— Добрый… — выдавила из себя дама, да так и осталась стоять с открытым перед дверью Сабуровых, пока я пробежал мимо неё босиком, в подкатанных до колен штанах, и с бамбуковыми удилищами, одолженными у Дмитрия Олеговича ещё загодя.
… выскакивая из подъезда, я явственно услышал, как с хрустальным звоном рушится картина мира, сложившаяся в голове у мадам Еропкиной. Не думаю, что она прочила меня в женихи своей дочери, вот уж нет…
Скорее, в её голове загодя прописана какая-нибудь слезливо-сентиментальная история, не имеющая ни малейшего отношения к действительности. Что-нибудь по мотивам сказок, как храбрый рыцарь влюбился в спасённую принцессу, но сердце её, как и прочие части тела, оказалось подаренным… кому бы то ни было. Имя кандидата впишут позже, х-хе…
Мне, как я понимаю, следовало страдать, писать письма, петь серенады под балконом и прочими способами поднимать цену дочери на брачном рынке, а заодно и оформлять красивую «семейную» легенду. Недаром при нашей «нежданной» встрече она так настойчиво педалировала перед окружающими тему «Пыжовы — древний боярский род», нашедшую бы полное понимание у папеньки.
Сценарий нехитрый, и я бы даже сказал — примитивный, но менее действенным он этого не становится. Если разыграть при помощи той же скучающей Ольги Николаевны карты с этикетом иподстроенными ситуациями, то спасённая девица практически автоматом становилась моей «дамой сердца», по крайней мере — в глазах окружающих.
А мне пришлось бы либо в самом деле совершать какие-то телодвижения в сторону Анны Владимировны (по крайней мере, сопровождать их с маман на прогулках хотя бы изредка), либо ломать рамки этикета вовсе уж через колено. Последнее не то чтобы остановит меня… но по меньшей мере ещё пару лет желательно действовать в рамках здешней морали, обычаев и того же этикета.
А вот хрен им! Что и как делать с Ольгой Николаевной и прочими дамами, вздумавшими развлечься за мой счёт, я придумаю позже, и…
… мотанув головой, выбросил из неё всякие изощрённые схемы. Переиграть их я пожалуй могу… но вот надо ли? Подумаю как следует, но скорее всего, просто поговорю с Дмитрием Олеговичем всерьёз.
Послать всё к чёрту я не хочу из-за сестёр, которые здесь прижились и чувствуют себя замечательно. Особенно Люба, которая обзавелась за это время не то чтобы поклонниками, но всё ж таки знакомцами мужеска пола из приличных семей.
Севастополь такой специфический город, что холостых мичманов и лейтенантов в нём — пруд пруди! А вот с невестами проблемы… Замужних, но несколько легкомысленных дам, с мужьями в Петербурге и Москве, это сколько угодно, но это, скажем так, проходит по иной статье.
А живём мы, на минуточку, на Нахимовском проспекте, где у каждой кошки есть лычки, а обладателей офицерских погон больше, чем дворников во всём городе. Даже не надо ничего делать специально, знакомства сами собой происходят, и что немаловажно — согласно правилам приличия!
Так что… не простят девочки моих резких взбрыков. Никогда. Да и мне, пожалуй, не стоит рвать отношения из-за легкомысленной дурищи! В конце концов, у меня есть такой замечательный инструмент воздействия, как занятия гимнастикой с детьми по утрам!
За что я, между прочим, весьма благородно (и предусмотрительно) отказался от платы. Согласно правилам приличия, Дмитрий Олегович просто обязан будет отдариться потом чем-то очень ценным, хотя и не обязательно материальным. Но это потом… а сейчас я могу намекнуть, что если Ольга Николаевна и её подруги не уймутся, то…
— Так, пожалуй, и сделаю, — подытожил я после короткого размышления.
Заметив Архипа, подходящего к дому с чёрного входа, окликнул его.
— И вам по здоровьичку, Алексей… хм, Юрьевич, — несколько неуверенно идентифицировал меня рябой денщик.
— Што это вы… этак оделися? — всё ж таки не удержался Архип, удерживая в руках пакеты с покупками и разглядывая меня во все глаза. Он тот ещё грубиян, весьма спорый на кулачную расправу и далеко не трусливый (порукой чему «Георгий» за Русско-Японскую), но при всём том — сплетник!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Впрочем, понимание имеет, и сплетни он собирает в дом, а не из дома. Служит он у Дмитрия Олеговича с мичманских времён, и службой дорожит.
— На рыбалку, — отвечаю нарочито легкомысленно, пожимая плечами.
— А… — он открывает рот и видимо, хочет сделать замечание, — ну…
— Архип! — смеюсь я, — Мне четырнадцать, понимаешь? Тот самый возраст, когда вот так вот — не зазорно! Я сам могу выбирать, когда я Алексей Юрьевич, домашний учитель и переводчик, ведущий себя со всей куртуазностью и вежеством, а когда — Лёшка, который может пойти на рыбалку босиком.
— Ну… вам видней, — рожает он дипломатично.
— Верно, — улыбаюсь широко и нарочито нагло, — мне и только мне!
Надеюсь, этого разговора хватит, чтобы донести моё мнение до Ольги Николаевны и прочих, ну а если нет…
— А не подраться ли мне с кем-нибудь? — задался я вопросом, шлёпая босыми ногами по камням мостовой, и всерьёз задумался…
… а правда, ведь забавно может быть! На пикнике с фингалом появиться… х-хе!
А то взяли манеру, понимаешь ли… развлечения за мой счёт! Скучно вам? Я вам такое развлечение могу обеспечить, что весь город смеяться будет, и главное — строго в пределах этикета!
Рыбалка не задалась с самого начала, что в общем-то и не удивительно. Задумывалась она как демарш, и по-хорошему, мне стоило бы ограничиться прогулкой по Нахимовскому проспекту, да с часик посидеть где-нибудь поблизости статуей самому себе, дёргая удочкой всякую рыбную мелочь и показывая всем желающим свою независимость и эксцентричность.
Но я малость подзавёлся, и опомнился, только когда дошлёпал до Артбухты, где и остался из проснувшегося не ко времени бараньего упрямства, устроившись прямо на набережной, сложенной из искусственных массивов. Здесь расположена стоянка и причал каботажных судов, яликов и баркасов.
Приличной рыбы в таком месте не бывает по определению, да и публика так себе, если говорить о рыбаках. Всё больше детвора лет до десяти, да парочка вовсе уж ветхих старцев, дремлющих со снастями под приглядом скучающих правнуков. Я здесь так же уместен, как яхта «Штандарт» в нищем рыбацком посёлке.
Не успел я расположиться, умостив седалище на нагретом солнцем камне, мной заинтересовались любопытствующие мальчишки. Сперва они начали негромко обсуждать мою персону, а потом, за неимением других развлечений, переместились поближе и задышали в затылок.
— А что ты здесь делаешь? — насморочно прогундосил круглолицый шкет лет восьми, проводя в носу геологические изыскания и разглядывая пробы грунта с интересом истинного учёного.
— Портрет пишу, — невозмутимо отзываюсь я, снимая с крючка барабульку размером с ладонь и насаживая её на кукан.
— А? — впал в ступор геологоразведчик, застыв с пальцем в носу. Послышалось хихиканье, и на пару минут от меня отстали, обсуждая ответ. Затем, чуть потолкавшись и пошептавшись, сопливая делегация выдвинула очередного кандидата в переговорщики, разыграв эту вакансию в «камень-ножницы-бумагу».
— Здесь хорошей рыбы нет, — чуть помявшись, попытался объяснить мне мальчишка, такой же круглолицый, с добела выгоревшими волосами и обожжёнными солнцем кончиками оттопыренных ушей.
— Да неужто? — притворно удивляюсь я, вытаскивая очередной рыбий мусор, опознать которого я так и не смог и по этой причине выкинул рыбёшку обратно в море.
— Ага! — радостно закивал переговорщик, и вся компания, так и не поняв сарказма, радостно принялась разъяснять неразумному приезжему, где в Севастополе лучшая рыбалка, на что и как нужно ловить, да в какое время. Всё это так искренне и непосредственно, что мне стало неловко за недавний сарказм. Действительно, нашёл перед кем…
Они перебивали друг друга и брызгали экспрессией, дружелюбием и слюнями. Я слушал, дёргал потихонечку рыбью мелочь и потихонечку оттаивал. Часом позже, распрощавшись с сопливой, но дружелюбной компанией, я окончательно успокоился и засобирался домой.