать что-нибудь хорошее от дружбы с ним. Он обещает нам компанию, но нету никакой надежды, никакой поруки в его искренности. Он говорит, что собирает большое войско против мусульман, но поскольку среди нас есть такие лица, что вместе с ним вошли в сговор, то какие основания мы имеем, чтобы верить ему?» [96, с. 265]. Действительно, если б эта армия двинулась не на юг, а на запад, то Сигизмунду трудно было бы сохранить свой трон. Тем более что в ту пору лагерь мятежников увеличивался ежедневно. Заговорщики даже предприняли попытку примирить старых врагов — Радзивиллов и Ходкевичей. Этого союза король боялся больше всего: за спиной гетмана великого ВКЛ Я. Ходкевича находилась большая военная группировка, расквартированная в Ливонии (Инфлянтах).
В этой ситуации Сапега, связавший свою судьбу с судьбой Сигизмунда, по умолчанию выступает на стороне короля. Он заставляет Сигизмунда срочно направить письмо гетману с требованием лично прибыть в столицу. Однако 17 мая 1606 года московского властителя убили — одной головной болью стало меньше. Правда, другая оставалась. Перехваченное шпионами Льва Сапеги письмо Я. Ходкевича к жене свидетельствовало о том, что гетман колеблется. «Налегали на меня и заставили хоругви вести», — писал Ходкевич. Далее он честно признавался в своем отношении к королю: не верил, не верю и верить не буду [70, с. 39].
Наконец, 1 июня 1606 года военный отряд Я. Ходкевича вошел в Варшаву. Новость об убийстве Лжедмитрия принесли почти одновременно. Первый раз за последние несколько месяцев Сапега позволил себе немного отдохнуть. Успокоился и Сигизмунд. Ходкевич оправдал доверие короля: вместе с коронным гетманом Жолкевским 6 июля они разбили в битве под Гузовым (около Варшавы) войска мятежников.
Тактические цели были достигнуты, но по-прежнему требовали пристального внимания два вопроса. Первый: как дальше решать московскую проблему, которая оставалась нерешенной? С этим нужно было окончательно определиться. Второй: что делать с возмутителями спокойствия?
Сигизмунд требовал от своего главного советника как можно скорее внести в них ясность. Сапега считал, что убийством 17 мая 1606 года завершилась только личная карьера первого самозванца, сама же идея жизнеспособности не утратила. Где-то во второй половине мая 1607 года канцлер посетил восточные границы своего государства. Встречался ли он лично с Лжедмитрием II — остается тайной. Скорее всего, нет, и, наверное, в пьесе Ивана Чигринова этот эпизод не более чем художественный вымысел [73]. Такой сверхосторожный политик, каким был Сапега, не стал бы лично официально встречаться с самозванцем. Тем не менее очень скоро он исполнит королевский приказ и даст ответы на два главных вопроса: что делать с московской проблемой и как избавиться от мятежников?
Глава 6.2. Лисы собираются в стаю
Возмущение гетмана не знало границ. Таким возбужденным Я. Ходкевича, воеводу виленского и гетмана великого литовского, первое лицо Княжества, его соратники не видели давно. Ходкевич всегда был для них эталоном рассудительности и мудрости, человеком, редко дававшим волю эмоциям, тем более на глазах у подчиненных. Поэтому гетманское окружение сделало вывод: случилось нечто из ряда вон выходящее…
Ходкевич ходил взад-вперед и никак не мог успокоиться. Было слышно, как он диктует писарю: «Измена, повсюду измена!». Беспокоиться Ходкевичу было отчего: несколько часов назад ему сообщили, что его лучшие воины во главе с Александром Лисовским ночью втайне покинули лагерь.
По Статуту 1588 года это было