продолжал господин Феро, — очень ли печалились господин Николя Бютен с коробейником, когда вчера расставались.
— Так они расстались? — спросил Симон.
— Тебе лучше знать.
— Мне, сударь?
— Вчера вечером, — сказал господин Феро, — Николя Бютен должен был проводить мнимого маляра, в котором вы со Стрельцом признали коробейника.
— Куда проводить? — спросил Симон.
— Как куда? К твоему парому, когда проходила карета с Альп.
— Господин советник, — ответил Симон, — вам что-то не так донесли.
— Что ты хочешь сказать?
— Никуда коробейник не уезжал, и господин Бютена я тоже не видел. У меня, понимаете ли, зрение хорошее, кто садится ко мне на паром — я всех вижу.
— Так-так-так! Значит, не уезжал?
— Нет, сударь.
— Хорошо, — сказал господин Феро. — Теперь так: я тебе ничего не говорил.
— Да, сударь.
— Возвращайся домой. Ты меня не видел, я тебя ни о чем не спрашивал. И пойми: я велю тебе так поступать в интересах несчастного господина де Венаска.
Господин Феро пожал руку остолбеневшему Симону и пошел прочь своим скорым ровным шагом.
Но пошел он не той дорогой, по которой пришел.
Он направился не в Ла Пулардьер, а свернул правее, в сторону Мирабо, а оттуда в Ла Бом.
"Может быть, — думал он, — коробейник отложил свой отъезд, но так или иначе надо удостовериться".
Новый предлог для посещения жилища Николя Бютена придумывать было уже не нужно.
Знакомство состоялось, и было вполне натурально, что господин Феро, совершая долгую утреннюю прогулку, в этот день направился не куда-нибудь, а в сторону новых соседей.
Когда восходящее солнце сверкнуло на перламутровых вершинах Люберона, господин Феро увидел за деревьями красную черепичную крышу.
А войдя в платановую аллею, он заметил вдалеке уходящего человека с ружьем на плече.
У господина Феро было преострое зрение, какое бывает у дальнозорких стариков, сохранивших доброе здоровье.
В этом охотнике он признал Николя Бютена.
Тогда он ненадолго остановился и подождал, когда хозяин дома скроется из виду.
Когда охотник скрылся в виноградниках, господин Феро пошел дальше к дому.
Обе женины уже встали и сидели на скамеечке перед домом — там же, где и вчера.
Они работали и разговаривали.
Господин Феро подходил неспешно. Еще из-за деревьев он услышал, как сестры смеются и болтают, не видя его.
— Ну, сестричка, ты рада? — говорила молодая вдовушка мизе Борель. — Уехал наконец этот скверный Рабурден.
Господин Феро встал и насторожился.
— Ох, — вздохнула мадам Бютен, — уехать-то он уехал, а радости мало. Муж мой так его отъездом огорчился, что прямо с утра убежал на охоту, да такой сердитый: я его спросила, ждать ли к обеду — только отмахнулся.
Дальше господин Феро слушать не стал и пошел обратно.
Он дошел до конца платановой аллеи, а там свернул прямо в виноградники.
Теперь он знал, что коробейник уехал из этих мест — во всяком случае, из Ла Бом, — и показываться ему было уже не нужно.
Так что господин Феро и пошел через виноградники к себе в Ла Пулардьер.
Минут через пятнадцать он услышал где-то совсем рядом выстрел, сделал руку козырьком над глазами от слепящего солнца и увидел, как Николя Бютен поднимает с земли убитого дрозда.
Тогда он подошел к нему.
Николя, узнав его, поклонился.
— Э, молодой друг мой, — с улыбкой сказал старик, — вы ведь теперь на моей земле.
— Да, правда, сударь, — ответил Николя, опять поклонившись, а сам, видно, гадал, откуда бы мог идти советник в такой ранний час.
— Ничего, ничего, стреляйте, — благодушно продолжал господин Феро. — Я никому здесь не запрещаю охотиться. Так что же, наладилось у вас с женой?
— Да, сударь, — ответил Николя. — Негодяй взял деньги и уехал.
— Куда же он поехал?
— В Марсель, наверное, — не моргнув глазом, ответил Николя Бютен. — Я вчера, как ушел от вас, провожал его на пароме Мирабо. Долго пришлось ждать кареты: опоздала часа на полтора с лишним.
— Стало быть, вы от него избавились, — с видимым удовольствием сказал советник. — Доброй охоты, сосед! На днях дам вам знать, когда поеду в Экс.
— О, сударь, — возразил Николя, — мне и так уж стыдно, что вы мне вчера такую услугу сделали. Давайте уж забудем про это.
— Молодой человек, — ответил господин Феро, — я привык исполнять свой долг. Говорю вам еще раз: у меня лежат ваши деньги, и вы эти деньги получите.
И господин Феро пошел прочь, непрестанно думая про себя:
"Что же случилось с коробейником?"
XVII
Господин Феро пошел не прямо в Ла Пулардьер, массивное здание которого виднелось между деревьев.
Он сделал небольшой крюк, на миг исчез из вида Николя Бютена, который опять стал следить за дичью, и, немного пригнувшись, вошел в каменную будку, похожую на кротовый холмик. Крестьяне на юге ставят такие в виноградниках.
Забравшись в это укрытие, он видел, как охотник в ста шагах от него ходит туда-сюда и сосредоточенно колотит палкой по винограднику, чтобы оттуда взлетел дрозд, а может быть, даже выбежал кролик.
— Держится очень спокойно, — прошептал себе под нос старик. — А я на его счет неспокоен.
Николя Бютен (вернее, Фосийон-младший) говорил господину Феро, что вчера вечером усадил мэтра Рабурдена в дилижанс, направлявшийся в Экс.
Но Симон, со своей стороны, утверждал, что не видел ни Рабурдена, ни хозяина Ла Бома.
Одно лишь было несомненно: коробейника здесь больше не было.
Теперь для господина Феро стало почти что ясно: Фосийон-сын не испугался пойти на преступление.
Доказательством тому было духовое ружье.
И теперь мысль, которую советник сначала гнал от себя, укрепилась в его уме:
"Вчера вечером, до или после встречи со мной, Николя Бютен убил коробейника. Почему же? — задал себе старый прокурор следующий вопрос. — Только ли затем, чтобы не отдавать ему десять тысяч франков? Маловероятно".
Хозяин Ла Бома уже и так имел кое-какое состояние. Сто тысяч франков, которые должен был передать ему господин Феро, сделали бы его просто богачом.
Ради ничтожной суммы никто не пойдет на риск оказаться на скамье подсудимых.
Так что если он совершил преступление, нужно было для этого преступления поискать другой мотив.
Господин Феро понял: Николя Бютена с тем человеком, что у него по-хозяйски расположился, связывала не тайна позорной смерти капитана Фосийона, а какая-то другая — и господин Феро начал бояться, что эта тайна имела отношение к делу черных грешников.
И тут в душе старика поднялась настоящая буря.
Он больше не служил правосудию — не был обязан раскрывать преступления и предавать преступников суду.
Если Николя Бютен убил своего приятеля Рабурдена с единственной целью не отдавать ему денег и сохранить мир