— Какая вкуснятина эти бриоши, — сказала Стелла с набитым ртом и налила себе чашку чая.
Раньше она никогда не пила чай. Раньше она предпочитала бриошам булочки с корицей. У Дженни появилось чувство, будто дочь, отдаляясь от нее, становилась счастливее. В темном зале Стелла сияла даже ярче свечей, которые Дженни зажгла на буфете.
— Лиза! Твои бриоши — самое лучшее, что есть на этом свете, — заявила Стелла, когда Лиза вошла в зал, чтобы выставить в витрину два черничных пирога.
Прежде чем вернуться на кухню, Лиза подошла к Стелле и поставила перед ней блюдечко с маслом и порцию домашнего яблочного джема.
— Ты рассказала маме о своих планах на выходные? — поинтересовалась она.
— Еще успею, — заверила Стелла Лизу, скрестив за спиной пальцы.
— А какие у тебя планы?
Дженни вернулась к прилавку, приняв заказ у вечно брюзжащего Илая Хатауэя.
— Только не предлагайте мне ничего полезного, — потребовал Илай. В тусклом сером свете таксист выглядел совсем древним старцем. — Крепкий кофе и два пончика с желе. Вот что я хочу. И не пытайтесь меня отговорить.
В меню не было никаких пончиков с желе, но Дженни искренне надеялась, что он довольствуется малиновым штруделем. Зрение у Илая порядком ослабло, так что он, вероятно, даже не заметит разницы.
— Я планировала помочь тебе здесь в выходные, — ответила Стелла.
Хорошо хоть Лиза к этому времени ушла на кухню и Стелле не пришлось признаваться, что она ждет в гости Джулиет. Однако новичку всегда трудно дается ложь, и Стелла закашлялась оттого, что слова застряли у нее в горле. Дженни похлопала дочь по спине и налила ей стакан воды.
— Это совсем не обязательно, — сказала Дженни. — Школа важнее.
— Но ведь Синтия работает.
Мать и дочь обменялись взглядами.
— Постой, я сама догадаюсь. — Стелла совсем скисла, даже позеленела. — То, что подходит Синтии, не годится для меня. Тебе никогда не нравятся мои друзья.
Стелла схватила рюкзак и направилась к двери.
— Неправда, мне нравится Синтия. Просто мне кажется, что у нее слишком много проблем, только и всего.
— У всех много проблем, — парировала Стелла. — И ты не исключение.
Разгорался спор, такой же сильный, как дождь за окном, он так же больно хлестал и оставлял раны, которые, возможно, никогда не затянутся. Перепалка набирала силу, но тут произошла очень странная вещь, и, когда это случилось, спорщицы затихли. А все дело в том, что на комоде рядом с сахарницами стояли свечи, и одна из них вдруг ярко вспыхнула в темноте, словно блесточка мелькнула. За окном каменный дождь забарабанил сильнее, а тут такое сияние. Это была булавка, которую Стелла воткнула в воск.
— Где ты взяла свечи?
Стелла запаниковала, словно испортила все гадание.
— В ящике за салфетками. Когда я пришла сюда, было очень темно. Наверное, когда буду возвращаться домой, то придется смотреть в оба — на подъездной дорожке будет полно черепах.
Дженни перестала вытирать прилавок. Она тоже заметила искру. Дождь грохотал, словно камнепад, тысячи тяжелых капель падали с неба прозрачными, как первый лед, что затягивал озеро Песочные Часы зимой. Стелла стояла в дверях, держа в руках рюкзак, зонтик и желтый дождевик, одолженный Лизой. Дождь бил в затянутую сеткой раму, и в девочку летели брызги — холодные и беспощадные.
Закрой дверь и не смотри. Когда пламя коснется булавки, войдет твой возлюбленный.
— И ты узнаешь, кто твоя истинная любовь, — заверила ее Джулиет Эронсон. — Можешь не сомневаться.
Пламя коснулось булавки, но ничего не произошло. Никто не пришел. Может, это даже к лучшему. От Стеллы не зависело, кто войдет через дверь, как не зависело, на кого падет ее любовь. По крайней мере, теперь она сможет рассказать верной подружке, что попробовала сыграть в ее глупую игру.
— Мне пора, — сказала Стелла.
— Я могла бы тебя подвезти. — Дженни выписала счет Илаю Хатауэю; она оказалась права — он не пожаловался насчет штруделя.
— Нет. Ты на работе. Не беспокойся. Я сама о себе позабочусь. Не утону.
Ночная тьма все еще не рассеялась, парковку освещали лишь фары подъехавшего грузовика. Под дождем пробежал Мэтт Эйвери в старой парусиновой куртке и протекающих ботинках. Дуб, видимо, дал ему еще одну передышку. В такой день нельзя было спиливать дерево. Мэтт не придержал дверь, и она захлопнулась за ним, а он стоял на пороге и вытирал мокрое лицо.
— Всем привет, — сказал он, чуть не натолкнувшись на племянницу, которая не сдвинулась с места, а уставилась на него, открыв рот.
Пламя обожгло булавку, и Стелла увидела, каким взглядом Мэтт посмотрел на ее мать.
— Привет.
Стелла окончательно смутилась и решила, что ей не помешает охладиться, поэтому она открыла дверную раму с сеткой и запустила в чайную брызги.
— Хочешь, я подвезу тебя в школу? — спросил Мэтт.
— У тебя есть более важные дела, — ответила дяде Стелла.
Он рассмеялся:
— Какие, например?
— Какие угодно. Все равно желаю удачи. Она тебе понадобится.
— Подростки, — произнес Мэтт, подсаживаясь к прилавку.
— Они все сумасшедшие, — согласилась Дженни.
Она налила Мэтту чашку кофе, но по-прежнему избегала смотреть ему в глаза. Ей казалось, она тоже потихоньку сходит с ума в этом тускло освещенном зале, где Мэтт смотрит на нее не отрываясь, а Илай Хатауэй стучит ложечкой по стакану, требуя еще одного куска малинового штруделя.
— Поживее, девочка, — позвал ее Илай, — а то я умру с голоду. Принеси мне еще один пончик с желе.
«Девочка», — подумала Дженни и рассмеялась.
— А я считала, что у вас диабет! — прокричала она неугомонному посетителю.
Все равно ей придется взглянуть на Мэтта, поэтому она решила больше не откладывать. За окном орал хор лягушек, засевших в луже возле ступеней. Еще слышался шум дождя, такой дождь бывает во сне — бесконечный, невидимый, словно бьется пульс вселенной.
— Как твой брат? — поинтересовалась Дженни, отрезая штрудель для Илая и передавая Мэтту меню.
— Опять этот Уилл. — Мэтт подлил в свой кофе сливок. — Нам никак не удается от него отделаться.
И оба призадумались над сказанным, пока Дженни относила Илаю Хатауэю заказ. Так вышло, что Уилл поселился у брата. Вместе с Генри Эллиотом они сходили к судье и рассказали о краже маленького домика. Уилл, разумеется, старался помочь и подробно описал типа, представившегося репортером, который легко мог оказаться убийцей, так что художник нарисовал с его слов портрет. Мэтт сообщил Дженни, что судья позволил Уиллу пожить в Юнити под присмотром брата, пока рассматривается его дело.