— День ВДВ, — бормочу себе под нос, стараясь не попасть под раздачу.
Поскольку рынок уже закрывался, покупателей здесь немного, и торговцы поначалу дали отпор морякам и… скажем так, неравнодушным гражданам. Но уже бегут от Артбухты моряки[49], притом не только военные… бегут местные рыбаки и чёрт те кто, желающие принять участие в давно назревшей кулачной дискуссии.
— Твою же мать! — выкрикиваю в панике, уворачиваясь от жердины в руках пожилого торговца, обрушившейся в итоге на спину матроса, — Это совсем не то, о чём я думал…
К выходам не пробиться, там давка! Торгаши держат оборону, матросы и их союзники штурмуют крытый рынок по всем правилам военной науки. Изнутри видно плохо, но летают камни и комья земли, мелькает дреколье и уж слышится истошное…
— Уби-или!
А внутри рынка — натурально Колизей! Между рядов бегают во все стороны бабы и детвора, старики размахивают сучковатыми палками. Со свистом рассекают воздух тушки кефали, растопырив мёртвые лапы, летят ощипанные куры и рассыпаются под ноги давленые сливы.
— Твою мать… — уворачиваюсь от пролетевшей мимо рыбьей головы, сбившей с ног какую-то тощую девчонку в платочке, влепившись ей в спину. Плюнув мысленно, подхватываю девочку под руки и затаскиваю под прилавок, пока не затоптали.
Очухавшись, девчонка села напротив меня молча, обхватив коленки руками и опасливо поглядывая из-под прилавка круглыми глазами на мельтешение ног.
«Я не такую драку заказывал!» — вылезает у меня странная, возмущённая претензия неведомо кому, а вслед за этим — желание пожаловаться на… хм, производителя услуг.
— Спасибочки, — перебивает девчонка мои дурные мысли, — Если бы не ты…
Она зябко поводит плечами и замолкает. Киваю молча, и вздохнув, посильнее вжимаюсь в прилавок.
Какая-то возня, топтанье, борьба… Потом победитель, закряхтев, сел на корточки, прижимая ладонь к лицу и охая. Увидев нас, вызверился неожиданно…
— Ах вы… — он отскочил и через несколько секунд вернулся с обломанной жердиной с расщеплённым концом, которым и начал тыкать в нас с неожиданным озверением, — байстрюки… Семя всё ваше проклятое…
Ухитрившись, перехватываю-таки жердину и выкатываюсь из-под прилавка, шипя от боли в ушибленной руке. Да ещё, к гадалке не ходи, занозы потом выковыривать!
Коротким выпадом в солнечное сплетение сажаю агрессора на жопу и для верности (нельзя оставлять за спиной недобитков!) добавляю пяткой по челюсти. Готов!
— Фому?! — взревел коренастый свинообразный мужик под пятьдесят с лопатообразной бородой, сагрившись на меня, — Убью!
Летел он в лучших традициях регби, вжав голову в плечи и наклонив голову. Уворачиваюсь от него танцевальным пируэтом…
… и едва не падаю на давленой гадости под ногами! Но всё ж таки в последний момент успеваю уйти в сторону, сунув свинообразному жердину между ног.
Сперва хрустнула сломавшаяся жердина, потом башка свинообразного, встретившегося с прилавком. У руках у меня осталась коротенькая дубинка с расщеплённым концом и длиной чуть более полуметра.
— Да что ты будешь делать! — расстроился я, и добил размочаленную деревяху о голову крысомордого, навалившегося на какую-то воинственно визжащую дородную бабу, дрыгающую оголившимися ногами.
— Так его! — одобрила спасённая селянка, живо выбравшаяся из-под тушки и попинавшая обидчика босыми ногами с грязнющими пятками, — Будет ужо знать!
— А-а! — шибанул по обнажённым нервам дикий крик, и в крытый рынок ворвались матросы.
Началась натуральная собачья свалка и образовалось столько желающих залезть под прилавки, что места под ними на всех просто не хватило! Опасаясь быть задавленным в драке взрослых, матёрых мужиков, я мартышкой скакал по прилавкам и лягался.
Пробившись наконец к выходу, я со всех ног припустил прочь, оставив на рынке бамбуковые удилища, уязвлённую дворянскую гордость и кусок рубашки. А потом…
… я почти успел увернуться, и каменюка, пущенная рукой неизвестного, рассекла мне не бровь, а лоб. Впрочем, хватило. Дальше я уже не бежал, а шёл, не слишком торопясь и опасливо вслушиваясь в сигналы организма.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
За каким-то чёртом меня принесло к пристани, не иначе как на автопилоте, по последнему маршруту, забитому в карту мозга. Детвора всё ещё здесь и сразу подняла гвалт… но я, не слушая никого, перевалился в море как есть, в одежде, и лёг там на спине, раскинув руки и ноги.
— … моряки с торговцами подрались, — сообщил я наконец любопытной мелюзге, оттирая с одежды следы всякой дряни, в которой извозился на рынке, — а я так, под чужой замес попал. Удочки только жаль!
— Я щас! — с готовностью отозвался сопливый геолог, и только пятки сверкнули!
— Да куда ты…
… но как ни странно, удочки нашлись.
На квартиру Сабуровых я возвращался героический, саркастический и эксцентричный. Ну…
… по крайней мере, я старался так выглядеть! Получалось, если честно, так себе…
В день выезда Ольга Николаевна встала едва ли не с восходом солнца и металась как ужаленная, пытаясь успеть везде и всюду. Сама идея пикника, хотя и была формально озвучена решительной маман спасённой девицы, принадлежала Сабуровой, и она пытается устроить всё наилучшим образом.
— Выпечку принесли, Ольга Николаевна! — зажжённой шутихой влетела в гостиную горничная, и Сабурова, присевшая было с чашечкой чая, тотчас же подхватилась, и шурша юбками, передислоцировалась на кухню вслед за Евдокией. Менее чем через полминуты всем домашним стало ясно, что в кондитерской ошиблись с одним из пунктов заказа и что это больше, чем трагедия!
Посыльный ссыпался вниз по чёрной лестнице, а Ольга Николаевна вернулась в гостиную, все изнемождённая и усталая от несовершенства этого мира.
— Доброе утро, — поздоровался я с хозяевами, выйдя из ванной, на что Дмитрий Олегович ответил вполне дружелюбно (и даже подмигнул еле заметно), а вот Ольга Николаевна отозвалась с некоторым запозданием, и я бы даже сказал — с прохладцей.
Вчера она попыталась было воспользоваться нечаянной контузией и захватить плацдарм моего разума, используя чувство вины и все те нехитрые уловки, что известны любой женщине. Я же, пребывая в образе эксцентричного и саркастичного джентльмена, на её инсинуации[50] вздёрнул бровь и…
… она закровила. Снова, и притом достаточно сильно. Я, честное слово, не задумывал так, но получилось удачно. Читать нотации в такой ситуации, мягко говоря, неуместно, равно как и разговоры о недопустимости драк, и тому подобные женские благоглупости.
Причинно-следственную связь между дракой и «довела» при желании может установить любой… хм, желающий. Ольга Николаевна же, при всей своей избалованности, далеко не глупа и такие вещи просчитывает слёту.
Она тут же прекратила свои попытки читать мне мораль и… сделала одну маленькую, но существенную ошибку. Вместо того, чтобы оказать раненому мне первую помощь самой, Сабурова приказала сделать это горничной. Так что вместо примирения сторон вышел не очень красивый демарш от хозяйки дома.
Полагаю, вышло это не специально, и она быстро пожалела об своём проступке, но поздно! Я к тому времени был перевязан, отмыт и успел рассказать восхищённому Дмитрию Младшему отредактированную версию событий.
Идею замолчать о своём участии в этом эпохальном побоище я обдумал как следует и отбросил не без сожаления. Севастополь не такой уж большой город, а я хотя и был босиком, но отнюдь не в наряде оборванца, да и дефиле моё по Нахимовскому проспекту видели многие.
Поэтому я, напротив, рвался сотрудничать с полицией, и заявившись в отделение в сопровождении Дмитрия Олеговича, под протокол поведал им свою, единственную верную версию начала конфликта. Будучи лицом незаинтересованным я вполне устроил полицейских, а более всего, как мне кажется, устроило их поручительство флотского офицера.