крик, добивающийся сострадания, не сознавая остроты боли, которая его вызвала, и с дрожью приподнялась на своей постели, не произнося ни слова.
Пьер сел возле кровати и обратил всё своё внимание на её испуганное и непорочное лицо.
«В белоснежной одежде и с бледными щеками ты действительно создана для алтаря, но не для того, о котором мечтает твое любящее сердце, – для алтаря возлюбленной жертвы!»
«Пьер!»
«Эта последняя жестокость тиранов заставит их врагов убить друг друга»
«Сердце моё! Сердце моё!»
«Нет,…. Люси, я женат»
Девушка не стала более бледной, но стала белой как любой из прокаженных; постельному белью передалась скрытая дрожь всех её конечностей; одно мгновенье она сидела, рассеянно изучая безучастные глаза Пьера, а затем в обмороке припала к нему.
Быстрое безумие проникло в мозг Пьера; все прошлое показалось мечтой, и все настоящее – неясным ужасом. Он ухватил её, уложил неподвижное тело на кровать и постучал, чтобы позвать на помощь. В комнату прибежала девица Марта и, охватив взглядом две непонятных фигуры, завопила и в ужасе отвернулась. Но повторный окрик Пьера отвлек Марту, и, бросившись вон из комнаты, она вернулась с сильным успокоительным средством, которое вскоре вернуло Люси к жизни.
«Марта! Марта!» – бормотала теперь Люси едва слышным шепотом, дрожа в таких же дрожащих руках девицы, – «скорей, скорей; иди ко мне – прогони его! разбуди меня! разбуди меня!»
«Нет, Богом молю, спи снова», – кричала Марта, склоняясь над нею, обнимая её и искоса бросая на Пьера взгляд, исполненный ненависти и негодования. «Во имя святого Бога, сэр, что это? Зачем вы пришли сюда; будьте вы прокляты!»
«Проклят? – это хорошо. Она снова стала самой собой, Марта?»
«Вы, так или иначе, убили ее; где тут „снова стала собой“? Моя нежно любимая! о, моя юная любимица! Скажи мне! скажи мне!» – и она низко согнулась над ней.
Пьер уже приблизился к кровати, подав знак девице оставить их, но как только Люси повторно поймала взглядом его измученную фигуру, она вскоре опять шепотом запричитала: «Марта! Марта! уведи его подальше! – туда – туда! его – его!» – и, закрыв свои глаза, с судорожным отвращением вытянула руки.
«Чудовище! непостижимый злодей!» – снова закричала сраженная ужасом девушка. – «Уходите! Посмотрите! она замирает при виде вас – прочь! Вы опять хотите её убить? Прочь!»
Застывший и похолодевший от своей собственного душевного волнения, Пьер тихо развернулся и оставил комнату, и, с трудом спускаясь по лестнице, тяжкой поступью, – как человек, медленно несущий тяжелое бремя – прошел через длинный узкий проход к крылу в задней части дома, где, постучав в дверь мисс Лэниллин, вызвал её к Люси, которая, как он кратко объяснил, ослабела. Затем, не ожидая какого-либо ответа, покинул дом, и пошел прямо к особняку.
III
«Моя мать уже встала?» – спросил он Дейтса, которого встретил в зале.
«Еще нет, сэр; – о Боже, сэр! Вы, часом, не больны?»
«До смерти! Позволь мне пройти».
Поднимаясь к комнате своей матери, он услышал близкие шаги и встретил ее на большом среднем пролете лестницы, где во вполне просторной нише мраморная группа из оскверняющих храм Лаокоона и двух его невинных детей, запутавшись в сложных клубках из змей, корчилась в вечном мучении.
«Мама, вернись со мной в свою комнату»
Она следила за его внезапным присутствием с тёмным, но подавленным предчувствием, стоя надменно и с отвращением, и дрожащими губами произнесла: «Пьер, ты сам отказал мне в доверии, и ты не в силах так же легко вернуть его мне. Говори! что теперь между тобой и мной?»
«Я женат, мама»
«Великий Боже! На ком?»
«Не на Люси Тартэн, мама»
«Поскольку ты запросто говоришь, что она не Люси, не говоря, кто она в действительности, то это – хорошее доказательство того, что она – какая-то дрянь. Люси знает о твоем браке?»
«Я только что от Люси»
К настоящему времени жесткость г-жи Глендиннинг медленно спадала. Теперь она сжала рукой балюстраду, над которой склонилась, и на мгновение дрогнула. Затем вся ее надменность вернулась и выстроилась перед Пьером в безразличном, непримиримом горе и презрении к нему.
«Моя тёмная душа пророчила что-то тёмное. Если ты ещё не нашёл другое жилище и другой стол, помимо этого, тогда ищи его прямо сейчас. Под моей крышей и за моим столом тому, кто когда-то был Пьером Глендиннингом, места больше нет»
Она отвернулась от него и, шатаясь, поднялась по витой лестнице и исчезла из виду; в то время пока Пьер держался за балюстраду, он, казалось, чувствовал, что внезапные острые конвульсии снисходят к нему от его матери.
Он посмотрел вокруг безумными глазами, на шатающийся под ним пол, на затихший покидаемый дом; но когда он пересекал его порог, его нога зацепилась за приподнятый уступ; он подался вперед к каменному портику и упал, увидев себя издевательски вышвырнутым из-под своей собственной наследственной крыши.
IV
Пройдя через заднюю калитку широкого внутреннего двора, Пьер закрыл её за собой, затем повернулся и оперся на неё. Его взгляд остановился на главном центральном дымоходе особняка, голубой дым из которого мягко завивался в утреннем воздухе.
«Каменная плита, которой ты сопротивляешься, никогда, чувствую нутром, не отдавит эти ноги. О, Боже, что ответишь ты на вопрос, отчего Пьер стал бродягой?»
Он медленно пошел вдаль и, проходя мимо окон Люси, поискал глазами и увидел плотно сдвинутые белые занавески, белый дом в глубокой тишине и белую верховую лошадь, привязанную у ворот.
«Я вошел бы, но снова начнутся её отвратительные вопли; что ещё я могу теперь сказать или сделать для неё? Я не в состоянии объяснить. Она знает всё, что я решился открыть. Да, но ты действительно внезапно и безжалостно возник перед нею; твоя порывистость, твоя внезапность убили её, Пьер! – Нет, нет, нет! – Жестокие новости, кого они не сомнут? Если суждено нанести неизбежный удар, то пусть это будет мгновенный удар кинжала! Эти занавески плотно закрывают её, поэтому позвольте мне изобразить её милый лик на занавеси моей души. Спи, спи, спи, спи, ангел! – не просыпайся больше ни для Пьера, ни для себя, моя Люси!»
Идя уже поспешно и вслепую, он столкнулся с каким-то встречным прохожим. Человек остановился пораженный и, подняв взгляд, Пьер признал в нём слугу из Особняка. Та внезапность, которая теперь побуждала его ко всем его действиям, снова охватила его. Игнорируя тревожное состояние человека при таком столкновении с его молодым хозяином, Пьер приказал, чтобы тот следовал за ним. Подойдя прямо к «Чёрному лебедю», небольшой деревенской гостинице, он вошел в первую же свободную комнату и, предложив человеку присесть, нашёл содержателя дома и попросил перо и бумагу.
При удобном случае в час необычайного несчастья определенные характеры находят странную, истеричную разрядку в диком извращенном юморе, лучше всего отвлекающим их от всего неприемлемого в этот момент, хотя они редко проявляют эту черту в отношении с людьми, более вовлеченным в причину или последствия их страданий. Склонный к холодному осуждению простой философ назвал бы такое поведение не иначе как временным безумием; и, возможно, поэтому непреклонный и бесчеловечный взгляд с чисто простых позиций на всё наше горе или другое считает чистейшими глупостью и безумием.
Письмо, уже написанное, было следующим:
«Славному Старине Дейтсу._
«Дейтс, друг мой, сейчас же встряхнись. Пойди в мою комнату, Дейтс, и снеси мне вниз мой сейф из красного дерева и замок, покрытый синим ситцем; увяжи всё очень тщательно, мой дорогой Дейтс, это довольно тяжело, и поставь в стороне от задней двери. Затем пойди обратно и принеси мне мой письменный стол и поставь его также в стороне от задней двери. Затем ещё раз вернись и принеси мне старую раскладушку (посмотри,