Коломба вспыхнула и молча вскочила. Асканио побледнел от волнения и, прижав дрожавшую руку к груди, пытался унять сердцебиение.
Они заговорили вместе.
Он сказал:
— Прошу прощения, мадмуазель, но вы разрешили мне показать вам кое-какие украшения.
Она промолвила:
— Рада видеть, что вы совсем здоровы, господин Асканио.
Влюбленные в один и тот же миг умолкли, и, хотя они перебили друг друга, хотя их нежные голоса слились, очевидно, они все отлично расслышали, ибо Асканио, ободренный улыбкой девушки, которую, разумеется, рассмешил этот забавный случай, отвечал чуть увереннее:
— Неужели вы все еще помните, что я был ранен?
— Мы с госпожой Перриной очень тревожились о вас и все удивлялись, отчего вы не приходите.
— Я решил больше не приходить.
— Почему же?
В эту решительную минуту Асканио пришлось опереться о ствол дерева, затем он собрал все силы, все свое мужество и промолвил прерывающимся голосом:
— Что ж, я могу признаться: я любил вас.
— А теперь?
Крик этот, вырвавшийся из груди Коломбы, рассеял бы все сомнения человека более опытного, чем Асканио; у него же он пробудил лишь слабую надежду.
— Теперь — увы! — продолжал он. — Я измерил расстояние, разделяющее нас, и знаю, что вы счастливая невеста знатного графа…
— «Счастливая»! — перебила его Коломба с горькой улыбкой.
— Как, вы не любите графа? Великий Боже! О, скажите же, разве он недостоин вас?
— Он богатый, могущественный вельможа, он гораздо выше меня по положению… Впрочем, разве вы его не видели?
— Нет. И я боялся расспрашивать о нем, но, право, не знаю почему, я был уверен, что он молод и хорош собою, что он вам нравится.
— Он старше моего отца, и, кроме того, он внушает мне ужас! — с непреодолимым отвращением промолвила Коломба, закрывая лицо руками.
Асканио вне себя от радости упал на колени, молитвенно сложил руки и, побледнев еще больше, полузакрыл глаза, но его нежный взгляд светился из-под ресниц, и на побелевших губах расцвела божественно прекрасная улыбка.
— Что с вами, Асканио? — испуганно спросила Коломба.
— Что со мной! — воскликнул молодой человек, обретая в приливе радости ту смелость, которую сначала придало ему горе. — Что со мной! Ведь я люблю тебя, Коломба!
— Асканио, Асканио! — прошептала Коломба, и в голосе ее звучали укоризна, радость и такая нежность, будто она произносила слова любви.
Да, они поняли друг друга; их сердца соединились, и они сами не заметили, как их губы встретились.
— Друг мой! — промолвила Коломба, ласково отстраняя Асканио.
Они смотрели друг на друга в каком-то самозабвении; это была встреча двух ангелов. Такие минуты не повторяются.
— Итак, — сказал Асканио, — вы не любите графа д’Орбека. Значит, вы могли бы полюбить меня!
— Друг мой! — повторила Коломба серьезно и ласково. — До сих пор только отец целовал меня в лоб, и, увы, так редко! Я наивна, как ребенок, не ведающий жизни, но я почувствовала радостный трепет, когда вы поцеловали меня, и я поняла, что долг мой отныне принадлежать только вам или Господу Богу. Право, если бы не это чувство, я подумала бы, что согрешила! Уста ваши освятили наш союз. Да, отныне я ваша невеста и жена, и пусть даже сам отец мой скажет мне «нет»! Я верю лишь голосу Господа Бога, голосу, звучащему в моей душе и говорящему мне «да». Вот моя рука, она принадлежит вам.
— Ангелы рая, внемлите ей и завидуйте мне!.. — воскликнул Асканио.
Восторг влюбленных нельзя описать, нельзя пересказать. Поймет его лишь тот, кто испытал его. Невозможно описать слова, взгляды, пожатия рук этих двух чистых и прекрасных юных созданий. Их незапятнанные души сливались воедино, как два прозрачных источника, не меняя ни свойств своих, ни цвета. Ни одним нескромным помыслом не омрачил Асканио ясного чела своей любимой; Коломба доверчиво оперлась о плечо жениха. Даже Дева Мария улыбнулась бы, посмотрев на них с небес.
Когда полюбишь, спешишь всем поделиться с любимым существом, рассказать о своей жизни, о настоящем, о прошлом, о будущем. И вот, когда к Асканио и Коломбе вернулся дар речи, они поведали друг другу обо всех своих горестях, обо всех надеждах последних дней. Это было восхитительно. Их чувства были так схожи, будто они говорили друг про друга. Они много выстрадали, но сейчас вспоминали о своих страданиях с улыбкой.
Но вот они коснулись будущего и сразу же стали серьезными и печальными. Что Провидение уготовило им назавтра? Они сотворены друг для друга, но люди, почитающие условности, сочтут их брак неравным, просто чудовищным. Как же быть? Как заставить графа д’Орбека отказаться от невесты, а парижского прево — выдать дочь за какого-то ремесленника?
— Увы, друг мой, — сказала Коломба, — ведь я дала обет, что буду принадлежать только вам или Господу Богу, и ясно вижу, что мне суждено принадлежать Богу.
— Нет, нет, — отвечал Асканио, — вы моя! Мы слишком неопытны, и нам вдвоем не перевернуть нашу жизнь, но я поговорю со своим дорогим учителем, с маэстро Бенвенуто. Вот кто силен духом, Коломба, вот у кого нет предрассудков! На земле он поступает так, как, должно быть, Господь Бог поступает на небесах, и добивается всего, чего ни пожелает. Он сделает так, что ты будешь моей. Уж не знаю, как он сделает это, но так будет. Он любит препятствия. Бенвенуто поговорит с Франциском Первым, убедит твоего отца. Он может разрушить любые преграды! Только одного он не мог бы сделать, но ты сама это сделала без его вмешательства — ты полюбила меня. Все остальное пустяки. Знаешь, моя любимая, теперь я верю в чудеса!
— Асканио, милый, раз вы надеетесь, надеюсь и я. Как вы думаете, а не попытаться ли и мне что-нибудь сделать? Есть одна особа, воле которой отец послушен. Как вы думаете, не написать ли мне герцогине д’Этамп?
— Герцогине д’Этамп?! — воскликнул Асканио. — Боже мой, я совсем забыл о ней!
И тут Асканио просто, без всякой рисовки, поведал девушке о встрече с герцогиней, о том, что та полюбила его, что еще сегодня, всего лишь час назад, сказала о своей смертельной ненависти к его возлюбленной. Впрочем, все это пустяки! Бенвенуто будет немного труднее, вот и все. Подумаешь, одним противником больше — этим его не испугаешь.
— Милый друг, — промолвила Коломба, — вы верите в своего учителя, а я верю в вас. Поговорите же с Челлини как можно скорее, вручим ему нашу судьбу!
— Завтра же я открою ему свою душу. Он так меня любит! Он все поймет с полуслова… Но что с тобой, Коломба, родная, отчего ты снова грустна?
Коломба ловила каждое слово Асканио и познавала всю глубину своей любви, чувствуя, как жало ревности впивается ей в сердце. Не раз она порывисто сжимала руку Асканио.