— Да погоди ты, не мешай думать, Марья Васильевна, — королева, забывшись, тряхнула головой и тут же извинилась перед застывшей камеристкой.
— Не вовремя этот бал, как же я забыла, — пробормотала она. — Сейчас давать бал — опять начнут писать про растраты и поливать нас грязью, сейчас повод давать никак нельзя.
— Но уже почти все готово, деньги все равно потрачены, — сокрушенно сообщила Марья Васильевна, по знаку королевы чинно усевшаяся в кресло напротив. Ее начавшие седеть волосы, которые она упорно не красила, лежали «бараньими» кудряшками вокруг маленького, тоже немного овечьего лица с робкими голубыми глазами за стеклами очков. Не знающие Сенину вряд ли могли предположить, что это дама обладает стальным характером и акульими зубами. Другие карьеру при дворце не делали.
— Так, — приняла решение королева, послушно опустившая голову по просьбе камеристки. — Будем менять концепцию. Во-первых, — обратилась она к секретарю, — объяви и проследи, чтобы журналисты быстро опубликовали, что в воскресенье у нас теперь ежегодный День Единения с народом. Во-вторых, сообщи приглашенным, что вход на бал будет платным, а сборы пойдут на помощь…ну, пусть малоимущим. Или детским больницам, подумай сама.
— Но это моветон, требовать плату за давно объявленный бал, — возмутилась статс-дама.
— Дурной тон — это послать псу под хвост все мои усилия ради того, чтобы аристократы могли пожрать и напиться бесплатно, — ответила королева. Сенина поджала губы, ей не нравились вульгарные выражения. — Ничего, — продолжала Ирина, — пусть раскошеливаются, не развалятся.
Она снова повернулась к секретарю.
— Заодно сообщи, что на балу пройдет аукцион с возможностью приобрести драгоценности королевской семьи. Мы с девочками отберем то, что хотим отдать, главное не забыть быть на балу без них. Раз обещала народу, надо исполнять. Деньги от продажи тоже на благотворительность. Да, и если кто-то из аристократии захочет присоединиться и выставить какие-то свои вещи — пусть.
Секретарь быстро записывал поручения в маленький блокнотик.
— Далее. Разошли приглашения богатым купеческим семьям и заметным фигурам, пусть примкнут к нам. Их лояльность мне не повредит. А аристократы покрутят носами и смирятся. Да, давай сделаем не просто бал, а бал-маскарад, чтобы не было разделения по классам — а то соберутся в одном углу аристократы, в другом купцы, и будет нам сплошное и натуральное единение.
— Сообщи губернаторам, пусть оперативно подготовят народные гуляния, на дворе лето, пусть сцены поставят, ярмарку устроят, певцы-танцоры-фокусники повыступают. Фейерверки пусть организуют, не самые шикарные, но красивые. Тогда народ не так остро отреагирует на бал.
— Но им на подготовку всего три дня, — удивился секретарь.
— Успеют, — отмахнулась королева, — а не успеют, так полетят с кресел. Так и передай.
Агент Таша быстро шла по ночному Иоаннесбургу. Работа заканчивалась поздно и приходилось долго идти пешком до ближайшей автобусной остановки. Она, конечно, могла бы позволить себе вызвать такси, но уборщица, уезжающая на такси — точно не прибавила бы легенде достоверности.
Сегодня они с Тандаджи наконец-то нашли, что искали. В личной спальне Смитсена, в которую прилежную и чуть глуповатую горничную допустили буквально накануне, они обнаружили вторую дверь в шкафу. За ней — маленькая комнатка, почти абсолютно пустая, но чисто убранная. Вделанное в стену матовое, выгнутое внутрь черное зеркало из вулканического обсидиана, размером в две ладони, похожее на круглый глаз. Странные знаки по окружности, при взгляде на которые начинала болеть голова, а они сами словно прыгали в глазах, кривляясь и изгибаясь. И матрица призыва на полу, начерченная розоватым восковым карандашом, лежавшим тут же рядом.
На выходе из комнаты они чуть не попались. Ничего удивительного в присутствии там самой Таши не было, но Тандаджи работал дворником и обязан был находиться вне дома.
Помощник Смитсена, так не вовремя вернувшийся домой, скользнул по целующейся у комнаты хозяина парочке острым взглядом и потребовал прекратить блуд в доме, пообещав рассказать обо всем начальнику. «Хозяин этого не терпит, — проскрипел он, — так что считайте, что вы уже уволены».
Тандаджи в своей роли тидусского иммигранта, плохо знающего язык, коверкая слова, заявил, что «Хас-зяину сам мусчин, он миня паймета» и с достоинством удалился, поэтому отдуваться пришлось ей. Опустив глаза, приседая, кланяясь и извиняясь, умоляя не рассказывать Смитсену, как и положено бедной работнице, она чувствовала его внимательный взгляд и старалась вовсю. Кажется, он поверил. Во всяком случае ощущение опасности ушло.
Таша не сильно расстроилась из-за предполагаемого увольнения. Конечно, лучше было бы ей продолжать работать, пока дело не решится, но уволят — так уволят. Дальше дело было уже за официальным обыском в присутствии магов и духовников, и агент Таша спешила в управление, чтобы сообщить начальнику о результатах работы. Игорь Иванович лично приказал при появлении каких-либо новостей сразу же сообщать ему.
Ночной город приветливо мигал глазами фонарей, обдувал теплым ветерком, а до прибытия автобуса оставалось минут пять, когда она подошла к остановке, закурила в ожидании транспорта. Улицы на удивление были пустынны, хотя столица обычно не спала круглые сутки. По шоссе мчались машины, а вот людей практически не было.
Каким чудом она почувствовала нападение — сказать сложно. Видимо, не прошли даром ни тренировки по развитию интуиции, ни занятия боевыми искусствами. Вот она стояла и курила, и тут же метнулась в сторону, развернулась, впечатала первому нападающему сигарету в лицо, проскользнула мимо второго и побежала, наклоняя голову и ожидая выстрела. Это только в приключенческих романах одна героиня легко раскидывает семерых мужиков, при этом еще и успевая многословно думать, а частенько и длинненько поболтать с ними о том, как они дошли до жизни такой. В реальности все проще — мозг отключается, тело работает на рефлексах, а ум даден, чтобы понимать, когда нужно бежать. Благо, бегом агенты тоже активно занимались.
Она уже довольно далеко убежала, когда услышала, что один из нападавших что-то выкрикивает ей вслед и догадалась-таки нажать тревожную кнопку, вделанную в манжет курточки. В следующую минуту наведенное проклятие сбило ее с ног, парализуя, перемалывая кости, иссушая и высасывая жизнь.
Агент Тандаджи, известный в доме Смитсена, как Ману, работал, в отличие от Таши, с проживанием в доме, и с начальством виделся в редкие выходные. В эту пятницу его не отпустили, а он и не настаивал. Связной всегда служила Таша.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});