Я тебе ничего не скажу
Я тебя не встревожу ничуть,
И о том, что я молча твержу,
Не решусь ни за что намекнуть.
- Я знаю, что вы разговаривали с мамой,- неожиданно сказала Люба.
- Ты угадываешь мысли на расстоянии?- Пошутил Горлов.
- Нет, просто я знаю ее. Вы женаты?
- Да, я женат и не могу сказать, что несчастлив в браке. У меня есть все, кроме одного. Бог детей нам не дал.
- Как жаль,- Люба с сочувствием посмотрела на него.- Своим детям вы бы смогли дать очень много.
- Люба, я мечтал об этом всю жизнь. Но судьба обделила меня в самом главном, что может быть у человека.
- Но вы многого добились в жизни...
- Поверь мне, все это меркнет перед сознанием того, что после тебя в этом мире останется только пустой звук – твое имя.
Собеседница отвернулась от него. Она уже догадалась, к чему клонит Василий Львович.
- Я ни на чем не настаиваю и не тороплю,- продолжил тот после короткой паузы.- Но, глядя на тебя, я чувствую надежду. Не пойми меня превратно, Люба. Никто не знает своей судьбы. И я помогу тебе в любом случае. Помогу с работой, с жильем. Мы взрослые люди и скрывать тут особенно нечего. Я хочу тебя, хочу чтобы мы были вместе...
- А вы не боитесь напугать меня напором?- Люба посмотрела на него испытующе.
- В отличие от твоей матери, я не думаю, что ты столь наивна,- ответил Василий Львович.- Но я не буду тебя торопить. Осмотрись, обдумай. Ты все поймешь сама. Я снял тебе квартиру в городе и договорился насчет трудоустройства. На отсутствие необходимых документов в отделе кадров закроют глаза. Как только ты соберешься с духом, я увезу тебя в город. Решай, Люба. Решать тебе. Не в деревне же тебе жить...
Так они и начали жить. Старики-Стрекаловы в деревне, а Люба в городе. Она на самом деле устроилась на медеплавильный завод весовщицей-учетчицей. Но работала в заводском грохоте и пыли недолго. Она быстро поняла, что Горлов готов ради нее на многое. И они сошлись без лишних слов и глупых уговоров. Потому что оба понимали, чего именно хотят друг от друга. Люба хотела жизни без проблем, как кричал об этом в день их знакомства ее горемычный дядя. А Василий Львович решил, что Люба Стрекалова подарит ему наследника.
Но спустя полгода Люба поняла, что не сможет забеременеть от него. А пути господни неисповедимы. Осенью того же года на парковке возле супермаркета она случайно столкнулась с Виталиком Забалуевым, тем самым Витей, который бил по лицу ее родителей в первый их день на родине.
- Ах ты красивая,- откровенно усмехнулся он.- А я ведь тебя искал! Люба, Люба, я так и не смог забыть тебя. Веришь?
- Нет,- так же откровенно улыбнулась меня.
- Подвезти?
- Ты ведь меня увезешь куда-нибудь, но только не домой.
- Нет, Люба,- уже без улыбки покачал головой Забалуев.- Я так не сделаю...
- Не верю, но рискну,- улыбнулась она.
- Да ты, Люба, отчаянная! Садись,- и он открыл перед ней дверь.
Так у них и пошло-поехало, как в шахматной партии. К началу зимы Люба забеременела, чем обоих любовников повергла в шок. Забалуеву ребенок был не нужен, а Горлов не мог поверить своему счастью. И в июле следующего года его мечта о наследнике воплотилась в резвом курносом малыше. Для пущей конспирации он старался не называть мальчика сыном. Эта мелодраматическая ситуация временами настолько трогала Горлова, что у него по натуре человека расчетливого и черствого на глазах наворачивались жгучие слезы. А у Любоньки к тому времени душа так переплавилась, что отправь ее на детектор лжи, она бы и его обманула. За несколько лет жизни в России эта женщина превратилась в хладнокровную бестию, которая любила только своего сына и родителей. И словно страхуясь, спала с двумя мужчинами: с бесплодным Василием Львовичем и с Виталиком Забалуевым. Но ее тоже можно понять, редкая женщина не хочет родить ребенка. Хотя, вполне возможно, что она уже в то время почувствовала дыхание будущего.
А старики–Стрекаловы так и жили безвылазно в деревне, они и документы себе справили только спустя два года. И эти годы прошли у них спокойно и мирно. Денег на хлеб и масло хватало. В деревню три раза в неделю приезжала автолавка, отоваривались в ней дряхлые старики да такие как Стрекаловы, которые из деревни не выбирались месяцами.
- Что ж, Аля,- вслух размышлял Анатолий Сергеевич.- Значит судьба наша век в этой деревеньке коротать. Чувствую я, что на ноги нам уже не подняться. Да и ни к чему это уже.
- А разве нам плохо?- Улыбалась в ответ Алевтина Александровна.
Но через два года они все же зашевелились, ожили, и на смех всей деревне принялись рубить часовенку на задах дома. Деньги на ее строительство и на подарки для родившегося внука Анатолий Сергеевич зарабатывал гончарным кругом. Лет двадцать тому назад он изучал ремесло риштанских умельцев. В окрестностях деревни нашел подходящую глину, соорудил в огороде обжиговую печь. Блюда и пиалы продавали на рынке или в выходной день прямо на дороге, когда машины плотным потоком проносились мимо отворотки на Карныши.
Они были вполне довольны жизнью.
- Как дела у твоей подопечной?- Галя обняла мужа.
- Трудно ей, хотя виду не подает. Чужая душа потемки. Нашли ей специалиста, который квартиру Горловых микрофонами нашпиговал, но она вдруг передумала и отказалась от всего! Правда, несколько микрофонов все же осталось. Я дал команду наблюдение продолжать! Посмотрим, что из этого получится.
- Как интересно,- все с той же улыбкой произнесла Галя.- Как в фильмах про Джеймса Бонда. Микрофоны по всей квартире... Папа гордится собой?
- Нечем гордиться, пока что.
- А как у нее с Артемом?
- Честно говоря, не интересовался. Но держатся вместе! Может, нашли друг друга. Парень он неплохой. Я все боялся, что пристроится к Кате какой-нибудь мажорик. Но бог миловал.
- Да ведь ничего еще не закончилось,- напомнила ему жена.
Они стояли возле окна. Времени было начало шестого. Галя собиралась домой. За эти дни она вымоталась. Почти все время мужа отнимали проблемы сестер Малаховых. И ей пришлось смириться, принять это как должное. Кому-то из них двоих все равно пришлось бы уступить. Николай иногда становился упрямым как осел и мог идти до конца без всяких компромиссов.
- Пора нам отдохнуть,- Николай Андреевич обнял ее.- Устала, я же вижу. Когда все закончится, уедем с тобой к синему морю. И обгорим на солнышке как черти.
- Это закончится еще нескоро,- вздохнула она.- Мне страшно. Боюсь завтрашнего дня. Почему? Зачем? Ведь это глупо...