Читать интересную книгу Отчаяние - Ильяс Есенберлин

Вот они сидят по правую и левую руку от него, их повелителя и будущего хана Аблая… Пожилой, но еще полный могучей силы Богембай, а за ним Жабай-батыр из рода еменалы-керей, кипчакские батыры Дербисал и Мандай, дулатовец Бокей, Сары-батыр из уаков и другие, чьи имена повторяют в степи люди всех родов и жузов. Хмуры их лица, потому что мечтали они о победе над захватчиками-шуршутами, а пришлось отступить. Да еще завернутое в кошму тело их батыра Баяна привезли из Алтын-Эмеля. Однако никто не возразил против приказа, никто не потребовал объяснений.

Что же, может быть, и удалось бы одолеть шуршутов и освободить те казахские роды и племена, которые лежат, придавленные брюхом дракона. Потому и поднялось всеказахское ополчение. И восставшие за спиной шуршутских армий казахские кочевья ждут помощи. Но поступить так было невыгодно сейчас ему, будущему великому хану. А что выгодно ему, то отныне должно быть законом для всех в степи.

Да, никто из сидящих здесь не знает, что вечером того же дня, когда была пробита стрелой его шапка, два бродячих дервиша в грязных и заштопанных халатах побывали в его белой юрте при Алтын-Эмеле. Через стражу ему был передан серебряный кружочек с одним лишь иероглифом, и он велел пустить их к себе. Один из дервишей со слезящимися глазами тут же молча снял с себя халат и развернул чалму на голове. Легкий холодок пробежал по спине Аблая, когда он узнал этого старика с ничего не выражающими глазами. Когда Аблай находился в почетном плену у джунгарского контайчи, к тому два или три раза приезжал этот китаец. И надутый, самовластный контайчи, считающий себя законным владыкой полумира, бледнел и понижал голос, разговаривая с этим человеком. Потом султан Аблай узнал, что именно этот старик, который сидел теперь перед ним в грязной одежде, уничтожил Великую Джунгарию…

Недолгим был разговор в белой султанской юрте. А когда дервиши сели на своих ослов и уехали в неизвестном направлении, Аблай приказал уходить от ущелья Алтын-Эмель к Голубому морю. И белый верблюд Ак-бура, спасший в этот день султана от смерти, сразу же послушно лег головой к Балхашу…

Да, он избрал этот путь. Ему, чтобы сделаться ханом трех жузов, было невыгодно сейчас побеждать шуршутов у Алтын-Эмеля. Ослабнет угроза с их стороны, и тут же заворочаются, заговорят, зальются соловьем все эти бии-златоусты, толстозадые политики-хитрецы, родовые властители и судьи. Кто переговорит их в дни мира! А пока висит шуршутский меч над головой, только он, султан Аблай, представляет какую-то силу. Вот когда он станет великим ханом, тогда можно будет вернуться к Алтын-Эмелю.

Пока же он будет скользить между российским львом и шуршутским драконом, сохраняя нетронутыми свои силы и придерживая на цепи кокандских шакалов — Ердена и Нарботу-бия. Нет удобнее положения, когда обе стороны в тебе заинтересованы. Российское подданство он уже давно признал. Что же, теперь он признает свою определенную зависимость и от богдыхана. Большего приезжавший к нему старик и не потребовал.

Нет, не такой уж он близорукий, чтобы не понять замысел этого старого шуршута с больными глазами. Судьбу Джунгарии хочет уготовить этот страшный старик всем трем казахским жузам. Пока что шуршутская империя переваривает Джунгарию. Но когда три раза отрыгнется ей и заполнятся пригнанными из глубин Китая людьми джунгарские пепелища, наступит пора страны казахов. Вот тут-то и пригодятся те русские крепости, которые он вместе со всеми знатными людьми трех жузов разрешил строить в степи. К тому же тогда он уже станет ханом!

А пока что он будет неуклонно идти к своей цели, и в тот день, когда поднимут его на белой кошме над степью представители всех трех жузов, эта цель будет достигнута. Горе тому, кто станет на его пути к ханской кошме. Все те, кто сидят сейчас здесь — родовитые и неродовитые, — должны беспрекословно выполнять его предначертания. Иначе… иначе их ждет судьба Баян-батыра. Да, по одному взгляду, брошенному Баян-батыром, понял он, что тот разгадал причину отступления от Алтын-Эмеля. Потому и попросился батыр в прикрытие. И Аблай знал, что батыр нарушит его приказ не ввязываться в сражение с шуршутами. Что же, всем известно, что Баян-батыр действовал по собственному разумению. Все произошло так, как и предполагалось. Шуршуты узнали силу удара казахских джигитов и поостерегутся лишний раз задирать его, Аблая. А Баян-батыру — правой руке отчаянного и бесстрашного султана Аблая — пришла пора умереть. Он не смог бы быть правой рукой великого хана Аблая.

Да, и впредь он будет без сожаления отсекать те руки и головы, которые захотят действовать и думать сами по себе. То, что можно было сказать простому султану, даже во сне не говорится настоящему хану. Но те батыры, которые с ним, сами не очень жалуют всевозможных родовитых биев и торе. Они всегда будут с ним, и слово его будет для них законом!..

* * *

Большой ханский совет начался совсем не так, как требовалось по закону. Когда сказаны были все положенные слова и хан Абильмамбет уже медленно поднял руку, чтобы предоставить слово наиболее почитаемому по старшинству и богатству бию Казыбеку — Гусиный Голос, молчаливый Богембай-батыр сложил вдруг свои огромные ладони вместе и вытянул их перед собой:

— О мой хан и все большие люди трех жузов… Разрешите нам сотворить молитву по Баян-батыру, нашему товарищу!…

И один из неродовитых батыров, полузакрыв глаза, нараспев начал произносить полузабытые с детства слова Корана. Мало кому из них приходилось молиться в последние двадцать пять лет. Но так или иначе, а пришлось сложить ладони и слушать молитву самому хану. С каменными лицами, изобразив на лице скорбь, сидели аксакалы, султаны, бии. Последним свел ладони вместе султан Аблай… Закончив чтение Корана, батыр провел ладонями по лицу:

— Аминь!

— Аминь! — наперебой повторяли остальные.

Помолившись, старый, поседевший в боях легендарный батыр Богембай — левая рука султана Аблая — бросил перед собой плеть и повернулся к Аблаю:

— О мой султан, почему не пришли мы на помощь нашим братьям из Большого жуза, которые истекают кровью на шуршутском аркане?..

Долгое молчание наступило в двенадцатикрылой ханской юрте. Султан Аблай наконец разжал губы:

— Я не знал, что поднялись против шуршутов роды Кашгарии и Семиречья!..

Аблай обвел медленным взглядом своих батыров. Знает ли кто-нибудь из них, что он первым узнал о восстании казахских родов и уйгур в Синьцзяне и Семиречье?

У батыров были хмурые лица.

* * *

На большом ханском совете решено было не воевать с Китаем. Султан Аблай молчал. Сам хан Абильмамбет поставил в известность представителей трех жузов, что прибыли официальные китайские послы для переговоров. Однако все присутствующие знали: то, что говорит Абильмамбет, думает Аблай. Именно по его настоянию, несмотря на договор с шуршутами, решено было с будущей весны увеличить постоянное войско и снова собрать ополчение.

— Это будет полезно для шуршутов, — сказал Аблай. — Ну, и кокандским владетелям не мешает знать, что наша конница готова выступить в любой день. Слишком уж много лашкаров собрали Ерден и Нарбота-бий под Ташкентом. Как говорится: «Когда мясо портится, можно подсыпать соли, но что делать, когда портится соль?!»

* * *

«Лучшие люди» трех жузов неохотно пошли на это предложение Аблая. Слишком хорошо понимали они, что такое большая армия в руках султана Аблая. Каждая лишняя сотня всадников в его войске приближала неистового Аблая к ханской кошме.

* * *

Большая часть ополчения уже разъехалась по кочевьям. Сам Аблай со своим личным отрядом и ополчением некоторых родов Среднего жуза собирался выезжать в Кокчетау. Но не успел он вздеть ногу в стремя, как послышался чей-то крик. Подскакавший гонец — шабарман свалился с коня, встал на одно колено перед провожавшим Аблая ханом Абильмамбетом:

— О мой хан!.. Десять тысяч юрт рода садыр собираются оставить свои кочевья на реке Лепсы и откочевать к родичам в Андижан!

— Какова причина? — резко спросил Аблай, и гонец повернулся к нему.

Аулы рода садыр обитали как раз на рубежах захваченной шуршутами Джунгарии.

— Про это я не знаю!

— Что же тебе известно, ертоул?!

— Мне только известно, что к ним приезжал человек от эмира Нарботы из Коканда, который говорил: «Уходите к нам. Если вас не уничтожат шуршуты, то наверняка вырежет Аблай!»

— Зачем же мне вырезать наших подданных? — громко спросил Аблай, понимая, что завтра его слова станут известны всей степи. — Неужто Тасболат-батыр, глава рода садыр, поверит этим бредням?! Или он думает, что, убежав в Андижан, он избавится от шуршутов? Они придут за ним и в Фергану!..

— Человек из Коканда говорил о старой вражде аргынов к роду садыр…

— Что же… — Аблай сжал побелевшей рукой камчу. — Что же, тогда придется…