— Как ты догадался?
— Хансен признал меня сыном Лоуренса Старра. Значит, он действительно встречался с отцом. Но были две странности в таком узнавании. Во-первых, отшельник запомнил отца сердитым. А ведь сердитым, как вы мне рассказывали, он бывал крайне редко. «Ларри — весельчак», «Ларри — хохотун». Вот ваши обычные слова о нем. А во-вторых, Хансен на Церере не узнал ни вас, Конвей, ни вас, Генри. Даже имен ваших не слышал.
— Ну и что? — советники переглянулись.
— А то, что вы трое были неразлучны. В дружеской беседе отец обязательно бы вас помянул. Всему этому было одно объяснение — Хансен участвовал в нападении на корабль и убийстве родителей. Причем не простым пиратом — рядовой бандит такие хоромы не отгрохает. Четверть века назад ему было лет тридцать — возраст Энтона, самый сок для командира.
— Ах ты, черт возьми! — воскликнул Конвей.
— Лакки!!! — яростно завопил Бигмен. — И ты не пришил его на месте?!
Старр всплеснул руками.
— Как я мог?! На карту было поставлено слишком много, да что много — всё! Судьбы миллиардов людей! Вот и приходилось, скрепя сердце, быть вежливым. До поры до времени.
Лакки откинулся на спинку кресла и посмотрел на теплые огни города.
— Хансену грозит пожизненное заключение. Это похуже, чем быстрая смерть. Сирианцы покинули Ганимед. На астероидах — тишина. Мир на долгие годы. Для меня это лучшая награда. Мне кажется, отец бы меня одобрил. Как вы думаете?
ЛАККИ СТАРР И ОКЕАНЫ ВЕНЕРЫ
Lucky Starr and the oceans of Venus
1. Сквозь облака Венеры
Лакки Старр и Джон Бигмен Джонс покинули стены Второй Космической станции и не спеша направились к каботажному суденышку, которое уже поджидало их, распахнув шлюз. Несмотря на то что приятели были облачены в громоздкие и неуклюжие скафандры, их движения, несомненно, говорили о привычке к отсутствию силы тяжести.
Бигмен повернулся, чтобы еще раз взглянуть в сторону Венеры.
— Нет, ну это ж надо! Какая глыбища! — в который раз он не смог удержаться от восторга при виде планеты. Кажется, в восхищении дрожал каждый мускул его небольшого (5 футов 2 дюйма) тела.
Бигмен родился и вырос на Марсе. Он привык к красновато-коричневым почвам родной планеты, видел скалистые астероиды. Даже на Земле побывал — зелено-голубой. А тут вот — такая серо-белая громадина… Венера заслоняла собой половину небосвода. Космическая станция находилась на расстоянии двух тысяч миль от ее поверхности. Вторая станция, точно такал же, располагалась на противоположной стороне планеты. Две станции, служившие ангарами для прибывающих на Венеру межпланетных кораблей, делали виток за три часа, следуя друг за другом, как по наезженной колее.
Впрочем, хотя станции и крутились над самой поверхностью планеты, что-нибудь новое разглядеть не удавалось. Ни тебе континентов, ни морей, ни гор, ни пустынь, ни зеленых полей. Белизна — сверкающая белизна, лишь кое-где нарушаемая серыми линиями.
Белизна — вечно неспокойная облачность, окутывающая Венеру; серые же линии означали границу столкновения воздушных масс. Облака там проседали, и в них приоткрывались щели, в которые можно было разглядеть, что на планету падает дождь.
— Послушай, Бигмен, насмотришься еще на Венеру. Попрощайся лучше с солнышком, — подкусил приятеля Лакки.
Бигмен фыркнул. Для его глаз и земное Солнце было непомерно ярким. А здесь, на орбите Венеры, светило вообще казалось раздувшимся монстром, его яркость в два с четвертью раза превосходила яркость земного и раза в четыре — родного марсианского. Лично он, Бигмен, был даже рад, что Солнце вскоре скроется за облаками. И слава Богу, что на всех окнах опущены жалюзи.
— Ну, — буркнул Лакки, — ты, недотепа марсианская, заходить будешь?
Бигмен очнулся и обнаружил, что добрался до корабля и одной рукой уже держится за люк шлюза. Но от Венеры взгляд отрывать не спешил. Половина ее еще сияла, когда с востока на блестящий диск быстро, со скоростью вращения станции, наезжала тень.
Лакки подплыл до шлюза корабля и свободной рукой слегка поддал пинка зазевавшемуся Бигмену. Тот, кувыркаясь в невесомости, медленно исчез внутри.
За Бигменом последовал и Лакки — мягко, одним усилием пальца плавно направив тело внутрь шлюза. Сейчас ему было не до веселья, но все равно он не смог удержаться от улыбки, глядя, как Бигмен, растопырив все конечности, вися вниз головой, пытается хотя бы пальцем дотянуться до внутренних дверей шлюза. Лакки вплыл внутрь, и наружные створки сомкнулись.
— Ты, — негодовал Бигмен, — супермен пришибленный! Вот плюну я на тебя когда-нибудь, и ищи себе кого поглупее!
Воздух быстро заполнил маленькое помещение, и открылись внутренние двери, в которых, уклонившись от болтающихся ног Бигмена, появились двое. Один, с виду — главный, был приземист, коренаст и с невероятно длинными усами.
— Что-то случилось, господа? — поинтересовался он.
— Можем чем-нибудь помочь? — спросил второй, более худощавый, высокий и светловолосый, но с усами примерно того же размаха.
— Можете, — снисходительно кивнул Бигмен. — Покажите нам каюту и скажите, куда повесить скафандры. — Он, наконец, сумел опуститься на пол и принялся разоблачаться. Лакки скафандр уже сиял.
Они вышли из шлюза, двери закрылись. Скафандры, внешняя поверхность которых уже остыла в пустоте, моментально покрылись инеем, и Бигмен поместил их в шкаф-сушилку.
— Итак, — продолжил темноволосый, — это вы — Вильям Вильямс и Джон Джонс?
— Да, я — Вильямс, — кивнул Лакки. Псевдонимом он пользовался уже давно. Люди из Совета Науки старались избегать любой огласки. Тем более, когда предстояло очередное расследование. — Вот наши документы. Надеюсь, багаж на борту?
— Все в полном порядке, — кивнул темноволосый. — Меня зовут Джордж Ривал, я пилот, а это — Тор Джонсон, помощник. Стартуем через пару минут. Если хотите чего, то говорите сразу.
Пассажиров отвели в небольшую каюту, и Лакки облегченно вздохнул. В космосе он никогда не ощущал себя комфортно, если, конечно, не сидел за штурвалом своего быстроходного крейсера «Метеор», который отдыхал теперь в ангаре космической станции.
— Хочу вас предупредить, — сообщил темноволосый, — как только мы сойдем с орбиты станции, то гравитация начнет резко нарастать. Если вы почувствуете приступ тошноты…
— Тошноты?! — зарычал Бигмен. — Ты, земноводное, да я уже в детстве держал такие перегрузки, какие тебе и теперь не снятся!
Он оттолкнулся пальцем от стены, скрутил медленное сальто и замер так, что башмаки повисли ровно в дюйме над полом, а палец уперся в ту же самую точку.