— Лакки, — только что не взвизгнул Бигмен, — ты взгляни!
Под ними на мили, до самого горизонта простирался плотный ковер сине-зеленой растительности. Там, внизу, не было ни возвышений, ни впадин; поверхность была ровной, словно ее разровнял гигантский атомный бульдозер.
Но землянина этот вид бы ошарашил. Там не было ничего! Ни дорог, ни домов, ни городов, ни рек. Одна только неизменная сине-зеленая поверхность.
— Это все углекислый газ, — пояснил Лакки. — Оттого тут все так безумно растет. На Земле его в атмосфере всего три сотых процента, а тут — почти десять.
Бигмен, много лет проживший на Марсе, в углекислом газе понимал.
— А облака почему так светятся?
— Ты забываешь, Бигмен, — улыбнулся Лакки, — что Солнце тут светит раза в два ярче, чем на Земле. — Он снова выглянул в иллюминатор, и его улыбка потухла.
— Странно, — пробормотал он.
Внезапно он вскочил на ноги.
— Бигмен, к пилотам, быстро!
В два прыжка Лакки оказался возле служебного отсека. Еще два прыжка — и он у дверей рубки. Дверь не заперта. Он толкнул — та распахнулась. Оба пилота, Джордж Ривал и Тор Джонсон, сидели на своих местах, тупо уставившись в приборную панель, Никто из них не обернулся.
— Послушайте… — начал Лакки, Никакой реакции.
Лакки коснулся локтя Джонсона, и рука помощника раздраженно дернулась, стряхивая с себя захват. Молодой Советник ухватил помощника за вторую руку и крикнул:
— Займись вторым, Бигмен!
Коротышка ринулся вперед, не задавая лишних вопросов, как лихой забияка.
Лакки выдернул Джонсона из кресла. Тот встал на ноги, покачнулся и бросился на пассажира. Лакки увернулся от удара в лицо и прямым правой в челюсть уложил Джонсона на пол. Почти одновременно с ним Бигмен вывернул руку Ривала за спину и быстро пресек его дальнейшее сопротивление.
Затем Бигмен выволок оба тела из рубки и запер дверь. Покончив с этим, он обнаружил, что Лакки лихорадочно возится с управлением.
— Что случилось? — только теперь он позволил себе задать вопрос.
— Мы не начали выравнивание перед посадкой, — мрачно пояснил Лакки. — Я глядел вниз и увидел, что поверхность приближается слишком быстро. И ничего пока не изменилось.
Он отчаянно искал ручку, управляющую элеронами, чтобы изменить угол полета. Синяя поверхность Венеры неумолимо приближалась. Она просто-таки рушилась на них.
Глаза Лакки впились в показания прибора, следящего за давлением снаружи корабля: чем больше он показывает, тем ближе к поверхности корабль. Теперь плотность нарастала медленней. Лакки осторожно выжимал рукоятку управления. Так и надо: медленно, медленно — иначе на такой скорости элероны просто сорвет. До нуля счетчика высоты оставалось совсем ничего. До поверхности было сотен пять футов, не больше.
Ноздри Лакки раздулись, на шее вспухли вены, он продолжал медленно разворачивать элероны.
— Выравниваемся, — бормотал Бигмен, — выравниваемся…
Но высоты не хватало, Навстречу падала сине-зеленая стена, уже ничего не было видно, кроме нее, и, со скоростью слишком большой и под большим углом, «Чудо Венеры» врезалось в Венеру.
2. Купол над океаном
Будь поверхность Венеры такой, какой она казалась с высоты, «Чудо Венеры» разлетелось бы в пыль и моментально сгорело дотла. Иначе говоря, карьера Лакки Старра преждевременно бы завершилась.
Но, к счастью, вся эта пышная растительность, изумляющая взгляд путешественника, была водорослями. Сине-зеленая растительность покрывала не камни или скалы, но океан, который, собственно, и занимал всю поверхность планеты.
Хотя и так «Чудо Венеры» рухнуло вниз с громоподобным грохотом, прошило плотный слой клейких растений и продолжило свой путь в глубину. Лакки и Бигмена отбросило к стенке.
Обычный корабль тут все равно разлетелся бы на куски, но каботажник и предназначался для входа в воду на большой скорости: швы корабля отличались повышенной прочностью, а его обводы были гладкими, обтекаемыми; крылья, которые Лакки не успел — да и не сумел бы — убрать, оторвались, но и это не слишком сказалось на мореходных качествах «Чуда Венеры».
Корабль продолжал нестись в зелено-черный мрак океана. Свет уже полностью задерживался толщей воды и плотным ковром растительности, а прожектора не работали, похоже, при столкновении с водой нарушился какой-то контакт.
Лакки не знал, что делать.
— Бигмен, — позвал он.
Ответа не было. Лакки протянул руку вперед, в потемках обшаривая окрестности. Наткнулся на голову Бигмена.
— Бигмен, — снова позвал Лакки. Он положил руку на грудь приятелю и с облегчением выдохнул: сердце того бьется ровно.
Что с кораблем, Лакки не знал. Кроме того, было понятно, что управлять им в кромешной тьме он не сможет. Оставалось надеяться лишь на то, что возрастающая плотность воды успеет затормозить корабль раньше, чем он врежется в дно.
Он пошарил в кармане и достал маленькую пластиковую палочку дюймов шесть длиной, нажал кнопку, и из торца выстрелил мощный, почти не рассеивающийся пучок света.
Лакки снова склонился над Бигменом. Да, на голове марсианина вспухла здоровенная шишка, но ничего вроде не переломано — во всяком случае, Лакки ничего такого не увидел.
Бигмен моргнул и застонал.
— Держись, парень, — ободрил его Лакки. — Все будет в порядке.
Впрочем, сам он это мнение не очень разделял. Корабль надо привести в порт, а для этого пилоты должны были остаться живы и согласиться сотрудничать.
Оба венерианца сидели на полу и взглянули на Лакки с таким изумлением, словно он появился прямо из океана.
— Что происходит? — почти простонал Джонсон. — Я сидел за штурвалом, вел корабль, а потом — ничего не помню…
Враждебности в его голосе не было, а в глазах — лишь смущение и боль.
«Чудо Венеры» более-менее пришло в порядок. Двигалось плоховато, но работали все прожектора, и, к счастью, неповрежденными оказались все аварийные батареи. Двигатели шумели вполне мелодично, и каботажник демонстрировал свое третье качество: он предназначался для перемещений не только в космосе и атмосфере, но и под водой.
В рубку вошел Джордж Ривал. Пилот был удручен и крайне смущен. Происшедшее обошлось ему в порезанную щеку, которую Лакки промыл, продезинфицировал и заклеил пластырем.
— Есть несколько течей, небольших, и я их заткнул. Крылья снесены напрочь, и вышли из строя основные батареи. В общем, ремонт предстоит нешуточный, но, думаю, нам еще повезло, что мы так легко отделались. Вы блестяще выкрутились, мистер Вильямс, — с уважением произнес Ривал.